Стихи, написанные ночью

отрывок.

                ... и срезали цветок.
Он умирал,
Беспомощно заламывая листья,
А рядом кто-то на ухо шептал:
“Цветок достоин рериховской кисти!”

Зачем с восторгом наблюдаем мы,
Как гибнут мучаясь цветы?



окно.

                Я  ухожу в темную ночь,
Ночь — непроглядно-безлунную .
Я  подняла от подушки прочь
Голову свою чугунную.
Ночь за окном приглашает меня
В холод — играть с собою.
И не дает мне в дорогу огня —
Путь освещает звездою.
Тихо. И страшно. Окно здесь темней
Смотрит пустою глазницей
В улицу — ходят по ней
Люди,
забывшие
         лица...


верлибр.

Ноготь ночи — светлый месяц —
Отчеркнул по крепу
           неба
Вырез платья для Вселенной,
Закрепил
                его
                звездой.


луна и музыка.

Темнота .
       Тишина.
А я  — слушаю музыку.
И рвется
                по коже
Пронзительной
                дрожью
Нежность
в безбрежность
Шелковой ночи .
Одна —

                Непонятна! Немыслима! —
                Легкая телом луна .

              Распущены сети .
Разбиты оковы.
И мудрые совы
Легко
и неслышно
Скользнули по крышам...
Я — облако!
     Ветер — мой яростный друг!
Я прыгнула к звездам —
я сумасшедшая!
А в небе
      колеблется
      кружевом
    звук...


возвращение.

                Дом, напоенный солнцем и летом,
                Запахом листьев и свежих цветов,
                Тихий, воскресный —  из тысячи снов 
                Как мне найти тебя? Ты мне неведом.

                Тающий лед самомнений и лжи
                Ломко впивается в тонкие пальцы.
                Мысль паутинкою в жесткие пяльцы
                Разума сжата. И — ни души.

                Кто мне поможет сойти с пьедестала
                Гнусной реальности зла и обид?
                Зябнет душа и все ищет начала
                В отзвуках детства, и плачет навзрыд.

                Дом, напоенный солнцем и летом,
                Тихая сказка серебряных рыбок...
                Мир бесконечен, безжалостен, зыбок.
                Мир без людей, без любви... Милый дом, где ты?
                Где ты?..


еще  раз.

А ты смотрел, глазами улыбаясь,
Ловил минуты в мышеловку майских дней.
Еще раз солнце падало, качаясь,
Шатаясь пьяницею между площадей.
               
  А с крыш трамвайных гомон воробьиный
Концертом бешеным распугивал котов,
Осоловев в тепле лучей, витрины
Старались втиснуться плотней в бока домов.

ТЫ слушал звон колоколов и зыбких стекол,
Рисуя радугу в разводах черных луж.
Еще раз чистопрудных лип зеленый локон
Вился, ажурных веток смазав тушь.


медленный  вальс.
Аскару.
Восточный мальчик, мой нежный призрак,
Избравший солнечную обитель,
Как прежде странствующий воитель, —
Душою странною мне так близок!

Ночные бдения у колодца,
Дыханьем легким соединенье —
И нет обиды, пустых мучений,
Лишь только горы, лишь только солнце!

Касанье рук под сробевшим взглядом —
И счастье снова во взмахах птицы,
В словах молитвы — лишь не разбиться,
Лишь только б снова глазами рядом,

Лишь только б радостно выйти к небу
Над смогом глупости и безверья,
Где птицы счастья теряют перья,
Где люди сыты единым хлебом!..

Восточный мальчик, мой нежный призрак,
Избравший солнечную обитель,
Как прежде странствующий воитель, —
Душою странною мне так близок...


канун.

Ветер дернул зиму за вихор — и упал.
Взмельтешил.
И помчался по улицам с хохотом,
на бегу развевая с прохожих губ пар.
Он спешил,
отдирая прошедший год с грохотом
от домов, как рекламу, служившую век,
как  плакат,
стертый временем, снегом и выцветший.
Не понятен, внезапен и весел был бег
на закат.
И седел на глазах город высохший.

А прохожие ходко скользили впотьмах...
Был канун —
пахло елкой, морозом, бананами.
Ранний свет зажигался в дрожащих домах.
Вихрь-шалун
верховодил воронами пьяными.

А потом — кутерьма, бой курантов, огни!
Пузырьки сквозь хрусталь, серпантин, конфетти!
Смех, круженье и смех! И сиянье свечей!
И бессонница  счастья, подруга ночей!
Поцелуй в темной кухне — и выход к гостям!
И катание с гор — крики, хохот и гам!..

                А потом — сизый дым...  недопитый бокал...
Натюрморт с оливье...  храпа дружный хорал...
И похмелие с пивом...  и блестки дождя,
Что душистая елка роняет дрожа...
А на улице — солнце зажмурило глаз...
Вот и кончился век — снова жизнь началась.



***   ***   ***

Я теперь не усну — я буду молчать.
Я, бессонная, буду сына качать.
Чуть заслышу шаги — в веки спрячу глаза.
Одна. Пусть буду одна.

Серым пламенем город в ночи объят.
В этом городе спят. Одинокими спят.
Я — один на один с помертвелой луной.
Муллой город стонет ночной.

То ли шелест шагов, то ли листьев иль шин.
С минарета с аллахом поет муэдзин.
И гамлетов вопрос тщетно ищет ответ...
С гор на цыпочках в город входит рассвет.


ташкент — москва.

Я полюбила торжественность южной ночи —
Гирлянды желтых, как глаз орла, фонарей,
Домов соседних больные бессонницей очи
И скрип подъездных дверей,

Внезапный скрежет и грохот ночного трамвая,
Веселые крики гуляк, лай собак, тишину,
Которая так же внезапна. За что? Я не знаю.
Быть может, напоминает мне это Москву?..


грустящий  холод.

...заняться изученьем стен,
чтобы в себе осилить веру
в предельность Зла, родив химеру
Любви; оставить страсти — тлен, — 

и мне — легко, и — я легка
так, словно бабочка в пейзаже...
Дрожу на жирно-черной саже
и глупо счастлива. Пока.

О преклоненная мольба
колен о кольцах на перчатке!
И я смеюсь... И мостик шаткий
Меж нас разрушила судьба...


***   ***   *** 

А мне не нужно чьих-то слов
И глаз, так преданно смотрящих —
Смотрю поверх людских голов,
Не отвечаю говорящим

Со мной — мне дела нет
До чьих-то слез, до чьих-то мнений.
Но если б дал зеленый свет
Мне кто-нибудь в конце туннеля!..


мой  ангел.

Как песня стихает вдали,
Как солнце заходит в горах,
Как немо чертят стрижи
В дымящихся небесах —
Так сходит улыбка с лица,
Когда я вижу тебя,
Мой ангел...


подруга.

Верить в предсказания пророков,
Если в них нет даже капли смысла
Разве не абсурдно? Но пороков
Есть таких немного в нашей жизни.

Согласись? Ведь все не так уж страшно —
О судьбе загадывая, млеять,
Ворожить на королях отважных,
А потом в душе сомненья сеять...

Самовар бы нам да вязь баранок.
Осторожный шепот воска, блюдо,
Непонятный голос спозаранок.
Я и ты. Гаданье. Вера в чудо.


прогулка.
А.К.
Решетка светлых волос лежит на твоем лице.
Ты их отбросил назад легким движеньем руки.
Солнце в кольце облаков — как в обручальном кольце.
Ты идешь, глядя в небо, и слышишь свои шаги.

В окнах соседних домов зажигается свет.
Ты уверен — дома заждался тебя старый друг.
Ты хочешь курить и жалеешь, что нет сигарет.
Ты засунул руки глубже в карманы брюк.


Уже четвертые сутки на улице — плюс.
Тебе это нравится — долго скучал по теплу.
Ты пробуешь талую воду сосулек на вкус.
Ты счастлив, увидев в небе свою звезду...



***  ***  ***

Ностальгия  по  прошлому — полустлевшие  чувства,
Меланхолии  серой  запоздавший  каприз.
Я  уже  изменилась,  мне  не  больно,  не  грустно.
Я  пуста, бестелесна.  Я  под  сенью  кулис.

Я  не  выйду  на  сцену,  я  не  стану  паяцем,
И  Джульеттой  не  быть  мне — слишком  много  джульетт.
Я  почти  разучилась  бурно  плакать,  смеяться —
Как  же  просто  сказать  равнодушное  “нет”!



измена.

Как  будто  счастлива.  Но  странная  тоска
Мной  завладела,  не  дает  вздохнуть.
Я  вечно  строю  замки  из  песка
И  вечно  прохожу  окольный  путь.

Обречена  на  поиски  причин.
“Кто  виноват?” — излюбленный  вопрос.
И  выбран  мной  из  тысячи  мужчин
Тот,  кто  не  скроет  чистых  детских  слез,

Тот,  кто  мне  предан  телом  и  душой.
А  я...  А  что  же  я  дала  взамен?..
Мне  кажется,  поэтому  тоской
Душа  моя  полна — жду  перемен. 



половина  луны.

Возникает  ответ,  но  пока  не  найден  вопрос.
И  только  тонкие  лучики  мыслей 
прокалывают  силуэты  лиц.
Малиновый  цвет  церковного  звона  из  роз
Оставляет  след  памяти  на  острых  перьях
синих  от  ужаса  птиц.
Сутулый  мужчина.  Он  воет  волком  на  фонарь,
Который  качается  в  луже 
в  пьяном,  как  сон,  угаре.
На  то  есть  причина.  А  жирная,  голая  тварь,
Что  мелко  крадется  вдоль  улицы,
страдает  по  сладкой  каре.
Половина  луны.  И  полмесяца — ясный  день...
Сорванный  голос,  изрезанный  резкой,  как  нож,  гитарой...
Восковые  полы,  по  которым  скользит  чья-то  тень,
Становятся  стенами  из  изумленных  глазниц  Старой.
Темнота — это  звук,  проникающий  в  земную  твердь.
Темнота — это  образ  жизни  и  теплота  близкого  тела,
И  касание  рук.  А  поющая  звездами  медь
Становится  ближе,  чем  холод  тысячелетнего  мела,
Забытого  морем.  И  я  становлюсь  другой —
Я  становлюсь  враждебнее  к  людям,
с  душой,  закрытой  на  ключ.
А  сладкое  горе,  дающее  странный  покой,
Превращается  в  темном  царстве  печали
в  единственно  радостный  луч.


незаконченность.

Фаза  полной  луны.  И  скользящие  тени.
Серебро  облаков.  Лед  в  чернильницах  луж.
Темноты  немота.  Звуки  сонной  капели.
Она  спит.  Она  ждет  растворения  душ.

И  прощальные  ласки  дарят  счастье  до  боли.
Скрип  страдающей  двери  льется  музыкой  сна.
Улыбаясь  слезам,  она  пишет  те  роли,
Что,  качаясь  на  ветках,  играет  луна.

Театр  призраков,  театр  опоздавшего  утра.
Его  зрители  слепы,  музыканты  глухи.
И  с  гримасы  Пьеро  осыпается  пудра,
А  фальшивые  слезы  скандально  сухи.

Незаконченность  строк  порождает  страданье,
Незаконченность  смеха — оскал  на  лице.
Неожиданность  встреч  обещает  свиданье.
А  луна  так  же  пляшет  в  ажурном  кольце...



размышления  в  кафе.

Белый  стол.  Серый  лист.  Электрический  свет.
Звуки  радио.  Крик  торжествующих  дам.
Как-то  холодно — дверь  нараспашку.  И  нет
Никого,  кто  способен  понять  весь  бедлам

Моих  слов,  моих  мыслей.  Задерганность  дней,
Затхлость  душной  квартиры  на  шелест  листвы,
На  стрижиный  разлет  и  на  шепот  дождей
Я  хочу  променять — я  сжигаю  мосты.

Я  построила  замок  на  белом  песке,
Облака  я  раскрасила  в  розовый  цвет,
Распустила  ветра  и  пишу  на  листке
О  минутности  прожитых  бестолку  лет.

Мне  чудесно  и  грустно  лететь  в  никуда,
Тополиной  снежинкой  искрясь  на  лету.
Я  безвольна  и  праздна.  Моя  ль  в  том  вина?
Но  я  счастлива  в  этом  мгновенном  бреду.


мечта.

Арлекин  окончил  свою  игру.
Руки  дрогнули,  маску  содрав  с  лица.
Темнота.  Но  он  видел  в  ней  силу  звезд
Если  б  звезды  слились — был  бы  день.
Может  быть...



лунный  театр.

Ночь...  Предоставлена  самой  себе.
Пишу  стихи.  Читаю.  Вижу  Небо.
Ночь-представления  самой  себе
На  стенах — сцене — листьями...  Ни  Бог,
Ни  царь,  ни  мать — никто  не  нужен.
Все  спят:  и  я  одна  как  перст,
Как  лунный  камень,  сброшенный  на  Землю
В  попытке  бега — пытке! — с  Солнца  в  тьму.
И  не  пойму — не  помню — был  ли  ужин,
И  что  за  день  был  пройден  весь  в  дыму.
Сижу — “перо,  бумага,  пахнут  свечи” —
Повисло  время  в  звоне  комаров.
И  глупый  день,  и  весь  ненужный  вечер
Лишь  только  кажутся.  И  больше  нет  замков,
Раскрыта  дверь.  Театр  манит  сценой.
Кивают  листья  призракам  ночным.
Я  становлюсь  искристой  Мельпоменой,
И  мир  вокруг  становится  иным...
Но  только  Солнце,  круг  начав  сначала,
Коснется  щек  пушистых  облаков —
Театр  исчез.  И  будничность  сковала
Опять  меня  до  ночи  в  сто оков.


прощание.
Ульяне.
Прости  меня,  если  можешь  меня  простить.
Прости  за  то,  что  мне  дальше  придется  жить.
Прости  за  то,  что  не  в  силах  тебе  помочь.
Будь  проклята  эта  чертова  черная  ночь!

Солнечный  день  превратился  вдруг  в  страшную  тьму.
Мне  показалось,  что  я  сейчас  тоже  умру.
Но  ты  далеко,  а  я  еще  здесь,  на  земле,
И  мне  остается  только  сказать  тебе:

Запомни  то,  что  я  буду  помнить  тебя.
Запомни  то,  что  я  буду  любить  тебя.
Запомни  то,  что  и  в  стужу,  и  в  летний  зной
Ты  будешь  рядом — с  нами,  рядом — со  мной.



твои  крылья.
Кобре.
Я  не  видела  смерть,  но  я  знаю  горечь  потерь.
Я  не  знаю  ее  на  вкус,  но  я  чувствую  соль  слез...
Дверь  в  подвал  стала  в  вечность  узкая  дверь,
Последний  стук  сердца — как  стук  сбитых  колес.

Тусклый  свет  фонаря  отражался  в  разбитом  стекле.
Грязный  пол  и  исписаны  пыльные  стены.
Груда  ящиков  и — крючок  в  потолке...
Не  нужно  свидетелей  глупой  сцены!

Ничего  нет  страшнее,  чем  этого  ждать.
Сделав  шаг,  не  знаешь,  что  будет  Потом.
Ты  думал: ты  сможешь  теперь  летать —
Твои  крылья  стали  твоим  гробом.


новый  Вифлеем.

Зима  и  мрак.  И  лед  отчаянья.
От  одиночества  хрипишь.
И  ищешь  выход  из  молчания,
И  снова  в  немоту  бежишь.

Любовь  разбилась,  словно  зеркало —
Еще  дрожит  в  осколках  блик.
А  сердце  за  стальными  дверками
От  боли  сорвалось  на  крик.

И  нет  нигде  душе  пристанища.
Все  люди — тени,  пепел,  сон.
С  самим  собою  на  ристалище
Ты  вышел — ты  был  побежден.

Но  будет  время,  и  в  поверженном
Родится  Вера.  Вот  тогда
Для  всех  отчаянных,  отверженных
Сверкнет  спасения  звезда.

И  три  волхва,  как  при  Спасителе,
К  твоей  душе  вернутся  вновь,
Чтоб  сделать  для  нее  обителью
Надежду,  Веру  и  Любовь.


ежедневность.

Поезд.  Движение.  Блики.
Глухой  перестук  колес.
Визгливо-резкие  крики
дежурной
Запах  подаренных  роз.

Нечеловеческий  голос  в  динамике —
А  говорит  человек.
Тонкие  жилки  в  настенной  керамике...
Входят,  выходят.  Вновь  бег.


Тусклые  лица  напротив. 
Пьяный.  Читающий.  Спит
Девочка.  Снова  выходят 
И  снова  заходят.  “Болит


Спьяну  весь  мозг  в  организьме! 
Да  похмелялся  уже...”
А  на  двери — “Не  потерпим  фашизма
В  нашей  великой  стране!”

А  на  стене — “Если  нужен  ребенок ...
Наш  телефон?  307...”
А  за  окном — след  бесчисленных  ломок
Кабельных  змей  и  схем.

Веки  смыкаются  сами,
Тело  застыло  в  тепле.
Вечер,  прильнув  к  деревянной  раме,
Тонко  сквозит  в  стекле.


воронье.

В  небе  буро-алом
Черные  вороны
Собирались  в  стаи,
Разлетались  в  стороны.
Да  в  чью  сторону —
Кровь  рекой.
Не  служи  молебен
За  упокой.
Позабыли  Бога —
На  тебе,
Погуляй  у  черта 
На  свадьбе.

Стервенела  вьюга  войн
Лютой  ненавистью.
Сожалели  по  погибшим
Черной  завистью.
Уцелевшим  героям —
В  лицо  плевок.
Радость  идиотов,
Как  поплавок —
Не  взлететь  на  небо,
Не  пасть  на  дно,
Превращаясь  постепенно 
В  дерьмо.

Небо  алой  кровью
Плакало, корчилось.
Люди  лбы  потерли,
Плюнули, сморщились.
А  кругом  раздолье
Да  лепота —
Застилает  правду
Слепота.
Сколько  хочешь  истин
Отыщи —
Никого  не  тронешь  ими,
Не  свищи.


***  ***  ***

Горели  свечи  на  столе.
Воск  капал  на  пол.
Творил  Бетховен  в  полутьме
Свою  сонату.

Шел  дождь.  И  было  так  темно 
И  сыро  очень.
И  дуб  заглядывал  в  окно
Под  сенью  ночи.


Горели  свечи.  Свет  дрожал,
Взметаясь  в  окнах.
Рояль  звенел,  рояль  стонал —
Бетховен — глохнул.

                Рок  был  жесток.  Из  глухоты
В  печальных  звуках
Рвалась  на  волю  боль  души.
На  волю — в  муках.

Настало  утро.  Воск  сгорел.
Умолкли  звуки.
Он  в  серое  окно  смотрел.
Дрожали  руки.


белый этюд.

Я  шла  по  улице, 
закрашенной  побелкой  снега.
Обычный  шум  машин 
Звучал,  как  в  вату.  Ветер  брал  с  разбега
Барьеры  зданий,  площади  витрин.

Я  шла  к  метро.  И  мимо  проносились
В  бездумном  танце  лампы  фонарей.
Вкруг  них  оранжевые  бабочки  кружились,
Порывам  ветра  подчиняясь,  все  быстрей!

Мне  ветер  в  спину  дул,  швыряя  в  ноги
Пригоршни  снега.  То  утих — то  взвыл.
Он  путался  в  домах,  метя  пороги,
Бездомным  псом  бросался  и  скулил.

И  как  ни  странно,  хорошо  мне  было,
И  я  летела  в  вихре  снежных  брызг.
А  смутная  луна  с  небес  следила
За  ветром-псом,  упившись  вьюгой  вдрызг.


***  ***  ***
Вы ... уходите?..  Как  жаль,  что  вы  уходите!
Мне  грустно,  что  без  вас  вдруг  опустеет  дом,
Не  будет  вас  в  прихожей,  в  нашей  комнате
Ваш  голос  не  раздастся,  словно  гром.

Я  буду  молча  провожать  вас  взглядом  и
Долго  у  раскрытого  окна 
Стоять.  Как  жалко,  что  вас  нет,  не  рядом  вы.
И  ваша  комната  сейчас  затемнена.

Забывшись,  ходики  отстукивают  вечность.
По  коридору  бродит  тишина.
Все.  Одиночество.  И  милая  беспечность
Моей  любви  на  боль  обречена.


любовь.

Робко  мерцают  свечи,
Сумрак  храня  по  углам.
Синий  апрельский  вечер
Выдохнул  в  мир:  “Сезам!”

И  совершилось  чудо —
Вся  нараспашку  земля!
Дышит,  живет,  как  будто
Только  что  сотворена.

Пахнет  пыльцой  и  пылью,
Близким  дождем,  травой.
Город  упал  бессильно
В  лунное  небо  главой.

В  комнате  два  силуэта:
Он  и  Она.  Без  сна.
Пенье  гитары  где-то.
Дышит  в  окно  весна.


***  ***  ***
12  апреля  1994  года.

Я  купила  тебе  цветы —
Нежно-розовые  гвоздики.
Полумаски  друзей  и  лики
Приглашаешь  на  вечер  ты,
Я — купила  тебе  цветы,
Бледно-розовые  гвоздики.

Мне  мечталось:  зажжем  свечу,
Будет  мягко  играть  гитара...
Да,  для  счастья  мне  нужно  мало.
Ты  не  спросишь,  о  чем  молчу.
Мне  хотелось:  зажжем  свечу,
Будет  нежно  играть  гитара.

За  окном  тихо  падал  снег —
Вновь  зима  подралась  с  весною...
Так  тебе  хорошо  со  мною,
Ну  а  я  — начинаю  бег...
За  окном  снова  падал  снег...



последнее.

Мне  суждено  не  написать  стихов
И  не  отдать  по  строчке  Богу  душу.
Но  как  мучительно  томиться,  не  нарушив
Печать  молчания,  запрет  не  слышать  слов!

И  я  рискнула.  Я  избила  душу.
И  вот  по  капле,  растравивши  вновь
Все  раны  прошлого,  смешав  с  слезами  кровь,
Извергла  Слово  из  глубин  наружу.

И  что  же?  Слово  умерло  тотчас,
А  чувства,  насмехаясь  над  бессильем
Стихов  моих,  исчезли.  Я  одна,

Безвольна  и  слаба.  Кривой  каркас
Стиха  скрипел.  И  сбросил  крылья
Пегас — любимец  муз.  Все.  Пустота.



беспомощность  и  слезы.
А.Г.
Ты  говоришь,  что  я  святая.
Но  что  мне  в  святости  моей?
Пороги  ада  с  дверью  рая
Я  спутала.  Печать  теней

Легла  на  веки  паутиной,
Дрожали  губы,  руки.  Взгляд
К  тебе  стремился.  Я  молила,
Чтоб  возвратился  ты  назад.

Возврата  нет.  Нет.  Все  напрасно.
Я  это  знаю.  Холод.  Жуть.
Луны  оскал  кроваво-красный
Отныне  метит  мне  мой  путь.

Зачем  мне  святость?  Боже  милый,
Зачем  мне  святость?! — Я  грешна!
Святой  я  буду  за  могилой,
Сейчас  мне  святость  не  нужна!

Я  знала  то,  что  будет  больно.
Что  скоро — не  хотела  знать.
Я  ставлю  свечку  под  ладонью,
Чтоб  боль  с  души  ожогом  снять.

Но — кончен  бал,  погасли  свечи.
Былое  не  воротишь  вспять.
И  ты,  мои  сжимая  плечи,
Меня  не  станешь  целовать.

Ты  говоришь,  что  я  святая.
Но  что  мне  в  святости  моей?
Воск  от  свечи  ладонь  сжигает.
Окно  с  решеткою  теней.



колдовство.

Истекала  свеча  слезами.
Ветер  веткою  бился  в  окно.
Тень  скользнула  в  зеркальной  раме.
Темнота  проникала  в  дом.

Колдовала.  Одна.  Полночной
Птицей  вскрикнули  вдруг  часы,
Разрывавшие  круг  порочный,
Не-искавшие  темноты.

Вызывала.  Его.  Напрасно.
Он  не  слышал  ее.  Она,
Подчиняясь  воле  всевластной,
Проводила  ночь  колдовства.


игра.

Есть  на  свете  такая  игра.
Называется  просто — Любовь.
Игроки  всегда  сходят  с  ума,
Иногда  проливается  кровь.
Чаще  слезы — увы,  таковы
Эти  правила  старой  игры.

Кто  придумал  ее — знает  Бог.
И  пятьсот  лет  назад  или  пять
Километры  морей  и  дорог
Кто-то  будет  в  разлуке  считать.

Кто-то  будет  не  спать  по  ночам.
Кто-то — ревностью  будет  гореть.
Две  награды  дают  игрокам:
Или  счастье  любви,  или  смерть.

Сквозь  светящуюся  ладонь
Ярче  виден  рисунок  судьбы.
Две  стихии — Вода  и  Огонь —
Чем-то  схожи  с  стихией  Любви.

То  вдруг  вспыхнет  она,  как  пожар,
То  сверкнет  холодеющим  льдом.
Но  безумцы  считают  за  дар 
Божий  игры  с  любовным  огнем.



***  ***  ***

Я  умирала  и  рождалась  снова.
Я  становилась  нежной  и  жестокой.
Я  находила  черный  жемчуг  слова
И  счастье  гнула  медною  подковой.
Когда же ты ушел, а я осталась —
Остановилась жизнь и я распалась.



сны Петербурга.

Мосты  разведены.  Бледнеет  ночь,
Провиснув  над  заснувшею  рекою.
Над  сумеречной  невскою  водою
Шагами  зыбкими  крадется  полночь  прочь.

Проспект  иглой  прошил  тумана  бязь.
Дворцы,  каналы,  площади,  соборы —
Все  нереально,  призрачно  и  ново,
И  между  будущим  и  прошлым  рвется  связь.
Шаги  пугают  в  гулкой  тишине
И  эхом  отдаются  в  склепах  зданий —
Творец  фантомов,  призрачных  созданий,
Санкт-Петербург  с  самим  собой  наедине.



***  ***  ***
Могила  имени  покрыта  пыльной  краской.
Глаза  незрячие  еще  чего-то  ждут.
Но  застывает  на  губах  в  лед  сказка.
И  ящик  пуст,  и  писем  мне  не  шлют.

Распалась  цепь  времен,  прервалась  связь  событий.
И  злость  скребет  когтями  по  стеклу.
Я  сделала  вчера  одно  открытье —
Я  умерла  и  больше  не  живу.


параллельность.
А.Г.
Почти  заглохла  боль  в  моей  груди.
Осталась  грусть.  Но  все-таки  осталась.
И  через  двадцать  лет  тебе  б  призналась, 
Что  смысл  жизни — только  ты  один.

Нас  развело  по  параллелям  жить,
Со  стороны  взирая  на  итоги.
И  все  же  это  близкие  дороги,
И  я  могу — пусть  тайно! —  но —  любить.

Сказали:  время — врач,  излечит  все.
Покой  подернет  пеленами  память.
Пройдет  любовь,  останется  усталость.
Размеренность — вот  счастие  мое.

Но  грусть  свою  и  боль  душевных  ран
За  счастье  и  покой  я  не  отдам.


ночами.

А  вы  когда-нибудь  гуляли  по  ночам,
Любуясь  звездами,  раскрашенными  летом?
Еще  ловили  ль  вы  за  хвост  змею-комету,
Шутихой  устремлявшейся  к  богам?
А  мы  ловили  и  летали  сами —
все  потому,  что  ночью  мы  не  спали.


вопросы.
Ульяне.
“Непостижимость  смерти  бытия” —
Высокие,  заученные  фразы.
Но  я  не  знаю,  где  же  ты  была,
И  где  теперь  ты — не  ответишь  сразу.

Смерть  разделила  жесткою  рукой
Мгновенье  жизни  с  вечностью  забвенья.
Я  в  суете,  а  ты — ушла  в  покой,
Все  оборвав  привязанностей  звенья.

Что  там,  в  потустороннем,  от  Добра  и  Зла?
Что  помнишь  ты?  Чего  теперь  желаешь?
Вопросы — жизнь,  а  смерть  ответ  дала.
Его  я  буду  знать,  а  ты — уже  все  знаешь.



удача.

Удача  улыбнулась,  наконец.
Надолго  ли   она  ко  мне — не  знаю.
Но из невзгод скомкавшийся венец
С бедовой головы моей слезает,

Как слазит кожа, медленно  скользя,
С боков питона.  Ободрав  ладони,
За хвост хватаю  счастье. И меня
Теперь оно с хребта навряд ли сгонит.

Эй! Веселей копытами стучать —
Я приказала! И оно покорно
Несет меня. И мне теперь плевать,
Что кто-то каркнет за спиной вороной.

Я растворяюсь в солнечном тепле,
Я изменяюсь — я теперь открыто
Смеюсь навстречу встречам и весне.
Вся горечь одиночества забыта.

Нет, не ушло оно. Еще следит,
К ногам моим прильнув подобьем тени,
За каждым жестом, взглядом. И болит
Рубец в душе. Но — встала я с коленей.

Я поднялась над пеплом прошлых дней.
Мне ветер — брат, развеет скуки муку.
И звонкие подковки с ног коней
На счастье вложены Удачей в мою руку.



вы  это  знали.

Что  вы  знаете  про  Любовь!
Вы,  уснувшие  кверху  брюхом!
Вы,  брезгливо  поднявшие бровь!
Вы, погрязшие в быту кухонь!

Я стою на распятьи дорог.
Вот, смотрите, разверзла душу.
Что вы знаете про Любовь?
Я скажу вам — извольте слушать.

Вдрызг избита она. И вот
Вся душа изошла слезами.
Одиночество в когти берет,
Смотрит трезвыми, злыми глазами.

“Нет людей. Понимаете? — нет!” —
Прохриплю в равнодушные окна.
Вижу: в них беспощадный свет.
Слышу: “Слушай, иди! Заглохни!”

Все закрыты в своей тюрьме:
Телевизор и банка пива.
Телешоу “Я счастлив вполне,
Потому что живу красиво”.

Всюду racio и расчет.
Все продумано, взвешено, точно:
“Этот  мне  подойдет — он  кладет
Деньги в банк, есть квартира и прочее”  —

“Та, конечно же, хороша:
Есть машина, и дача, и талия.
Но причем здесь ее душа?
Да и дети ее едва ли мне”.

Бесконечность безжалостных лиц,
Равнодушных, циничных, порочных.
Поиск ультрамариновых птиц
Происходит для них заочно.

В современной Вероне нет
Ни Ромео, нет и Джульетты.
Их любовь — полупьяный бред,
Что с соплями жуют эстеты.

Мылом опер и “дамских” книг
Ретушуются пылкие страсти.
Только секс, что во все проник,
Над умами влюбленных властен.

Нет ни нежности, ни тепла,
Ни заботы — они излишни.
В душах лень паутину сплела.
Заикнешься о ней, она — никшни!

И трясет меня от свиней,
Возомнивших себя людьми.
Чтобы вновь превратиться в людей,
Надо выстрадать море Любви.


***  ***  ***
В  метро  у  холодной  колонны
Я  видела  падшую  розу,
Молоденькую,  розовую  розу
С  нежнейшими  лепестками.
Люди  проходили  мимо.
Мимо  проходили  люди.
Молоденькую  падшую  розу
Люди  не  замечали.

Она,  сиротливо  сжавшись,
Старалась  уберечь  листья,
Темно-зеленые  листья,
Распластанные  по  полу.
Люди  проходили  мимо.
Мимо,  не  замечая 
Распятой  молоденькой  розы,
Распятой  в  пыли  по  полу.

А  дальше  по  переходу
Розы  в  пучок  вязали.
Розы – в  пучок  за  пятачок –
И – продавали.



подражания  хайку.


***  ***  ***
Набухшие  почки  на  ветках,
Словно  набухшие  груди.
Скоро  весна.

***  ***  ***
Маленькая  звездочка 
На  зеленоватом  небе.
Как  долог  был  день!

***  ***  ***
Призывное  мяуканье  котов.
Какая  яркая  луна —
Мешает  спать!

***  ***  ***
Солнце  в  слезах —
Будто  не  знает,
Что  дождь  скоро  кончится.

***  ***  ***
Чашка  чая  на  столе.
Серое  окно.
Когда  же  кончится  зима?

***  ***  ***
Капля  росы  на  розе.
Скоро  взойдет  солнце.
Пойте  громче,  птицы!

***  ***  ***
Нежно  дышит  роза,
Опустив  стебелек  в  воду.
Как  хочется  пить!

***  ***   ***
Какая  ночь!
Погляди,  луна,
На  звезды.

***  ***  ***
Голые  деревья  рады —
У  них  белый  наряд,
Как  весной.

***  ***  ***
Воробьишка,  куда  ты  летишь?
Поклюй  моих  зерен,
Согрейся.

***  ***  ***
Ребенок  в  окне.
Не  грусти,
Тебя  тоже  пустят  гулять.

***  ***  ***
Шепчет  и  падает  талый  снег
С  еловых  лап.
Робко  запела  синица.

***  ***  ***
Белый  холст.
Кисть  дрожит  в  руке.
Художник  задумался.

***  ***  ***
Зачем  так  ярко  сияешь 
На  небе,  луна?
Птицам  холодно  спать.

***  ***  ***
Солнечные  блики  на  стене,
Весенний  ветер.
Будет  добрым  день.

***  ***  ***
Словно  пустые  телеги
Грохочут  с  небесной  горы.
Веселый  месяц  май.


сонет Саше.

Теперь -- сознаюсь я! -- тебя люблю
В сто крат нежнее, пламенней и крепче.
Как ветер ставит парус кораблю,
И тот скользит по морю пуха легче --

Так жизнь моя вновь полнится тобой,
И смысл её -- твоё существованье.
Ты -- друг и брат, а я -- твоей сестрой
Хотела б стать, и это расстоянье

Позволит мне соединиться вновь
Душою с тем, кто клад в ней сокровенный.
В семье твоей пусть царствует Любовь --
Люблю тебя и всё в тебе приемлю.

Есть жизнь твоя -- она дороже мне
Любых сокровищ тленных на земле.


усталая песня дервиша.

Что значит жизнь? Что нам в её дарах?
Все мудрецы Востока не ответят.
Они твердят, что знает всё Аллах,
Но он молчит. И звёзды молча светят.

И я бреду с котомкой на плече,
Усталый дервиш, по чужим кладбищам.
Они теперь ничьи, и я ничей.
Я там усну, где Смерть устало ищет

Случайных жизней полустёртый след.
Она шакалом воет за оградой.
И свет луны, и солнца яркий свет
Мне кажутся лишь сладостной отравой.

Но я смирился с собственной судьбой
И не ропщу на то -- Аллах со мной.



*** *** ***

В себе услышать тишину,
Остановившись на мгновенье.
И в это чуткое прозренье
Почувствовать в душе -- Весну.

Узнать, что Жизнь -- не тяжкий сон,
Который послан в наказанье,
А нам урок и воздаянье
На радость дан, на счастье он.

В себе открыть Любви родник
И черпать из него без страха,
Чтобы хотя б на краткий миг
В груди забилось сердце птахой.

И вот тогда, возможно, мир
Нам улыбнётся, как в Начале,
И скажет: "Вам пора на Пир!
Бог ждёт вас! Как вы долго спали!"