Эмиграция

Варенье из огурцов

Сначала огурцы не солили, а варили в виде варенья и ели вприкуску с баранками с маком. Варили огурцы в патоке, потому что в 10 веке сахара еще не было. Потом же во времена Дмитрия Донского кто-то огурец случайно уронил в соль, а потом попробовал на вкус, и все стали огурцы только солить.
Когда же сахар появился, то рецепт варки варенья из огурцов уже был утерян окончательно. Поэтому мы едим огурцы соленые, а если бы рецепт с 11 века сохранился, то поглощали бы огуречное варенье. Говорят, оно было «слаще меда и пьянее, чем вино».

Галстук

Когда меня собирали учиться в Москву, то мама сшила коричневый клетчатый двубортный костюм и купила к нему розовый в полоску галстук, а папа взял его и ловко завязал на моей белой рубашке со словами: «Учись, пока жив».
Но я выучиться не смог, хотя папа и достал с антресолей засаленную на сгибах схему, содержащую шесть способов повязки галстука. Как я не пытался, как я не мучился, как я не пыхтел, но ничего мне не удавалось. То широкий конец засуну не туда, то потяну не в ту сторону. Тогда я смирился с участью, что по схеме не получится и стал пытаться самостоятельно (без схемы). От этого случилась странное. Повязать галстук получалось, но оборотной стороной. Для победы надо было снять галстук с шеи, вывернуть наизнанку и повесить обратно. Отец сказал: «Метод Харченки».
Жена же, видя мои теперешние мучения, каждый раз смеется.

Войти в доверие

Поэты очень славолюбивые и тщеславные люди, и чем поэт величественнее, тем он более тщеславен и неприступен. Но, с другой стороны, к такому поэту легко войти в доверие. Достаточно на его вечере сидеть в первом ряду и шевелить в такт его стихам губами (текстов можно не знать), и он проникнется к вам глубокой симпатией.
Только тс-с. Сие есть тайна великая!

Письма читателей

Как-то раз ко мне пришло письмо читателя. Это было первое письмо читателя, и поэтому я очень обрадовался, внимательно перечитал его 21 раз и положил в специально созданную на компьютере папку «Письма читателей» в надежде, что новые письма не за горами.
Шли годы. Я писал и писал истории, но новых писем читателей ко мне не приходило. Наверное, читатель совсем перевелся, или я стал писать бредни, или просто нездоровая ситуация в мире с литературой, но только новых писем не было. Я очень страдал и мучился и даже дал несколько рекламных объявлений, но писем больше не было.
Тогда я полез в компьютер, чтобы освежить старое письмо, долго его перечитывал и решил переименовать папку, его содержащую, в «Письмо читателя».

Эмиграция
спасибо КЛ

Я работал научным сотрудником в Институте математики имени Стеклова, и если при Cоветской власти жизнь моя была пристойна, то в годы капитализма пришла в упадок: зарплаты хватало лишь на корм коту, шестая модель Жигулей превратилась в хлам, да тут еще наметилось прибавление в семействе. Жена Лиза все подталкивала эмигрировать по научной части в Америку, но янки меня-то рады видеть, но Лизу не пускают. Наверное, чтобы новорожденный не получил звездно-полосатое гражданство, а ехать без семьи не хотелось.
Я стоял на лестничной клетке, мусолил Яву, сжимая том Лосева «Диалектика мифа», когда мимо проходил Соломон Евдулгедович Гаспарян – вор в законе, живущий на оброк с палаток. Гаспарян остановился и заговорил, что давно мечтает приобщиться к либеральным ценностям Запада, но карма профессии и происки милицейских властей не позволяют ему выехать на свободную территорию, чтобы заняться вольным бизнесом, соединиться с братьями-предпринимателями Америки (или на худой конец Германии) и выйти на новую орбиту своего творческого потенциала.
— Знаете, Соломон Евдулгедович, — сказал я, сжимая Лосева, — Вам можно помочь.
— Неужели? — улыбнулся Соломон.
— Нет, нет, что-то сделать можно.
Утром 3 марта 1993 года я, получив от Гаспаряна задаток в американских долларах, купил ему в переходе диплом механико-математического факультета МГУ. Потом мною были написаны под фамилией Соломона три научных статьи, которые через три месяца увидели свет в научных изданиях США, Великобритании и Германии. Гаспаряном заинтересовался фонд Сороса и выслал ему приглашение на обучение в аспирантуре Йельского университета. Уже через полгода Соломон Евдульгедович в фирменном кожаном пиджаке стоял в аэропорту Шереметьво-2 и прощался с друзьями Кирюхой, Фадеем и Свином, незаметно сунув мне 10 000 $.
А дальше я жил в страхе. Мне все казалось, что обязательно весь подлог раскроется и мое честное и добропорядочное имя навсегда будет вымарано из стройных ученых рядов. Придут учителя-профессора, друзья-доценты и ученики-сопляки и станут склонять меня во всех падежах и потребуют обратно вернуть десять тысяч долларов США.
Но неожиданно в феврале 1994 года в престижном Нью-Йоркском журнале «Сайнс» вышла статься нашего любимого Соломона. «Он нашел себя», — подумал я и покрепче сжал 10 000 $, — «интересно только кто ему пишет статьи в Штатах».

Стрижка перса

Персидский кот Гоша давался в руки только бабушке, а бабушки под Новый год не стало. Мы бабушку на Люблинском кладбище схоронили и смотрим: у перса шерсть свалялась в колтуны. Ну и решили с мамой кота постричь. Ловили его полдня, а когда схватили, то засунули в полотенце и стали постепенно высовывать наружу тело и стричь наголо машинкой для человеческих волос. В результате Гоша оказался везде бритый, а голова как у льва.
Но кот все равно в руки не давался, тогда мы его во Владикавказ родственникам отдали. Родственники через год звонят и говорят: «Что-то ваш Гоша совсем стричься не любит». Удивляются. Они же к себе в аул брали Гошу после нашей вынужденной стрижки и подумали, что так и надо. Мол, порода такая - перс-лев. Стали родственники Гошу стричь каждые три месяца, а он вырывает, царапается, хрипит и убегает в горы, где свободно спаривается с дикими кошками. Уже три помета полуперсов народилось. Часть рыжая, а часть полосатая.
Иногда котят соберешь в коробку и поднимешь высоко-высоко к небу, чтобы лучики сквозь щели проникали, а они шевелятся и пищат без мамки, а Гоша к ним не ходит. Только один раз подошел и обнюхал самого заводного мальчика, но он потом девочкой оказался. Маруськой.

Тополя

Во дворе стоит девять тополей, но их раньше было двенадцать. Когда ураган в Москве случился, то три тополя перевернуло, так что торчали наружу жилистые крючковатые корни, словно рука из-под земли вылезла и показала свои пальцы. Нате, смотрите.
Когда летит тополиный пух (раньше, когда было двенадцать тополей, его было больше), то дети пух поджигают, а взрослые чихают и трут красные от аллергии глаза. Пух садится на землю пятирублевым слоем и от этого думается, что если бы зима в Москве была мягкой, то произошла бы полная радость. Но зима морозная и суровая.
Перед прошлым летом, в мае во двор въехала желтая с красными надписями машина с вышкой, на которой сидел мужик с электропилой и резал верхушки. Кроны грузно, с тяжестью оседали на проезжую часть, и их сгружали в мусоровоз гастарбайтеры. Я думал, что все на этом так и закончится, а этой весной из крашеных тополиных пеньков полезли новые пучки веток.

Любовь

Все мои несчастные любови были от того, что я предельно слаб и мягок, несмотря на мою воинственную, даже отморозную внешность. Попавшись же на наживку мужественности через какое-то время женщина оглядывается и видит, что всё это полнейшая бутафория. Все мои прибамбасы: крепостцы, сабельки, кожаные офицерские сапожки со шпорами, фуражка с кокардой и британский кот Тюфик просто защитная реакция слабовольного организма.
Женщина захватывает одно укрепление за другим (они сдаются без боя) в короткий срок (месяц) или в длительный период (7 лет), и в итоге оказывается, что вот стою я голенький с пупырышками под белым режущим глаза светом люминесцентных ламп со всеми своими болячками, со всеми своими комплексами, неудачами, бородавками и тщеславием. «Ты очень хороший, славный, отзывчивый человек, но тьфу на тебя», - говорит женщина и уходит, громко хлопнув дверью.
Самое главное, что эта закономерность меня ничему не учит. Все продолжается по кругу, как астрологический цикл. Наверное, кто-то должен смириться с тем, что я просто слаб и безволен.