Побег

История, рассказанная солдатом «ВВ», в 1980 году


Это было давно, словно в сумрачном сне.
Снег свирепой волной, накатился на землю.
Злые крики и брань, на таёжной тропе.
Лай конвойных собак, ослепленных метелью.

В ранних сумерках, серых бушлатов сукно,
Растворялось, к досаде глухой караула.
И хотя не бывало побегов давно,
Всё равно так некстати на съёме задуло.

Вот начальник конвоя рукою махнул,
Значит в путь в пелене бесноватого снега.
В этот миг кто-то словно как в омут нырнул,
Под завесу пурги, чуть пригнувшись, с разбега.

Всё смешалось в момент, автоматная дробь,
Вой надрывный собак, (сразу сбились со следа).
От приклада в лицо, пролилась, чья кровь.
Всем команда лежать, задыхаясь от снега.

Поздней ночью студёной, закончив подсчёт,
Всех в бараках сырых, до рассвета закрыли.
А в ночИ, роковой, злая вьюга метёт,
Там солдаты «ВВ», полтайги оцепили.

Двое суток погода срывалась с цепи.
Но сжималось кольцо, как удавка на шее.
Беглецу если жив, от судьбы не уйти.
И лишь пуля его и спасёт, и согреет.

Нет, ему снисхождения ждать не с руки.
(Я надеюсь, иллюзий ни чьих не разрушу).
Если пуля его не настигнет в пути,
Сапогами конвой, выбьет дерзкую душу.

В третью ночь, захлебнувшись, умолкла пурга.
Распрямились угрюмые в сумраке ели.
Под свинцовой луной, заискрились снега,
В чаще мрачной легли, темно-синие тени.

В гулкой стуже морозной, чуть хрустнул сучок,
Чутко ствол воронёный повёлся к сугробу.
Всё. Окончен твой путь, выходи паренёк,
Приготовься примерить сосновую робу.

Что раздумывать тут, из чего выбирать.
Нет страшней ничего, самосуда конвоя.
Непреложно одно – двум смертям не бывать,
Все когда нибудь будем за главной чертою.

И ничуть не смущаясь, он вышел вперёд.
Что поделаешь, видимо не подфартило.
А в далёком краю, где невеста не ждёт,
Сердце матери, словно огнём опалило.

Всё на свете подвластно законам простым.
В жизни каждого ждёт пьедестал или плаха.
Слышь, начальник, стреляй, я не дамся живым.
И заточкой блеснул, без надежды и страха.

Прочь сомненья солдат, будешь в отпуске ты.
В южном городе нет снегопада и вьюги.
Лишь нажми на курок... Ждут тебя впереди,
Дом родимый и ласки любимой подруги.

А над планкой прицельной, отчаянный взгляд.
Он способен на всё. В том не видно сомненья.
И глаза без испуга на дуло глядят,
Ждут они от него, лишь от мук избавленье.

-Брось железку браток, я не буду стрелять.
От суда и от срока спасти не сумею.
Но увидит тебя, твоя бедная мать.
И клянусь, увести от расправы успею.

Дав условный сигнал – оцепленью отбой,
Он повёл беглеца, по дороге знакомой.
Не допустит, он знал, лишь начальник большой,
Избивать беглеца, будет всё по закону.

Но в морозной тиши, слышен топот сапог.
Догоняют, они коротки на расправу.
Шутки, смех и острОты, попался дружок,
Ну, теперь отыграемся братцы на славу.

Мы в морозной ночИ и в предутренней мгле,
В сатанинскую вьюгу, в сугробы вмерзали.
Ты отдай его нам, пусть получит беглец.
И другие об этом, узнав, не бежали.

Но в своих он направил синеющий ствол,
Беглеца от напасти прикрывши собою.
Без излишней рисовки, затвор перевёл
И всерьёз приготовился к ближнему бою.

- Ты, салага, больной? Или крыша течёт?
Или шутишь, а мы впопыхах не врубились?
За такие дела знаешь, что тебя ждёт?-
Но отбить беглеца у него не решились.

Беглеца невредимым начальству он сбыл.
Был он счастлив, хотя за казармой застылой,
Он десятую часть из того получил,
Что тому беглецу предназначено было.

В лазарете сказал он, что с брусьев упал,
Вот такой извините, неловкий я парень.
В отпуск съездил. И мать, и родню повидал.
Весел был, не лежал на душе его камень.