Адюльтер-16. С повязкой на глазах. Фрагм. романа
То вспыхни ярче средь невзгод!
Двенадцатый кровавый год
Мне преподнёс в боях однажды
Весьма пикантный эпизод.
Один штабной осёл полковник,
Он, правда, нынче уж покойник,
Доставить мне велел пакет.
– Поди секретный?
– Вовсе нет.
Так, мелочь… но об этом после.
Я к партизанам в лес был послан,
Когда лежал уж всюду снег.
Я был отчаянным, но взрослым
Уже рубакой, и успех,
С которым связана Жаннета,
Во всём сопутствовал мне с лета.
Сквозь сабли, пули и картечь
Меня, о чём и начал речь,
В лесной отряд, войной воспетый,
Судьба вела, где я Жаннет
Пленился, мною же согретой.
Тогда я был ещё корнет
И помнил юности рассвет
И все горячие советы
Надеть скорее эполеты.
Но образ тех недолгих лет
Пропал, в мундир переодетый.
Наш полк, бесславьем не задетый,
Был остановлен на привал.
Посланье важно обозвал
Полковник срочной эстафетой,
И я, поверив басне этой,
С седла уж долго не слезал.
Стремглав летел без остановки
До партизанской я зимовки,
А всё ж версту не доскакал…
Шлях чист, но вот и заподлянка…
Гляжу: лежат в снегу бокал,
Бутыль вина и маркитантка.
С французской шлюхой в первый раз
Столкнулся я. Не пуританка,
Само собою. С пьяных глаз,
Свалилась, видимо, с фургона:
В сугроб упала без урона
Для молодых своих костей.
Нельзя сказать определённо
Про выдворяемых гостей,
Что средь французов, наземь павших,
И шлюх полно в снегу, хоть мажь их
На хлеб иль плотью их владей.
Ни Бонапартовых, ни наших,
Я не видал вблизи частей,
Но партизАнским край был сей.
Французы, вялые на маршах,
Познать успели наш мороз.
Пусть и не вдарил он всерьёз.
Да завернись ты хоть в бумагу,
Хоть в мех – тут путь в край вечных грёз.
Легко холодной стать корягой,
Дав дуба в этакий мороз.
Передо мною стал вопрос:
Что делать с пьяной бедолагой?
Ну, первым делом, между лях ей
Не грех впендюрить бы, пока
Та задавала храпака.
– В мороз!? В таком пикантном стиле?!
– Такие действа не претили
Ничуть мне – это же трофей,
Чей лик с чертами галльских фей
Меня сразил. Желанья были!
Кто ж позаботится о пыле
Моём мужском, как не я сам!
Но почему-то я к бутыли
Вдруг потянулся – стыд и срам!
Едва успел смочить я губы,
Как кто-то тенью из-за дуба
Ко мне метнулся. Но упрям
В единоборстве я со смертью.
И не возьмёшь меня ни сетью,
Ни сталью в спину. Я тесак
Отбил бутылью просто так.
Да я б отбился даже плетью!
Разбойник с ножиком – пустяк,
Будь хоть француз он, хоть поляк!
Я б после двух секунд на третью
Совсем отвадил бы от драк
Такого увальня – мой враг
С тем тесаком ушёл бы вряд ли
От мести выхваченной сабли.
Француз задумался, мудак.
Надысь в успехе-то, простак,
Не сомневался он ни капли
И не гадал попасть впросак.
Мол, коль уж из засады граблю,
То с нападеньем со спины
Заочно шансы учтены.
Их двое было, мародёров.
Второй массивен был, как боров.
Но я ж не трус, мне хоть бы хны!
Гляжу, а боров тот премило
Решает, что моя кобыла
Ему отдастся в руки враз.
Но лошадь – с норовом и в глаз
Копытом получил гад живо.
Вмиг окочурился, вражина,
И даже охнуть не успел.
В бою кобыла, как машина!
Соперник мой оторопел
От наших общих ратных дел:
Тесак отбросил, как препону,
И запросил, хитрец, пардону.
Тут на него и пистолет
Наставил я – авторитет
У пули выше, чем у сабли.
Задрал французик кверху грабли,
А я командую: буди
Свою мадам и уходи,
Коль можешь, самым быстрым бегом.
Растёр лицо он бабе снегом,
И распахнула та глаза,
А в них сверкнула бирюза.
Ретировался враг мой спешно,
А маркитантка неизбежно
Осталась пленницей моей,
И прискакал в отряд я с ней.
Была податлива бабёнка
И похотлива – крайне ёмко
Её заправили своим
Горячим семенем гусары,
До баб охочи и не стары.
Едва врата ей отворим –
Досель мне помнится та дырка –
Так сразу и сливаем пылко.
На их Париж – наш третий Рим!
Мол, хоть одну осеменим,
Коль есть для семени копилка.
Вполне жива была кобылка,
Всех осчастливив жеребцов.
«Почаще б нам таких гонцов! –
Явились с бабой в лес не званы,
А вот по полной оправдал
Себя визит. Глубокий дар! –
Шутили вслед мне партизаны,
Когда отряд я покидал. –
Где были в житие изъяны,
Там наступила благодать.
Не всё ж овец в лесу е…ть».
Что, впрочем, было делом частым.
Ну, а пакет с письмом… был частным.
В отряде младший брат служил
Того полковника из штаба.
Приказ я выполнил. А баба
Осталась пленницей гусар.
Не то чтоб локти я кусал,
Оставив им свою добычу,
Но ревность ревностью я кличу.
По ней я после горевал.
Едва, дурак, не перенял
Манеру на снегу спать пьяным.
Не сразу, в общем-то, воспрянул
Я снова духом. Баб менял,
Но очень часто вспоминал
В былые годы эту кралю…
– Неутешительный финал.
– Решил, что хата моя с краю,
Оставил бабу на отряд,
Чему был сам потом не рад.
Эх, знал бы я, кого теряю!
Поставить ежели всех в ряд –
Жаннету, Катю, Зою, Раю –
Кого бы выбрал бы, я знаю.
Изящна формами, крепка,
А усладит и мужика,
И франта графского разлива,
Поскольку очень уж смазлива.
– Что ж стало с ней, коль всем подряд
Она у вас принадлежала?
И для кого она рожала?
– В неё, как я, влюблён был брат
Того полковника из штаба.
– С таким поклонником хотя бы,
Ей лУчше стало?
– Говорят,
Забрал он вскорости бедняжку
С собой в поместье. Ранен тяжко
Он был и враз лишён ноги.
Она крест няньки и слуги
При нём несла так беззаветно,
Что после стала жить безбедно
В поместье ключницей, когда
Он вскоре умер. Господа
Красу и службу оценили
И вряд ли сильно приуныли
Цинично после похорон,
Ей предложив со всех сторон
Свою заботу и опеку.
Как бабе и как человеку
Я ей сочувствую, ей-ей.
Совсем не дал ей Бог детей…
Без них и жизнь-то стала пресной.
Всех дел-то – случка да минет.
Приплода не было и нет
От красоты её небесной.
Ну, баста! Знать мне интересней,
На что решился ты, Онег.
– Пора, Саш, вновь мне на ночлег
К известной, то бишь неизвестной
По сей день Катиной сестре.
Ночной таинственной игре
По жёстким правилам я верен
И нарушать их не намерен.
Я честным словом связан впрок.
Чуть что, и для меня, дружок,
Кредит доверия потерян.
А шило всё же наш мешок
Таил недолго. Факты мутны,
Но к тайне сделан хоть шажок.
– От баб порой впадаю в шок.
Больны иль дьявольски распутны,
Не все-то бабы хороши,
Пусть и красивы, и доступны.
Ни куча денег, ни гроши
С тебя не спросятся, представь-ка!
У них совсем иная ставка.
Ты отвори в мой опыт дверь.
Две нимфоманки, верь не верь,
Признались, что блудливы очень,
Что впору им идти в бордель,
Чтоб без мужчин ни дня, ни ночи…
Ну, в общем, до того дошли,
Что аж с поклоном до земли
Меня просили, в самом деле:
Спаси, мол, от нужды в борделе.
Мол, коль искусен, ниспошли
На нас блаженство ты в постели.
«Когда бы гуси Рим спасли,
А сами б тоже уцелели!
Но… их на радостях и съели», –
Пусть нимфоманок и не рать,
Такой я предпочёл им дать
Ответ, призрев их аппетитность.
И та, и та не просто б_дь:
В очах – сплошная ненасытность!
Е_ся, хоть весь век, е…сь,
Но нимфоманок берегись!
* * *
Свидетельство о публикации №110032104856