Мое затраханное скерцо. Листик 1

Сморщенный член парнишки лежал на боку и смотрел прямо в лужу крови, натекшую из перерезанной шеи. Я думал… Если бы будущий покойничек решил разместить объяву на сайте знакомств, то что бы он написал в графе «размер члена»? Наверное, «16-21 см», чтобы привлечь побольше баб. Сейчас то ему уже никакие бабы не нужны. Так что, в этой графе можно смело писать «менее 10». Смерть любит точность. Некрологи не в счет. Впрочем, потом я узнал, что в ни в каких бабах паренек не нуждался и при жизни. Голубым он был. Я уж не помню точно, за что его убили. То ли не дал, то ли дал, да не так. Но я помню, как стоял тогда в подвале и смотрел на труп, уговаривая блюющего фотографа снять тело. Я знал, что он увидит в объектив изумительные ракурсы и не понимал, почему его руки так дрожали, когда он все же начал снимать. Вокруг трупа ходили опера из убойного, следак из прокураторы и эксперт, а я сидел на ящике, курил и смотрел на них. Примерно также как в эту минуту на монитор. Правда, сейчас под моей жопой не ящик, а стул. Но взгляд такой же. Радостный.  Любимое дело – великая штука. Олигархи меня поймут. 
Когда-то я был криминальным репортером в газете. Веселая работа, скажу я вам. Да вы уже и сами поняли. А свалил я, во-первых, потому, что начал серьезно размышлять, а не купить ли мне бутылочку кетчупа, чтобы поливать им места убийств. Сами понимаете, не всегда успеваешь приехать, пока труп не увезли. А крови не всегда много. А читателю надо много. И чтобы густой, ярко красной. Цвета качественного кетчупа без крахмала. А во-вторых, я сдуру согласился принять участие в одном странном издательском эксперименте. А проводила его одна сука. Вот бы кто ее в рот выебал, да так чтобы она захлебнулась, ****ь московская. Надеюсь, что так и будет. Пути Господни неисповедимы.
А вообще… Это так, для информации… Я всю жизнь работал в газетах. Когда учился в институте, нужна была подработка, чтобы с голода не умереть. Как-то увидел объявление, что в газету «Развлекуха» требуется корреспондент. Я вспомнил, что в школе хорошо сочинения писал и приперся.  Как оказалось, в свою судьбу и на многие годы.
Принял меня сам редактор. Мужик лет сорока. По имени... Ну, скажем, Борис. Забавный был дядька. Впоследствии, когда мы пересеклись с ним в другой газете, я узнал, что больше всего на свете его интересовали извращения, карлики, горбуньи, уроды и лолиты. Только об этом и мог писать. В конце жизни он попал в дом для престарелых и там его зарезал сосед. Руководство дома решило поставить в известность друзей Бориса. Нашли только двух. Местных интеллектуалов, элиту культурную, так сказать, любителей бардовской песни и всего прекрасного. Позвонили им. А те в один голос: «Ой, не знаем такого». Испугались, что денег на похороны попросят. «Милые мои, солнышки лесные»
Но это все было впереди. А тогда Борис поговорил со мной, хлебая коньяк из чашки, и принял на работу. А когда я пришел на следующий день, оказалось, что его уже уволили и я беседовал с новым редактором. Звали его… Ну скажем… Митя. Вскоре и его выгнали. Он стал расклеивать на столбах объявления «Иисус Христос - спасу». А ниже свой номер телефона. Он даже набрал себе 12 апостолов из местных школьников. 
Но это все было впереди. А тогда Митя принял меня на работу. И я стал писать про все подряд.  Странная была газета. Потом я узнал, что выпускал ее мужик, который держал ресторан и подпольном публичный дом. Потом его посадили по подозрению в убийстве, потом выпустили, а потом он начал строить храм.
Но все это было впереди. Много чего было впереди. Мне так казалось тогда. Менялись газеты, редакторы. А я все писал и писал, пока кетчуп, да московская ****ь не доконали меня.
В итоге забил я от расстройства на журналистику и подался в охрану. А было это, дай Бог памяти, года два назад. Первый мой начальник большую часть времени был жопу пьяный, а когда я стал увольняться сказал «Ты меня раком ставишь», хотя мне всегда казалось, что **** он себя сам. Причем в рот, причем стаканом. После него были и другие. Не менее занимательные персонажи. Но не об этом этапе своей жизни я хочу рассказать. А о том, как я стал писать стихи и прозу и что из этого вышло.