Белочка весною

Тишина… вроде… да нет: где то  вдалеке кто-то, что-то мурлычет под гитару вроде, или под балалайку? В прочем, все равно.
 На столе сервисная чашка, на дне сантиметр бурого портвейна. Расплескавшись по краям фарфора кровяными пятнами, тихо ждёт своей очереди и шепчет. Что-то несуразное про баб, ой, пардон: про женщин. мол помню ли я свою первую бабу ( теперь уже все равно) или нет. Соль, стекая по щеке, заглушает криком эти бормотанья:
 - Да что ты можешь знать про женщин, мутная бодяга?! Женщин вообще не бывает первых или последних, они все единственные.
 - Вот это глупость! – нарывается на беседу пустая рамка со стены, ее облезлые края напоминают всем о ее возрасте и мудрости -  это любовь бывает единственной, а женщины всегда очередные.
 -Ага, еб…ть, пардон: любить их всех надо, по очереди и часто -  тихо побулькал, икая опорожненный с вечера пузырь портвейна. В нем уже нет жизни, последние капли на дне, вот и так тихо бормочет, зато вчера кричал громче всех.
 - Не надо грубости! – крикнула на лету соль и растворилась в бордовой жидкости на дне чашки.
Портвейн на донышке немного окреп и простонал:
 - Развели тут диспут, просто надо знать: помнит он ее, ту, первую.
Тут все вопрошающе замолчали.
 - Да пошли вы, тихо сказал я и, потирая щетину, выпил последние капли со дна чашки, но тут же заскучал. Надо позвонить соседу, пусть сгоняет за бомбой в ларек, беседы надо продолжать.
 Тишина… вроде да, а вроде нет.