Город

Город промок в одночасье, как бумажная салфетка, брошенная в лужицу пролитой воды. Пятна темно-серого асфальта и грязная каша полупереваренного весной снега. Злобные стаи собак, начавших праздновать свои дешевые свадьбы. Мутное солнце, словно начавший поджариваться желток, расплывалось по свинцовой сковородке неба. Это бредовая рефлексия называется весной. Той городской, шизофренической весной, которая пробуждает в душе не радость и желание жить, а равнодушие и слезы. Это отвратительное состояние завладевает всеми в середине марта, когда эйфория первого тепла проходит, а город не становится светлее. Промокшие ноги и не проходящий насморк, грязные машины и бьющиеся вдребезги сосульки, колючий ветер, постоянно воспаленные глаза и мокрые волосы. Всепоглощающая апатия…

Тебе сейчас хочется гулять до утра с кем-нибудь близким, близким настолько, чтоб не нужно было слов, чтоб рыжие фонари глядели голодными глазами в сердце, чтоб целоваться отчаянно, как в первый и последний раз, чтобы прощаться под соленым дождем, разъедающим сердце. Порой хочется просто обниматься на ветру, без лишних слов, смотреть в родные глаза и опускать голову, замирая, когда он начинает гладить твои волосы. Когда весь мир кажется чужим и враждебным, а наглые фары машин смотрят прямо в доверчиво распахнутую душу, страшно быть одной. Страшно засыпать в обнимку с плюшевым медведем, когда потолок расчерчен полосами света, а от тишины звенит где-то в горле. Никто не может спать один. Это больно.

Распахиваешь окно, чтобы ледяной ветер ворвался в комнату, закутываешься в одеяло и перебираешь гигабайты фотографий на жестком диске, только бы спастись от этого страха. Это моральный мазохизм, из разряда перечитывания старых дневников и истории сообщений. Весной собственная индивидуальность кажется болезнью, но ты продолжаешь сквозь боль наслаждаться ей. Тонкое извращение, изящное издевательство над собой. На фоне этого странного города твоя душа – белоснежная роза, смятая и брошенная на камень мокрой серой площади. Как нелепо, шесть миллиардов, шесть миллиардов людей по всему земному шару, и каждый из них – мир. Разной глубины, конечно. Но не по себе становится даже тогда, когда замираешь в колодце нависших серых десятиэтажек и постепенно осознаешь, что за каждым из сотен светящихся окон – жизнь. Понимаешь, что там тоже люди, сердца, чувства, проблемы, и что каждая из них не менее важна, чем твоя… Что ж тогда жаловаться на непонимание? На него обречены все

Время не лечит. Лечит ласка и тепло, слишком сильно нужные сейчас. Нежность. Молчание. Еще – когда прижимаешься к кому-то родному и сильному, а он без слов гладит твои волосы. Слова не лечат. Какими бы они ни были. Все эти долгие ночные разговоры, тревожные звонки, всхлипывание в трубку – не лечат. Нисколько. Лечит только осознание того, что ты не одинок.

Перестань. Ну пожалуйста, перестань. Я знаю, тяжело, знаю, эта весна играет с твоим сердцем, как ветер с бумажным пакетом. Она наглая, холодная, рвущая горло острой болью несмотря на самые теплые шарфы. Тебе страшно – и безразлично, пальцы скользят по мокрым перилам, на воспаленных губах плавятся снежинки.

- Пожалуйста, береги себя.
- Ты тоже себя береги.
- Ради меня.