Ничего не умеешь, имеешь, уметь не хочешь

Ничего не умеешь, имеешь, уметь не хочешь,
хочешь чтобы само пришло, сама пришла,
потому что в Вене-Риме-Нью-Йорке длинные ночи,
как в Москве, Вавилоне... кусок стекла

или просто дыра в стене, дверной проем, бойница,
проницаемые взглядом до той пустоты - насквозь,
через которые втекают-вытекают лица,
все лица жизни, сколько их за неё набралось,

оставляя по себе нелепый, чужой, привычный осадок -
этакое никому-кому-нибудь письмецо -
рысьи бега сгибов, углов, овалов, отвердевающих складок --
это твое-не твое собравшее их лицо.

Комната, номер отеля, каюта, купе вагона -
неси меня-его-её каменный, железный, деревянный конверт
ты разберешь эту скоропись жизни, Персефона,
в зеленой, бурой, сгоревшей своей траве.

Я о себе-тебе-не себе - толпе идущей
через дни к ночи, бесчисленные, отсчитанные дни,
в этом потопе ночей - в удушье
еще шевелю губами - веслами лиц, как они,

и она - безответна, безадресна, податлива, черновата,
она замечает нас, когда устаем ждать, устаем жить,
и тогда - залепляет нам слух гулкой, свистящей ватой
ночь, но чтобы поверить в ночь - нужно персты вложить.