Я верю в холодильник, белый и большой

Я верю в холодильник, белый и большой,
холодный, равнодумный, наполненный едой,
Во все Большие Вещи, которых во как хочешь,
в вас, корифеи дня, в вас, незабудки ночи,
в квартиры, спальни, гарнитуры
отборной импортной фактуры,
блистающие модой и ценой,
и на мгновенье замерший прибой
озвученной хрустальной пены,
в коврово-полированные стены,
в кругу которых стерео- и цвет
парят над духом де-валяй котлет.
В сады прибрежные с избушкой типа вилла,
чтоб зависть всех косила и давила,
в моторы ражие всё поцилиндристее и мощней
в лобастых, ловких деловых людей,
в шампанско-ананасные купели,
в распахнутые грешные постели,
в определённый чувств комплекс,
в дарящий радость обоюдно секс
на чудо-ложе в кружевах, в атласе,
в многонулёвый счёт в сберкассе,
в вас, половодье шмоток, льнущих, словно ласка
триумф фарцовщика, обворожительная сказка!
в быт качественный, прочный и простой,
сдобренный наюсною, красною икрой,
в "прогресс" и премию, в повышенный оклад,
в железный, верный всюду блат
и: в связи, в руки, в озорные ножки,
серёжки, кольца, ожерелья, брошки
с каменьями, с серебреца и злата -
чтоб жизнь неслась победна и крылата!
И только Вам, чтобы услышать не могли:
рубли? Ну, как их не верти - всего рубли.
А вот чеканные десятки и пятёрки
Его Величества царя Николки!
Во всё, что здорово и прогрессивно
в век космоса и собственной машины.

А где же вы, химеры и фигуры,
светящиеся символы идей,
веками сохранявшие фактуру
и современные, по-заковыристие и ловчей?
И от чего на переломе лет,
к несчастью, опоздавшее, без проку ренегатство
и утверждение квартирного негласного богатства,
и есть ли вразумляющий ответ?
Два пункта неопровержимых
в висках блуждают непрерывно.
Опаздывая по своим оборванным дорогам,
я думал,  думал не словами - стоном:
на что могу рассчитывать, на что мне опереться,
и получалось - что на вещи и на сердце.
И сколько раз, после каких событий
одно-одно прохладное открытье:
действительность распахивала ставни -
рассчитывай на деньги лишь в кармане.
И вправду умягчают все заботы
корректные, скользящие банкноты.
Как действеннее виртуозно запланированных акций
всего один пучок припухлых ассигнаций
и сколь верней звонков, записок и приветов
вид казначейских гранд-билетов.
А если кто благоустроенный и тупоблагодушный
сейчас начнёт брезгливо морщить уши -
за выглаженный шиворот встряхну
и голым выброшу не в тундру, не в тайгу, не на луну,
а в лес волшебный, чёрный и ночной,
что город обтекает стороной,
иль в чисто поле из-под убранной картошки,
чтоб спотыкались слепые ножки -
пусть добирается домой, потом к врачу...
Бумагу тратить боле не хочу.
А, может, всё не так, а, может, я не прав
и в голове моей зашторенное царство,
просто споткнулся я, безвыходно попав,
в дурной квадрант бессчетно-многомерного пространства

Второй же тихо потрясает, лбом - в тупик:
неизменимость вещи, их немой язык,
их неподвижный, чёткий хоровод,
самим собой созданный натюрморт.
Вещи не знают перемены -
на них меняются лишь цены.
Века проходят, скольких нет,
а по базарам развалилась та же снедь.
Вот человек, мгновенье - нет!
Нет. НЕТ - огромное, на целый свет!
А вещь его не вздрогнет, не вздохнёт,
на месте пролежит за годом год.
Лишь пыль посеребрит, покроет, как печаль.
Пыль - времени конечная деталь.
У вещи, как у нас, есть прошлое своё,
своя история и путь сквозь бытиё,
свои заслуги, раны и утраты,
к тому ж, они ни в чём не виноваты.
Им не дано не изменить, не измениться,
лишь могут потеряться иль разбиться.
Простая вець, твоя вещица
она - как ты! Как брат, сестрица!
Тебе - взамен, на годы и года,
в ней вместе "никогда" и"навсегда".
А вот ещё какие чудеса
из слов слагаются и, видно, неспроста:
вещь - вещий, вещность – вечность
и не отсюда ль - человечность?
И можно отыскать весомее причины
для оправдания вещевой мертвечины
для вас, фанатики последней четвертушки,
герои фильтра и трёхзвёздочной чекушки.
Сегодня всё. Кто рад? Я рад!
для закрепленья - резюме-плакат:
В слезах, в мечтах, в объятьях, словно клещи,
бациллы века, симпатяги-вещи.
1973 г.