перечеркнутое 8

Мои синие вены вздуваются, просят бритвы.
А под кожей живут червяки мозговой боли.
Но не передохнуть: мы же так с Вами крепко сшиты.
Раздирая живое, кричу: «Прекратите, Оля…».

И я пальцы ломаю, что воют от едкой страсти,
Раздеваюсь до сути, до сердца. В снегу - по горло!
Но улыбка, рожденная фразой: «День добрый, Настя», -
Продолжает по венам бег… «Не поспоришь. Добрый…».

Телефонные ночи променяны на Мадеру.
Как слепой сомелье, Вас по вкусу узнаю четко.
Только высохли губы, и сжались, и знают меру:
Я мотаю уроки на ус, как на руки – четки.

На простывшем снегу, обнаженная – как без кожи
Я рисую Вам ангелов. Кто Вам еще - такое?
Мне бы врезать по Вашей по самодовольной роже…
Но способна лишь, дверь, мне закрытую, пнуть ногою.

И сломать позвоночник Ваш, словно бокала ножку,
И в холодных руках подержать – испытание воли.
Мама, ранен я. Мамочка, Господи, мне  - неотложку!
Но упрямо твержу в телефон: «Добрый вечер, Оля…».

Как читать наизусть то, что ты мне еще не сказала…?
Как скользить по откосу, когда вместо «жду тебя» - «На хер!».
Да никак не читать. Не скользить. Не дойти до вокзала.
Промолчать. И точить топоры, полюбившие плахи.

Дай мне, Господи, сил не убить. Не смертельная рана.
Это просто урок. Это крест. А на нем крест не ставят.
Я сегодня проснулась для жизни несвойственно рано.
И открыла окно…
И там снег…
И он скоро растает…