Сны и видения. Ч. 20. Битва

    Исход битвы был предрешен. Хоть войско амазонок было гораздо более многочисленным, чем силы Песчаного Города, но пришельцы были утомлены переходом через миры и сражениями. На стороне Черных Рыцарей была магия памяти, которую они собирали десятками тысяч лет, она жила как бы отдельно от них, самостоятельной жизнью. Ее призывали только в крайних случаях. Амазонки же (учитывая их энергетическую истощенность) могли лишь строить порталы и вызывать в наш мир зверей-разрушителей, с которыми нам легко было справиться.
   Ранним утром следующего дня войско амазонок двинулось на штурм. Развернутые вымпелы, лязг оружия, звуки боевых труб и барабанов, воинственный вой воительниц – гром и мощный вал звуков подкатились к стене города и, ударившись о нее, разбились на отдельные круговороты в общей какофонии. С шипением возникали дыры в пространстве, из них выходили огромные существа с массивным телом на высоких, столбовидных ногах, они подходили к стенам и били в них головами, напоминавшими таран на длинной, змеевидной шее, заканчивавшимися тремя бивнями, направленными вперед. Лучники со стен методично расстреливали их огненными стрелами, с фырканьем вонзавшимися в серую с фиолетовыми разводами шкуру белым, мерцающим огнем и взрывавшимися затем. Существа падали с громом, но на смену им из пространства выходили другие. В стенах, несмотря на их толщину, начали образовываться выбоины, камни сыпались вниз. Амазонки отвечали на выстрелы наших лучников, сбивая их со стен своими стрелами. Мой отец-король стоял на угловой башне, ничем не защищенный, широко раскинув руки и собирая силу своей памяти. Стрелы со свистом пролетали мимо, не задевая его. В это время я и группа рыцарей пронеслись по городу на полном скаку, миновали луга и оазисы в дальнем конце города, где местные жители выращивали свои кривые, приземистые деревца с большими, круглыми, оранжевыми плодами и поле со съедобной, лиловой травой и вылетели в пустыню через короткий охраняемый проход в скале. Вдали слышался невнятный рев битвы, сквозь который пробивались одиночные яростные вскрики животных и людей, удары в стены города. Мы спешили обойти амазонок с фланга. На предельной скорости летели по пустыне, черные флаги и плащи рыцарей стелились в жарком воздухе, кони всхрапывали и скалили клыки взрывая песок и поднимая его в воздух, наш отряд напоминал мощный, сжатый кулак в железной перчатке, готовый врезаться в цель. Обогнув стену города, я увидел, как черная фигурка короля на башне соединила руки перед собой. От него, все расширяясь, пошла странная волна, похожая на марево в знойном воздухе, проходящая сквозь передние ряды амазонок. Их тела замедляли движение, словно они начинали двигаться сквозь липкую массу, все медленнее и медленнее, затем замирали в странных позах и начинали рассыпаться в прах. Я видел, как их незащищенные шлемами лица мгновенно старели и дряхлели. Отец вывернул память в обратную сторону и в своем управляемом сне, увидев их в будущем, «притянул» его, будущее амазонок, в наш мир. Мы врезались во фланг, разделяя войско захватчиков на две части. Та, которая была ближе к стене города, попала в западню. Ворота открылись, оттуда начали выбегать легко вооруженные пехотинцы из числа жителей города. Они приняли бой. Мы же развернулись – и атаковали дальние ряды амазонок. Мечи в руках черных рыцарей превратились в сгустки тьмы, свободно охватывающие любой предмет, которого они касались. Рыцари, управляя памятью, тут же делали усилие, забывая то, чего касался меч – и будь то человеческое тело, или оружие, или большая дикая кошка, которая несла на себе амазонку – все исчезало. Эти мечи были воплощенной частью их памяти, самой опасной, относящейся ко всему, что связано с ненавистью и разрушением. Вместо того, чтобы ненавидеть кого-либо и терзаться этим воспоминанием, как обычные люди – рыцари избавлялись от ненависти, воплощая ее в темный меч. И пускали его в ход в сражениях. Сила и концентрация их тысячелетней ненависти была столь велика, что никто не мог устоять против этих мечей, кроме некоторых сверхдуховных существ из Забытой Вселенной.
   И была тишина. Даже пустынный ветер стих. Поле битвы было покрыто мертвыми телами. Их лица выражали отчаяние и боль. Оружие, стяги, трупы животных. Песок был красным и липким. И до самого горизонта, до неровной линии горизонта, в который медленно падало оранжевое светило, одно из пяти – смерть бродила по пустыне. Только ныла где-то неподалеку флейта, сделанная из мумии какого-то животного, тонко и жалобно вскрикивала, печаль ее напева говорила о том, что все проходит, все, даже вечность…даже ненависть. Остается только вкус потери, соленый вкус потери на губах.
   Я сидел на песке перед телом амазонки Дормы, ее голова лежала на моих коленях. Мы сошлись с ней в бою – и вот, она мертва. Она потеряла много сил, когда вела свой народ через миры, спасая от черных карликов. Обессиленная, она без колебаний приняла бой со мной, и мне не нужно было слишком стараться, чтобы победить. Мне даже не пришлось применять магию. В ее груди торчал мой кинжал, рукоятка его была сделана в форме змеи, клинок был словно язык, высунувшийся из пасти. Я убил амазонку Дорму, легенду для многих народов, воплощение идеи справедливости и защиты. Мои глаза были сухими. Пустыня уже высушила их. На шее ее я заметил цепочку, скрывавшуюся под кое-как сшитой, окровавленной одеждой из шкуры кошки. Я попытался рассмотреть ее. Это была серебряная цепочка, удивительная по красоте переплетающихся, филигранных звеньев. Я снял ее. На ней был круглый медальон и вначале я не понял, что на нем изображено. Но, стерев кровь, я рассмотрел чеканку. Это был сидящая сторожевая собака.
Вдруг я заметил краем глаза какое-то движение рядом. Сибр. Большой белый пес медленно приближался к нам по песку. Я стоял на коленях, и Сибр мне казался высоким, возвышавшимся до самого голубого, чистого неба.
   Сибр уже давно не показывался людям. Он жил в храме, который возвели в его честь, в дальних, скрытых помещениях. Местные жители приносили ему еду – в виде жертвоприношений. Сибр удалился от людей уже давно – как только вернулся король и изгнал из города обращенных в карликов людей тьмы. Он подошел медленно и всмотрелся в лицо Дормы, потом посмотрел на медальон в моих руках… и заглянул в мои глаза. Его глаза были печальны, в них было что-то почти человеческое. Я отвел взгляд. Он тяжело вздохнул, отвернулся и лег, положив свою большую голову на грудь Дормы. Он закрыл глаза.

(продолжение следует)