эпистола марта

         


                Достойный римлянин с приветствия обычно
                все письма начинал, и в переписке личной
                то тут, то там мы видим «Деций Менас
                Нумерию Сисенне говорит
                привет», – и это было неизменно,
                как ход планид.

                Ну, здравствуй, Катерина.
                Как написал когда-то Гераклит,
                "всё движется", и стиль латинских писем
                сейчас уже, увы, полузабыт.




Легчайшее тебе – моё. У нас
пустынный март и копьеносец Марс,
изгнание зимы и чай английский.
Не верится, что скоро снег сойдёт,
а по ручьям и лужам детский флот
отправится к харибдам в путь неблизкий.

Ловлю себя на мысли, что к окну
всё чаще подхожу – в слезах, в тумане
я вижу двор и улицу одну,
и небо, небо, сжатое домами.
Мне не хватает скудности такой,
когда двором в рабочий понедельник
лишь тополя идут на водопой,
и мальчик с вичкой мается бездельем.

Март, Катерина, холоден и строг,
он ляжет снегом поздним между строк,
наедине со временем оставит,
и вина станут уксусом, пока
болезненно вскрывается река,
ломая над собою переправу.

И тот же март окликнет, подзовёт
и остановит время, обещая
власть даровать над смертными вещами,
источник радости и жизнь вперёд.

Март, Катерина, месяц нищеты
и щедрости. На подоконник в банке
поставишь луковицу – первые цветы –
как в детстве, или вынесешь приманку
для птиц – немного хлеба со стола,
а кажется, что сердце отдала,
чтобы любили долгую минуту
легко и кротко, словно ты – вода.

Я всё на свете вычеркну, забуду,
и только это, это – навсегда.