Летний венок

Кто знает, любим ли мы что-то потому,
что оно похоже на нас, или же мы начинаем
походить на то, что любим?
Гюнтер де Бройн


1
Я звёздной высотою опьянён.
О, как бы улететь туда, где много
таких же, как и я, и руку Бога
пожать, чтоб мне ответил тем же он?

Ах, что же это я? Какой резон
мне, атеисту, думать так убого?
Не церковь, не мечеть, не синагога –
здесь Машука травой поросший склон.

Ореховая роща. Тишина.
И звёздный ковш опустошён до дна –
вокруг разлиты чёрные чернила.

Моя подруга спит. А я, грустя,
ищу тепла у губ её, хотя
ещё земли дыханье не остыло.

2
Ещё земли дыханье не остыло.
О лето, ветра терпкого налей!
Всё не решу я, что же мне милей:
не знать, что будет, иль забыть, что было?

Спи, милая, я знаю, ты любила
 не одного меня среди полей
и рощ. Но оттого не стала злей
моя душа и меньше – страсти сила.

Что тут поделать? Все мы таковы.
Мы землю носим вместо головы,
заходят в разум чувства наши с тыла,

и космос разбегается из нас...
Я время потерял... Я весь из глаз...
И падают в мои глаза светила.

3
И падают в мои глаза светила,
и вот уже провижу я века.
И сам я стал подобьем старика,
тысячелетнего Мафусаила.

Мне зрение духовное открыло
событья, не свершённые пока.
Они летят ко мне издалека,
расправив звёзд сияющие крылья.

Горит моё сферическое тело,
что вырваться из космоса хотело
и потому взяло такой разгон.

Но эта быстрота недостижима,
и звёзды пролетают в вечность – мимо,
и там находят свой покой и сон

4.
И там находят свой покой и сон,
где лишь Ничто в одно мгновенье сжато.
Оно – в себе – взорвётся вновь когда-то,
и новый мир вновь будет сотворён.

И в нём опять услышу я твой стон,
стон страсти в стороне той тридевятой,
где сказки обретается утрата,
чьи письмена скрывает небосклон,

В них – вся любовь и все на свете муки,
и языка единственного звуки,
что оглашали прежде Вавилон,

и странные виденья Аввакума,
и потаённые людские думы,
и та, в кого я, кажется, влюблён.

5
И та, в кого я, кажется, влюблён
был некогда до умопомраченья,
теперь забыта... Звёздное свеченье
вошло в мой разум, взяв его в полон.

Куда иду я – вверх иль под уклон?
Имеет ли для вечности значенье,
какое взято мною направленье?
У вечности совсем иной закон.

Нет «вправо-влево», «верха-низа» нет.
Есть только звёздный негасимый свет,
рассыпанный, как ягоды кизила,

в пространстве бесконечном... Мой удел
мерцать на небе среди звёздных тел,
пройдя страстей бессмысленных горнило.

6
Пройдя страстей бессмысленных горнило,
я, наконец, спокойствие обрёл:
так плавно в небесах парит орёл,
так средь песков струятся воды Нила.

Но снова сердце у меня заныло,
как будто брошен я на произвол
судьбы, как будто гол я как сокол
остался. Это прошлое все жилы,

безжалостное, тянет из меня.
Я чую ночь, я здесь не вижу дня.
Но этот мрак – не мрачный мрак могилы,

он жизни неизбежный взрыв сулит.
Не потому ли тьма, войдя в зенит,
со мною зачарованно застыла?

7
Со мною зачарованно застыла
ореховая роща под луной.
Спи, милая... Великой тишиной
нас небосвод овеял златокрылый.

Держась за звёзды, словно за перила,
захлёстнут бесконечной вышиной,
я поднимусь к нему, и подо мной
с Харибдою сойдётся снова Сцилла.

И на тебя я посмотрю оттуда,
где место есть любви, бессмертью, чуду,
где тронов нет, правительств и икон...

Ах, снова я взлетаю к эмпирею.
Но огненной мечтою душу грею
пред бездною пространств, чредой времён.

8
Пред бездною пространств, чредой времён
всё можно потерять: отвагу, волю,
и, в сторону вильнув, пойти кривою
дорогой к злому духу на поклон.

И только слыша звёзд хрустальный звон,
шаги травы по дремлющему полю,
счастливую ты постигаешь долю
жить с миром необъятным в унисон,

любовью побеждать боязнь и горе
и знать, что этим летом в Пятигорье
мы видели следы не всех комет,

пронёсшихся в безмолвии над нами.
Ну что ж, пускай нас тьма укроет снами,
а утром нас разбудит тихий свет.

9
А утром нас разбудит тихий свет,
и мы забудем всё, что будет после
бесстрастия ль, веселия ли, слез ли...
Ну, кто на это сможет дать ответ?

Кто знает смысл всех радостей и бед?
Не тот ли вон сверчок, поющий возле
твоей ладони? Или низкорослый
цветок, ещё не сорванный в букет?

О жизнь – любовь и разочарованье!
Не всем я чувствам подыскал названье,
но этих двух оставила ты след

во всей природе. Так сними же вето
со знания того, зачем всё это
и что там будет через много лет.

10
И что там будет через много лет,
и что произойдёт через мгновенье –
во мне рождает радость и смятенье,
как росы испаряющий рассвет.

Вдали белеет ледяной хребет
Кавказских гор, а здесь – Машук в цветенье,
и мы идём по склону вместе с тенью
от облака, пузатого, как Фет.

О ночи я забыл уже почти.
Ты, милая, в глазах моих прочти
о том, что всё же я рождён поэтом,

и потому не сможешь ты вовек
меня забыть. А что любовь – как снег,
не думай часто в юности об этом.

11
Не думай часто в юности об этом
прекрасном, лёгком времени. Пускай
оно в тебе цветёт, как будто май,
поёт листвой и веет тёплым ветром.

Но стоит мыслям – неслухам отпетым , –
задеть, резвясь, его одежды край,
к тебе тоска прилипнет, как лишай,
и будет зябко телу даже летом.

Пусть я тебя на много лет моложе,
я никого не оскверняю ложью,
ведь я живу на свете не впервой, –

себя я помню атомом в Урарту.
И пусть душа поставит всё на карту,
пока не стала чёрною дырой.

12
Пока не стала чёрною дырой,
могучею вселенской невидимкой, –
окутанная солнечною дымкой,
жизнь занята беспечною игрой.

Из Атлантид, Теночтитланов, Трой
она пришла к нам юной пилигримкой.
Её не назовёшь ты нелюдимкой,
но почему же для неё кострой

становимся мы, люди, понемногу?
Где те, кто с ней отправились в дорогу
далёкой, незапамятной порой?

Но веришь ей, пренебрегая риском,
пока сияет золотистым диском
звезда твоя над этою горой.

13
Звезда твоя над этою горой,
принявшей альпиниста Пастухова
и гордого поручика, чьё слово
и ныне светит ясною зарёй, –

идёт своей небесною тропой
и освещает всё, что есть живого...
Тебе привычно это всё и ново.
Ты счастлива, и счастлив я с тобой.

И, может, через множество разлук
приду я снова летом на Машук
и там увижу, что, по всем приметам,

и ты здесь побывала... Боже мой,
грядущее, чем явишься ты – тьмой?
Прошу тебя, будь теплотой и светом.

14
Прошу тебя, будь теплотой и светом,
блаженство дай, подобное лучу.
Я, может быть, и многого хочу,
но не хочу надоедать при этом.

Любовью мне отныне быть согретым
на долгие года. И по плечу
невзгоды мне, что душу, как свечу,
задуть хотят. Отныне всем наветам,

всем недругам – их презирая травлю –
любовь и веру противопоставлю,
всех хищников, от грифов до ворон,

прощаю... И сознаться здесь не прочь я:
я – бражник, солнце пью, как хмель, а ночью
я звёздной высотою опьянён.

15
Я звёздной высотою опьянён.
Ещё земли дыханье не остыло.
И падают в мои глаза светила
и там находят свой покой и сон.

И та, в кого я, кажется, влюблён,
пройдя страстей бессмысленных горнило,
со мною зачарованно застыла
пред бездною пространств, чредой времён.

А утром нас разбудит тихий свет,
и что там будет через много лет –
не думай часто в юности об этом.

Пока не стала чёрною дырой
звезда твоя над этою горой –
прошу тебя, будь теплотой и светом.