Незабываемые будни быль

      
      
Все дальше и дальше уходят от нас дни, когда мы работали на своём  колхозном поле, где выросли, а затем бурили глубокие и сверхглубокие нефтяные скважины и добывали нефть. С детства мы любили свою страну и родное поле, где росли подсолнухи, просо, колосилась бескрайняя пшеница.  Любили на нём работать от зари до зари, всегда с песнями, вместе со своими  матерями-вдовами. До сих пор в памяти ещё  немало тех песен. Мужчин, практически, не было. Были лишь калеки,  которые изо всех сил тянули бригадирство и ремонтные работы, скудного сельхозинвентаря. Недавно окончилась великая война и все мужчины остались там. Мальчишки, начиная с шестилетнего возраста, помогали, как могли, старшим, сначала на сборе колосков, а затем в обслуживании косилок, и одного, двух комбайнов- развалюх, что трудились на сиротливом поле.  Работали, не покладая рук, и учились  в сёлах, у таких же отчаянных, добрейшей души, учителей. Помнится –  наша первая учительница Александра Виссарионовна,  приходила из соседнего села, где она жила, нередко  в сорокаградусный мороз. Заходила в класс (учительской не было)  по пояс в снегу, с часто  покрасневшими глазами, хотя мы никогда не  видели нашу вторую маму унывающей.  Её –  любимого Васеньку, с которым она прожила всего два месяца, фашисты убили под Сталинградом…После школы многие из нас ринулись поступать в институты. Страна звала учиться, учиться, и учиться. Не все сразу поступили. Сказывались и недоедания, и недостаточная подготовка, от пропусков занятий в учебе, из-за вызова прямо из школы на полевые работы, а также наше ребячье озорство, и непонимание серьезности происходящего. К тому же ещё, наша вечная болезнь, -    протекции, связи  и неопытность в дальних дорогах…Жизнь коротка .   Всё это уже позади и седина легла на плечи.  Я и многие мои товарищи, которые не поступили в сельскохозяйственные институты,  посвятили себя, после Саратовского технического училища, нефтяной профессии, где с окончанием, затем техникумов и институтов, отдали этой профессии помногу лет, которая нам стала уже родной,  как и поля Родины, куда не раз  мы ещё возвращались, увлекаемые незабываемым детством.Так после крайнего Севера я работал целый год в совхозе" Золотая степь" село "Александровка" Советского района Саратовской области- сначала месяц технологом  сельхоз инвентаря , а затем и главным инженером совхоза.Жаль, что вскоре, не поладив с парткомом, который обирал работающих на селе,а я был категорически  против,мне пришлось рассчитаться и уйти из совхоза .Директор хоть и умный и работоспособный, так как наш совхоз был первым в районе, и уборку урожая мы закончили первыми в области,  потакал парткому и даже понизил меня в должности до уровня рабочего.К сожалению, народ, как обычно,  у нас может только лишь в носу ковыряться . Молчок!Уверен, такое со мной случилось и под нажимом района, где в местной газете я тогда уже вовсю писал стихи и особенно статьи в защиту бывших немцев Поволжья ,так как в тех краях была  их бывшая автономия.Правда всем немцам вскоре пришлось покинуть Россию и наш совхоз , благодаря появившимся тупоумным  нуворишам во главе с Ельцином. А какой бы оазис благополучия можно было создать в центре России, а затем брать с него пример и двигаться дальше, и дальше по стране...
И всё же, я благодарен директору Виктору Ивановичу Халепо
за полученную мной квартиру,в которой я доживаю век,но у же в Краснодарском крае.При бандитском капитализме , не умея воровать, я бы жил в какой- нибудь лачуге или на Крайнем Севере .Моя бывшая квартира развалилась В Ленинакане при землетрясении , где я в честь своего отца, погибшего на фронте, бившего три года фашистов по тылам врага, жил два года. Кстати, тогда судьба крепко наказала виновных, что выставили меня из совхоза. Председатель профсоюза попал в аварию и чуть остался жив, пролежав в больнице два месяца.Парторг получил инфаркт.А ДИРЕКТОР сломал ногу и тоже пролежал целый месяц.
 Затем я ушёл в ЗНГДУ добывать нефть в пос Степное Саратовской области, где создал и уникальное изобретение нового нефтедобывающего насоса...
 И все же  нефтяное дело, которому мы посвятили основную часть взрослой жизни, и которым уже не занимаемся  несколько лет –  забыть невозможно. «Огни и воды», пройденные там когда-то, вспоминаем здесь на родной земле, как далёкое сказочное  минувшее и живём нынешним, и тем пережитым –  и так будет до конца дней…Пишу здесь, в основном, от первого лица, включая сюда и своих товарищей… Мы были теми миллионами, откуда и пошла лучшая страна в мире –  по новому строю, науки, техники и многому другому…У нас  пули  не свистели над головой, но почему - то каждую ночь я  вижу своих товарищей во сне, утверждаю, свое дело и делю с ними радость побед и горечь поражений. Почему? У  всех разные характеры, но каждый из нас, прошедший через горнило испытаний, другим просто быть не может . Жаль, что многими забыты слова Павки Корчагина о жизни, что «даётся человеку один раз и прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно»…Поменялась страна. Те, кто были наверху, поделили её собственность между собой. А кто создавали и создают эту собственность, как всегда, молчаливо взирают на несправедливость и почёсывают затылки. Станет ли человечество умным по настоящему и отмежуется ли от инстинктивных привычек своих братьев меньших? Неизвестно…Из записей видно, что каждый из названных здесь, прошел с моё и более того, о чем говорят их заслуги. Те, кто построили великую страну, в большинстве своем, сегодня выброшены за борт, не имея ни благ, ни почёта. Молодёжь, пришедшая нам на смену, воспитанная купленной прессой и прихватизаторами, в основном  не знает, как создавали такую страну, которой  она зачастую пользуется не рационально. Не рационально, а бывает и наплевательски, очерняя своих предков, в угоду, то ли внукам князей - бездельников, чья вся жизнь проходила на балах, то ли кулакам, то ли отъявленным, что в большинстве никогда не работали, не любили свой народ, свою страну, а любили только деньги. Эти нелюди к людям не имеют никакого отношения.  Все вместе они   сделали переворот в девяносто первом с капиталами извне. И это не семнадцатый год, когда грамотность у масс была на нуле. «Толстосумы слились в цепь единую на земле и её не порвать. Обошли весь земной шар с дубиною, уж пора это каждому знать». А пора бы уже понять, что  мы все - один великий народ и делить нам давно нечего, как в цивилизованных странах. Наверно придет время, когда «Отмыта от коросты белой, красной изба под кров свой соберет детей».  Многие, видимо не понимают , что все  нынешние слова и дела,  затем попадут в архивы и к идущим следом за ними, поколениям, которые будут видеть кто, что стоил в прожитой жизни…Здесь почти нет старшего поколения, которое не присутствуют из-за нищеты. Оно не способно иметь даже компьютер. Иначе, таких бы, как я, здесь было много, а не единицы, сэкономившие на желудке, и  дотянувшиеся хоть до этой прессы.…Итак:
  Много, очень много нами сделано просчётов и ошибок из-за неопытности и доверчивости на своём пути. Зачем мне нужно было  например, в семидесятых, отказаться от должности инженера по тех. безопасности, что предлагали в конторе бурения№1 Саратовнефтегаз, когда я учился в МИНХ и ГП им Губкина?
Меня тогда мучила совесть, как молодого коммуниста, что вдруг на меня покажут пальцем, как я сижу и «протираю штаны» вместо того, чтобы выводить свою скважину из природного катаклизма. А был я тогда в бригаде рядовым рабочим. Кончилось это для меня печально. Не каждому по плечу работать от души по 12 часов с бездорожьем и затем штурмовать науку до двух часов ночи. А какими мы  были тогда упорными. У нас в бурении был учитель-  профессионал по скоростному методу бурения Рыжов В.И. В Заволжье ему равных не было. Мы, молодые,  направленные   в  пос Советское из тех. училища: Семёнов Г., Передреев И., я и некоторые другие - специально оставались в его смену, чтобы перенять его индивидуальные навыки в работе. После ликвидации нашей конторы, двое из названных друзей и я –  самый молодой, оказались в Светлогорском УБР Белоруссии, а затем и на крайнем Севере, в городе Инта. Разве можно забыть, как мы принимали месячные обязательства по скважине третья «Тишковская» под Гомелем, буровым мастером которой был уже Передреев И.А. Бригаде тогда, был запланирован месячный план по бурению скважины в 1200 метров. Каждая из четырех смен, во главе с бурильщиком (бригадиром), брала на себя обязательства, которые она сможет осилить в течение месяца. На пуске буровой всегда присутствовало главное руководство управления буровых работ. (Каждая буровая скважина- это минизавод в степи, лесу, тундре).На этом собрании три вахты обязались пробурить в месяц от 307 до 315 метров, а четвёртая вахта, которой руководил я,  наметила пробурить 600 метров. Над нами, помню, смеялись и настаивали взять меньше, но мы не сдавались и решение в конце концов было закреплено подписями. Месяц пролетел, как один день. Пора подводить итоги. Наша бригада тогда выполнила свой план, пробурив около 1300 метров, из которых 627 были нашими. Никто из молодых нынче не знает, какая это прелесть- соревнование. Там не нужны никакие деньги – всё ради будущего. На энтузиазме росла  наша страна, а затем она обошла всех. С почти нулевой грамотностью вначале – первая вышла в космос. Как один из примеров –  спорт. Наши спортсмены получали зарплату, как все граждане, а медалей у нас было больше, чем во всём мире, вместе взятых. Сейчас «рвачи»-   миллионеры, а по спорту  в хвосте у всех. У спортсменов, воспитанных на капитале, нет совести и не будет, отсюда и результаты. Вспомните братьев Буре с их алчной мамашей! Кто трудится ради денег - результаты- ниже средних. Давно проверено. Но - «Нива- труженица безголосая все дары им приносит свои. А народная долюшка босая, будто встарь спину гнет до земли». В России –  по другому никогда не будет. Страна, Пушкина, Достоевского, Толстого, Ленина, останется навсегда такой. Герой Советского союза Л.И.Брежнев, последние восемь лет был не в своем уме, и нынешние перевертыши каждый год вешали ему ещё героя по труду. Два раза он пытался уйти с поста, но ему это сделать не дали. За его спиной искусственно готовили и создали голод в стране, а после его смерти - разрушили союз, имитируя негодность строя. Посмотрите на Вьетнам, Китай, Скандинавские страны и пр. По уровню жизни мы входили в десятку лучших стран мира, а нынче на 148 месте и тридцать лет уже катимся только вниз….
Но продолжим: Будучи уже мастерами, мы приходим на скважину №19 «Макарихинской» площади в интинской разведке Коми АССР. Приходим туда: я –  старшим буровым мастером и Семёнов Г.В.- начальником буровой. До нас на этой площади было закончено 17 скважин, кроме скважины под №17. На этой площади было немало передовиков производства и лучшему  из них Белозёрову И.С. было присвоено звание Героя соц. труда. Расчёт срока на бурение нашей скважины определяли по скоростным скважинам, пробуренным там. Итак, срок бурения на всю скважину был нам запланирован в два с половиной года. По случайному совпадению, первый месячный план был  дан, как когда-то в Белоруссии 1200 метров. Несмотря на неудачное начало (мы потеряли более трех суток- некачественно заливали направление одним агрегатом), утром шестнадцатого –  я передал в экспедицию, о выполнении месячного задания. Семёнов Г. В. находился на слете буровых мастеров в Ухте, а я в это время был  на буровой, и обучал каждую вахту скоростному методу бурения, как когда - то  применялось мной в Белоруссии . Бригадой эта скважина была успешно завершена за девять месяцев. Правда, мне заканчивать её не пришлось из-за того, что меня, как коммуниста, отправили на аварийную скважину №17, о которой я говорил выше. По семнадцатой скважине экспедиция несла миллионные убытки и никак не могла её закончить. Скважина была важная. По ней шло обоснование подсчётов запаса нефти на этой площади. До меня на скважине работало пять буровых мастеров и она была в плачевном состоянии. Там я ещё больше участвовал  в технологии бурения и лишь иногда бывал дома. Без меня бурение прекращалось, несмотря на замену меня технологами. Через два месяца семнадцатая скважина была сдана стране с качественными показателями. С этой бригадой следующая скважина 21 «Интинская» была пробурена за шесть с половиной месяцев, вместо не менее двух лет, если соотносить с другими, на этой площади. Приходилось уже соревноваться с бригадой Семенова Г.В., которую обучал я, и она нередко нас обставляла.  (Разное качество бригад)
  Некоторые из нас, названные и неназванные, были представлены к высоким правительственным наградам. Семенов Г.В. получил орден дружбы народов. Два раза и меня официально планировали на представление, но ни разу я награду не получал, из-за моих критических выступлений на партийных собраниях, в республиканской газете «Красное знамя», где я в дальнейшем (по просьбе из газеты), стал внештатным её корреспондентом, а также моей неуживчивости с пьяницами  в руководстве. Три раза мне приходилось переходить в отстающие бригады. Давалось –  это не легко. Помню, как с одной из буровых на «Интинской» площади, меня на руках отнесли в вертолёт (был пятидесятиградусный мороз) с прострелом радикулита, с чем мирился уже неделю, и спровадили в больницу, где   отлежал - месяц. А сейчас «трудяги - пчёлки, вертолётов стаи, могилами покрыли всю страну. Горят в них наши дети под обстрелом боевиков, стяжателей рубля. И вижу, как под барским флагом белым, в обратную вновь вертится земля»… Передреева Ивана Арсеньевича, о ком писал выше, уже нет в живых. А я вернулся  с Севера  со слуховым аппаратом. Тогда, чтобы получить правительственную награду, нужно было  хорошо трудиться, и ещё  лучше угождать чиновникам. «Языкастые», типа меня, ни наград, ни премий не получали. Однако, против того времени стало ещё хуже. Пенсию северную отняли. Десять тысяч рублей (рубль был в два раза ценнее доллара) приравняли к стоимости двух булок хлеба. Изобретение, аналогов которому нет в мире, отняли уже в эти дни и пользуются им по сей день. Я не имею от него ни копейки, как и страна, прибыль которой исчислялась бы в валюте с нулями в энной степени. Суды на службе у ж…я. Покупаю бензин из «своих скважин» на обмызганные Жигули по мировым ценам(с этой-то пенсии) и поддерживаю сохранность изобретения в институте для в…я. Связи, блат, воровство, коррупция - пронизали всё общество. Беспризорников в стране, что основа для криминала, от пяти до десяти миллионов. И это можно продолжать до бесконечности. Конечно, такую власть нужно менять каждый год, т.е. поменять законы и переизбирать,  переизбирать её, пока в неё не придут люди, болеющие за свою страну, чтобы никогда не лилась кровь между своими, чтобы не было бесконечных терактов, как нынче, и чтобы люди не сидели годами за железными дверями. Но кто сие будет делать? НЕ народ же, который на 70-80% такой же, ввиду своей  «изуродованности», из-за православной веры особенно со времен Ивана Грозного. На мой взгляд, на данном этапе нам нужен только тоталитарный строй, в текущем времени, и с руководителями, к которым не липнут доллары….Но такие люди, пока наверх  не пробьются - ж..ё не пустит, ведь оно живёт в раю – на дармовом. Рынок для нашего народа, не имеющего в своей массе, понятия о моральной этике и национальной гордости - это маразм. Лишь принципы государственности во всем. При этом рынке страны нет, какой она должна быть –  и не будет. 
Конечно, после той человечной бурной жизни, особенно те счастливые годы, будут нам сниться до конца дней. Там наши наивность и доверчивость, и отсутствие информации, что потом привели нас к нулевым результатам в конце жизни...
... И все же наш путь, я надеюсь, пригодится идущим следом за нами, и потому об одном рядовом случае  я расскажу  поподробнее.  Несмотря ни на что, жизнь продолжается и нельзя поддаваться пессимизму, хоть я сейчас  и пишу лежа на пару, с родным  радикулитом, незаживающей памятью тех, уже далёких трудовых и творческих лет…
«Взмыл вертолёт, наш аэробус рабочий, цепляясь за воздух крылом. Ждет нас на Нарцете геолого-точка с прицелом на Нижний Девон».
  Очнулся я от холодной темноты, что растревожила и прогнала куда-то сон. Моторы дизелей на буровой мерно отбивали чечётку. Я быстро вскочил на ноги и щёлкнул выключателем. Лампочка не загоралась, и за окном было темно. Видимо что-то случилось с электростанциями на буровой, подумал я.  Сон мгновенно улетучился и холод уже охватывал тело. Тревога нарастала с каждым мгновением. Не знаю, сколько времени я проспал, но когда ложился, было около одиннадцати ночи. Мороз уже тогда приближался к сорока градусам.
    Но почему нет света? Потому, насколько в балке похолодало, было ясно, что свет пропал минут пятнадцать – двадцать назад, а  значит, что-то случилось плохое, причем с обеими электростанциями. Буквально через два –  три часа все тепло, что поддерживается обогревателями в балках и паром в бараке и столовой, улетучится. И это, несмотря на нашу изобретательность, в утеплении по осени и во время бесконечной зимы. Я выбежал на улицу и окинул взглядом унылый темный поселок, буровую, котельную. Трубы котельной понемногу дымили. Значит, она работала сама на себя. В дизельном сарае буровой, по щелям в обшивке, метался луч фонарика, а вышка с темным молчаливым упорством, как бы рвалась в небо, чтобы пронзить бесконечную вселенную и эту темноту. Подгоняемый невеселыми мыслями я через несколько секунд, был на буровой. Вся работающая вахта буровиков находилась в дизельном сарае, сгрудившись у маленького моторчика, которым дизелисты решили подзарядить севшие аккумуляторы. Старшего дизелиста (нашего механика Н. Гантарука) на скважине не было. Прилетевшая смена не могла сказать что-нибудь вразумительное о местонахождении его в Инте. Помню, впоследствии, по окончании месяца, я наставил в табеле  Гантаруку немало прогулов и он не получил премиальные. В отместку мне - он собрал несколько собутыльников и написал письмо Л.И. Брежневу, где клеветнически утверждал о моем засилье в коллективе, как члена КПСС и даже, якобы, избиении мною одного из его партнеров по выпивке. Ответ пришел быстро. Но при вызове всех их, в том числе и меня, для разбирательства в экспедицию, «избитый» под суровым взглядом главного инженера, пронизывающего насквозь, струсил и смазал ложь Гантарука, чистосердечным признанием. Примерно через год, когда я уже ушел из этой бригады,  Гантарук закончил свой жизненный путь в невменяемом состоянии, задавив сам себя трактором.
     Но вернемся в нынешнюю действительность. Я отозвал бурильщика Володю Байкова –  рослого, спокойного, видавшего уже всякое здесь, на Севере и узнал у него, в каком положении находится бурильный инструмент в скважине. Узнал –  оторвал ли он бурильные трубы с долотом от забоя, так как в это время шел процесс бурения на буровой.  Если вдруг трубы прилипнут в стволе, то это –  авария и тогда оторвать их от стенок скважины почти невозможно…. По словам первого дизелиста, получилось, что час назад он заводил запасную станцию, прогрел ее и был уверен в ее исправности. На данный момент он посадил уже вторую группу аккумуляторов, т.е. и ту, что снял с первой застучавшей станции, но запасную завести так и не смог. Зарядка аккумуляторов обычно производилась работающими станциями, но сейчас они обе были мертвы.  Потому вся вахта старалась завести маленький моторчик, оставленный геофизиками, который мог «прикурить» и подзарядить аккумуляторы. Дизелисты и буровики крутили моторчик по очереди рукояткой, но он никак не хотел заводиться. Как тут мне было сдержаться, чтобы не разыгрались нервы, думая тогда, что здесь пахнет разгильдяйством.
      Не иначе –  думал я, что дизелисты не прогрели  вторую станцию, хотя уверяли меня в обратном. Шел первый час ночи. Пришел бурильщик, отдыхающей смены Николай Никитин. Я объяснил ему случившиеся и, как старшего смены попросил, чтобы он предупредил поваров, о спасении продуктов. Да, конечно,  удержаться от эмоций мне тогда было сложно. Поселок замерзал, в котельной вода была на исходе, и остановить ее в такие морозы –  значит надолго отказаться от бурения, а может  и совсем загубить скважину. Без котельной, без воды – подачу которой осуществляет электроэнергия, буровая существовать не может. Воду, что так нужна буровой и нам, подавал центробежный насос, что находился на расстоянии полутора километров на озере, в ледяной тундре. Так как без света тот насос  тоже стоял, то вся длиннющая водяная линия, заполненная водой, если не принять срочные меры,  вскоре могла замерзнуть. От нас рядом находилась река Нарцета –  со сказочным названием. Но крутой и глубокий спуск к реке не позволил нам в начале бурения установить там водяной насос. Да, Нарцета, Нарцета... На мгновенье промелькнуло приятное воспоминание, которое в ту ночь казалось так далеко, хотя до того времени на самом деле было лишь протянуть руку. Несколько дней назад от меня улетела жена, которая в течении трех дней не уходила с реки. Мороз тогда был в пределах двадцати градусов и, пробурив лунку во льду ледорубом для ловли хариусов, вполне можно было согреться. Сначала мы с ней пошли на реку вдвоем, на нелюбимую для нее рыбалку. Помню, я пробурил несколько лунок во льду и, объяснив что к чему,  предложил ей одну из них, а сам себе выбрал другую,  считая ее понадежней. Время на рыбалку у меня  всегда было ограничено, и  я думал тогда получить хоть какой-то результат. Но вскоре бойцовский возглас жены подпортил мне джентльменское настроение. Она, как заправский рыбак, выудила из лунки серебристого, трепыхающегося хариуса грамм на девятьсот. Мне тогда не повезло, и я поймал лишь одного небольшого субъекта. Жена, зарядившись удачным началом, поймала пять штук крупных, хищных красавцев. За те три дня, что она пробыла у нас, я ни разу не видел ее скучающей в  балке. Тогда жена поймала 14 рыбин, научилась классно бурить лунки и не бояться насадки червяка и безлюдной тундры. Жаль, что промелькнувшему светлому чувству в тот миг в голове было места мало. В унисон настроению, в памяти мгновенно всплыла и темная страница скважины №15 Макарихинской площади, где в сильные морозы замерзла буровая, когда там находился, малоизвестный нам, новый мастер Зубков Б.И.  Геологическая точка тогда была  загублена. После сильных морозов ту буровую  отогревали всей экспедицией до весны, но привести её в порядок буровики уже не смогли. Ее списали, как загубленную. Экспедиция понесла большие убытки, из-за явной халатности бурового мастера и бригады. Наша скважина стоила еще дороже, ввиду того, что доставка грузов к нам шла только вертолетами. Зубков тогда был снят с работы, что пошло ему только на пользу….Через два месяца к нам в Ухтинское управление Коми был назначен новый начальник, вместо бывшего Забродоцкого, который пошел на повышение с отбытием в Москву. Наш новый верховный, прибывший из Сахалина,  оказался земляком Зубкова. Там они раньше вместе работали. При встрече у нас в экспедиции, они быстро нашли общий язык.  Вскоре после этого, Зубков пошел на двойное повышение сразу. Его назначили начальником РИДС,  то есть главным над всеми мастерами, на одном из участков экспедиции. Там  вскоре и меня ждала, как мастера «продуктивная» и нелегкая ноша от нашей обычной расхлябанности,  с новоиспеченным «Остапом Бендером»... «Век угодных длится, длится, красный свет делам. Над страною мрак клубится - наш российский срам».
     К сожалению, я тоже поплатился за скважину первую Лемвинскую, где в сорокасемиградусный мороз была некачественно зацементирована техническая колонна. На той скважине во время цементных работ из руководства я был не один, а вместе с главным инженером и начальником экспедиции. Особо ответственные решения по скважине принимали именно они. После принятия ими решения о начале цементирования колонны из труб в лютый мороз в два часа ночи, я не находил себе места, не зная, как этому противиться, предвидя худший вариант развития событий. Я считал, что цементировать нужно только днем. Днем и мороз слабее, и люди с другим настроением и с иным обозрением. В то время нашей бригадой был выполнен уже пятилетний план государства за два с половиной года….  При цементаже, несмотря на мощный бас главного, перекрывающего, все работающие агрегаты –  постепенно были заморожены все тампонажные линии.
Цемент с продавкой  качали дольше всех нормативных сроков. В трубах поднялось недопустимое давление из-за замерзания и схватывания цемента и мы, побежденные морозом, не смогли спасти бурильные трубы и техническую колонну, и поломали их. Скважина была загублена. В горячке я обозвал виновных преступниками, которых нужно отдать под суд. Но, увы! Лишь я был снят с работы и переведен в бурильщики.
       Год я работал на другой скважине,  затем простудился и заболел. Месяц отлежал в больнице, а после был назначен сюда, на вторую Бергантымыльскую в качестве помощника бурового мастера. Но хватит воспоминаний…
Чтобы снять нервное напряжение и осмыслить происходящее, я вышел из дизельной. Заодно решил проверить, что делается в замерзающем поселке и котельной. Из старших по званию, я здесь был один и потому, в основном от меня, зависело что дальше произойдет на буровой. Мысли работали в предельном напряжении, отыскивая «соломинку для утопающих» в холодной полярной ночи. Кстати, ее всегда можно найти, если не пасть духом и сильно постараться. Я зашел в котельную поздоровался с Ксенией Ивановной и узнал, как у неё идут дела.  Она пообещала мне продержаться до утра без подачи пара по точкам. Выйдя от нее с приподнятым настроением, я зарядился упорством и обрел уверенность, что буровая будет спасена. Нужно только мне, как всегда, самому засучить рукава и влезть в самое черновое дело с головой. Посередине нашего поселка горел костер и несколько человек, обогревались и даже перебрасывались шутками. Пришли два буровика, что я посылал к центробежному насосу на озеро. Воду с водяного насоса, полностью слить не удалось. Люди изрядно замерзли, их рукавицы превратились в несгибаемый панцирь. Хорошо, что лица были скрыты под подшлемниками и видны были лишь одни глаза, иначе бы  обморожения не избежать.
«Ты и я здесь по собственной воле и для нас слова нет - «не могу». Я и помощник дизелиста стали проверять подвод дизтоплива к электростанции,  что не завелась. Отсоединили шланг. Топливо сначала плюхнуло, а затем, уменьшаясь, стало течь тонюсенькой струйкой. Ясно, что под давлением оно нам создавало видимость нормального поступления. Выходит, дизелисты меня не обманули, и топливо замерзло уже после прогрева станции. Да, во всем этом Гантарук бы разобрался и аккумуляторы не посадил. Замерзшую линию пришлось, с риском, отогревать факелом, а затем обмотать мешковиной. Теперь нужно было любыми путями завести моторчик геофизиков, который иногда схватывал, вводя нас в заблуждение. Я решил вывести всех из дизельного сарая, где было шумно. Вывести на улицу и  выслушать там мнение каждого, кто может что- то подсказать, положительного в данной ситуации. Не помню, кто-то предложил  заменить свечу на моторчике. Но где ее взять? На скважине только дизеля. Вспомнили, что на территории буровой стояла опломбированная геофизическая машина - у которой были свечи. Решение было мной принято. Капот на моторе машины под напором лома щёлкнул и замок отлетел, как стеклянный. Достали свечу и сделали замену. И –  о чудо! Один оборот рукоятки, и моторчик - маленький идиот задымил и затарахтел на всю вселенную. Радости нашей не было предела! «Потому стал и полюс роднее, и к луне потянулась рука, и семья белых пятен скудеет, и течет нефтяная река». Какая она разная - эта радость, что бывает у человека. Один, как новый русский, сделал из «воздуха» деньги и рад до беспамятства, пока на свободе под покрывалом власти. Другой – в теплом ресторане швыряет нашими деньгами, которые мы здесь добываем потом и кровью. И он тоже рад хоть, по нашим понятиям, и глуп, как редька. Нам же «умным» - дым и тарахтенье «лилипута» оказалось райским подарком, что дороже всего на свете. «Да, непросто идти на пределе, увлекать за собою вослед, засыпать на ходу без постели, в сотый раз забывать про обед». Дизелист весь мокрый, хоть и было холодно, набрасывал провода на аккумулятор для подзарядки. Бензина в моторчике было мало и нужно было спешить. И вот пуск! Сделав пару оборотов, станция чихнула, но не завелась. Нервы наши были натянуты, как струна. Наконец снова включили стартер - и станция залопотала, видимо, как и мы, истосковавшись по свету. Он вспыхнул, ослепив нам глаза, смоченные непрошенными слезами. Давно я уже не ощущал такой легкости и бодрости(они возникают от второго дыхания), хотя длинная ночь подходила к концу. Не задерживаясь, во главе со мной, с ведерком солярки и факелом мы ринулись спасать центробежный насос на озеро. Костер в поселке еще горел, но яркий свет на столбах сделал его осиротелым, «Светом мысли гонят тьму поселки. Хмурится и тундра, и тайга. И глядят на нас лишь с удивленьем елки, что по пояс спрятались в снега». Не чувствуя холода, на подъеме, мы быстро добрались до водяного насоса и стали готовить его к пуску. Калорифер в будочке насоса уже делал своё доброе дело, но пальцы еще прилипали к болтам и гайкам. Наконец запустили центробежку. Давление поднялось до десяти и не падало. «Значит, линия где-то прихвачена морозом, а может, и по всей длине» - думал я. Я вышел из будки и окинул взглядом кусок водяной линии, что тянулся до сугроба снега. На столбе ярко горел свет. Посредине видимой линии был значительный изгиб и, наверно в нем, как я предположил, осталась вода и замерзла. Мы облили кусок трубы, обмотанной мешковиной, соляркой и подожгли. Солярка загоралась с трудом, но затем заполыхала вовсю. Ребята следили за горением, а я носился туда - сюда, наблюдая за давлением на манометре. И вот, почти как на капоте геофизической машины, щелчок и давление резко упало до единицы. Линия вздрогнула, как живая, но пропусков воды не было. Постепенно нарастая, давление поднялось до нужных атмосфер, что соответствовало обычному режиму работы водяного насоса. Вся длиннющая линия была не столько обмотана утеплителем, сколько засыпана снегом.  Это спасло ее от замораживания в  долгие и холодные ночные часы. Двое ребят остались обматывать линию, а я с дизелистом поспешил на буровую. В стороне буровой, то слева, то справа, принимая форму перистых облаков, соединенных между собой узкими и широкими перешейками, с довольно великими по высоте,  с бледными и яркими розовыми вытянутостями –  пылали, чарующие зарницы северного сияния. В центре сказочного действа стояла наша красавица – вышка - вся в огнях. Будто в темноте она дотянулась до неподвижных светлячков-звезд и нацепила их на себя в более ярком исполнении. Струны водяных линий, что тянулись к каждому объекту буровой, оказались исправными, и вода уже поступала в нужные точки. В шесть часов утра буровая продолжила углубление забоя, а в семь, как обычно, буровиков кормили завтраком, и я передавал сводку в экспедицию - в обычном режиме. Мороз тогда был, что не забывается в течение многих лет,  более пятидесяти градусов. До сих пор помню, как после аврала, я весь перепачканный, оттирал грязными руками обмороженные щеки. После - они до самой весны не переносили холода. Скважина эта, к сожалению, вскоре будет загублена уже при открытых нефтяных и газовых пластах, что на глубинах 3600-3800 метров, тупоумными нуворишами, богатство которых лишь безграничная, никем не контролируемая власть.
На вертолете привезут мне нового начальника буровой. Прежний Белозеров И. С.- герой соц. труда, уйдет по болезни. Нового сгрузят, как дрова –  невменяемым, а меня снова, не от мира сего (все в ногу - я не в ногу), не принявшего аморальности - уведет другая дорога, с накатанного уже пути, к иному берегу. (Начальник буровой у нас назначался на сверхглубоких и очень ответственных скважинах). Обычная рядовая, гибельная оказия случится со скважиной, когда я еще буду там,  отстраненный от дел - буду сидеть на чемодане, не имеющий уже права принимать решения, ожидая вертолёт, для отбытия на не знакомую  геологоточку. Но это уже другая история, которая вряд ли будет описана, так нет свободы слова. А демократия и порядок возможно и будут, но когда?  Все фамилии здесь истинные,  как и факты, что имеются в архивных документах, которые « в огне не горят, в воде не тонут». «Перевернуты морей страницы, где плескались дети силачей. И кипит ум, и сияют лица от забитых мастерски мечей».    Апрель 2003г.   


                Прим. Автора. Девон – это геологический                меловой разрез земли осадочных пород, где находится углеводородное сырье т.е. нефть и газ.