Танк Заболоцкого - одним файлом

                СОДЕРЖАНИЕ

Сначала жить, а потом умереть – Полеты во сне и наяву – Секс и смерть в СССР – Танк Заболоцкого – Наука требует жертв – Родине, Партии, Сталину посвящается – Как я усомнился в том, что советский народ идет в авангарде исторического прогресса – Дядя Ваня – Прошу прощения

=========================================

СНАЧАЛА ЖИТЬ, А ПОТОМ УМЕРЕТЬ

     Но где же все это происходило – в каком городе, в какой стране?
     Там, где города были все одинаковы и напоминали залы ожидания, а точнее кладбища.
     У входа на кладбище и между надгробий стояли ангелы в полицейских мундирах.
     Полицейские в судейских мантиях подписывали приговоры, а судьи в военной форме приводили их в исполнение.
     Выживали только муравьи, такие же молчаливые и неприхотливые, как и те, кого закапывали в землю.
     В стране, где было развернуто широкое строительство бесполезных и даже вредных сооружений.
     В стране, где запретили продавать и покупать и разрешили только выдавать и получать.
     В стране, где каждое утро под окнами звучала команда «На месте шагом марш!»
     В стране, где никого никуда не приглашали но многих часто куда-нибудь вызывали.
     В стране, где каждый чувствовал себя святым, праведником, простертым перед орденоносным Богом.
     И праведникам это нравилось, даже если они не признавались в этом.
     Им нравилось жить на огромном кладбище под присмотром Бога.
     Все они были «детьми мертвецов», но не догадывались об этом.
     Они принимали свою любовь к старым курганам за любовь к обширным пространствам, а последнюю смешивали с любовью к добру и свободе.
     Но в действительности они испытывали страх перед обширными пространствами – там, вовне.
     И потому настойчиво расширяли границы своих кладбищенских владений.
     Казалось, они действуют под лозунгом «Народ и кладбище едины».
     Инстинкт смерти в них преобладал над инстинктом жизни.
     Они отличали живых по запаху, по взгляду, по биению сердца, по умению говорить и закапывали их в землю.
     Они превратили «кладбищенскую ночь» из поэтического образа в реальность.
     Это была ночь живых мертвецов.
     Это был дом 200 000 000 трупов.
     Потому-то, наверное, я до сих пор смотрю хоррор на дивиди.
     В моих глазах еще мерцают красные буквы над воротами: «Кто не мертв, тот не ест».
     В моих ноздрях стоит запах разложившихся душ.
     А в ушах гремит заупокойный хор «Здесь покоится ум, честь и совесть нашей эпохи».
     Какая удача, думаю я, что это всего лишь воспоминания, что мне удалось выжить и убежать, подобно главному герою фильма в жанре хоррор.
     Когда-нибудь я отправлюсь на кладбище, но это будет настоящее кладбище, а не кладбище живых мертвецов.
      «Живи, а потом умри» – вот правило, которому я согласен последовать, – оно естественно, как восход и заход солнца.
     Но в той стране солнце вообще не поднималось над горизонтом.
     «Сначала умри и только потом – живи» – таким был первый параграф Конституции той страны.
     Иногда мне кажется, что ее написал Джордж Ромеро.
     Моя память уже слабеет, но я до сих пор помню параграфы той Конституции наизусть.

_____________________________________________
      1. «Сочтите за лучшее жить на коленях, вместо того, чтобы умирать стоя, – тогда в мире, безупречно размеченном экером виселиц, останутся лишь безмятежные мертвецы да послушные муравьи, и он превратится в подобие пуританского рая, где несут патрульную службу крылатые ангелы в полицейских мундирах, охраняя покой блаженных, сытых одной лишь бумагой да питательными постановлениями, покой святых праведников, распростертых во прах перед Господом Богом, орденоносным разрушителем жизни...» –  Альбер Камю. «Осадное положение» (1948).
      2. «Дети мертвых» – роман Эльфриды Елинек (1995).
      3. «Ночь живых мертвецов» – фильм Джорджа Ромеро (1968).
      4. «Дом 1 000 трупов» – фильм Роба Зомби (2003).


ПОЛЕТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ

     Они живут в мире Ньютона. Они верят, что свет всегда распространяется по прямой, что свойство прямизны определяется законами евклидовой геометрии и не зависит от гравитации. Они не знают, что пространство может искривляться и не только может,но повсюду искривлено, что евклидова геометрия иллюзорна, утопична, как программа построения коммунизма, принятая на XXII съезде партии. Они не знают, что более ста лет назад искусство стартовало с космодрома на Авиньонской улице и пустилось в бесконечный свободный полет, набрав третью космическую скорость. Жители космической сверхдержавы, они не подозревают о переменах, произошедших в духовной истории человечества. Они не подозревают об этом, потому что космодромы в Плисецке и Байконуре были предназначены совсем для других стартов: оттуда запускались в космос многотонные железные громады, а также работники орбитальных станций, но искусство, философия, словом, дух оставались на земле, привязанные к памятникам классиков. И теперь все понимают, что даже разорвав свои цепи, этот дух никуда не полетит. Не найдется такой стартовой площадки, такой ракеты-носителя, чтобы запустить в космос мысль, привыкшую к еквлидовым площадям и проспектам, дух питающийся ньютоновыми яблоками и картофелем с родных огородов. Просторы интеллектуального и художественного космоса уже столетие бороздят корабли под другими флагами, и даже огромным памятникам Церетели никогда их не зацепить.


СЕКС И СМЕРТЬ В СССР

     «Пубертат – это время, когда к нам приходит смерть», – так говорит поэт Грегори Корсо. В своем стихотворении он связывает секс и смерть. До него это делали и другие, конечно, но он связывает секс и смерть по-новому, не так как их связывали до него. Ведь он – поэт, а поэт устанавливает новые связи между явлениями и словами.
     Смерть касается подростка, когда он касается самого себя, – так говорит Корсо и добавляет, что с ним это случилось 31 год назад. Затем он использует непростую метафору с редким словом и в такой конструкции, грамматика которой мне неясна. Но это не имеет значения, потому что меня озадачило совсем другое: перевод на русский фразы I touched myself. По-русски было сказано: «я коснулся ее», то есть смерти.
     И я подумал: «Правильно говорили, что в СССР нет секса. Ведь поданным Союза полагалось верить в бессмертие, бессмертие личное и общественное, по крайней мере, идей и вождей. А самый простой способ запретить смерть состоит в том, чтобы запретить секс. Что и было сделано: ни секса, ни смерти – никаких проблем. Потом рухнула стена и страна, и запрет на секс и смерть был отменен. Стало возможным открыто говорить о страхе смерти и о любви к сексу. Но за время процветания социализма в отдельно взятой стране внешние запреты пустили корни въелись в кожу словно личинки оводов. Поэтому американский поэт Грегори Корсо, общаясь с русским читателем признается, что в пубертатном возрасте он прикасался к смерти, но не к себе. «Прикасался к смерти» – на это переводчик еще отважился, но прикоснуться к себе у него не хватило духу».
     Закрывая книгу, я подумал: «Хорошо, что прошло уже много лет с 91-го и подросли переводчики, для которых пубертат наступил после развала СССР».

________________________________
     «I touched myself 31 years ago» – Gregory Corso. «Death Comes at Puberty».


ТАНК ЗАБОЛОЦКОГО

     Поэт Заболоцкий, по его собственному признанию, закопал у себя во дворе танк. Поэта арестовали, но танк так и не выкопали. Он до сих пор спит под землей – громадная стальная личинка вроде тех механизмов, что были спрятаны в недрах нашей планеты марсианами, как это показано у Спилберга в «Войне миров». Фильм так себе, но эпизоды где из-под земли, словно гигантские грибы, поднимаются боевые треножники, впечатляют.
     Когда я узнал о танке Заболоцкого, то удивился почему никому еще не пришла в голову мысль выкопать его и продать какому-нибудь музею или фирме занимающейся
сбором металлолома.
     Иногда мне снится сон: реабилитированный Заболоцкий въезжает на белом танке в Москву.
     Перечитывая «Столбцы», я вспоминаю этот танк и думаю: жаль, что поэту пришлось расстаться со своей боевой машиной. В том, что он написал позже, не было такого огнеметного духа.
     Не знаю, какой памятник стоит на могиле Заболоцкого, но мне кажется, что лучшим надгробием поэту был бы советский танк.

__________________________________
     «Арестованный НКВД поэт Заболоцкий признался в том, что он с враждебными социализму намерениями закопал во дворе своего дома танк». – А. Якимович. «Магическая вселенная».


НАУКА ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

     Много лет назад, когда я жил в эмгэушных домах на Ломоносовском, в комнатах стояли четыре обычных кровати, а селили в эти комнаты по пять человек. Пятый должен был спать на раскладушке. Вечером он ее должен был раскладывать, а перед уходом на лекции собирать.
     Поначалу мы решили спать на раскладушке по очереди, но при этом получалось что один человек должен кочевать по всем четырем кроватям. Литовцу Гедиминасу, который появился в комнате позднее всех и потому получил раскладушку, этот вариант не понравился, и он сказал, что будет спать на раскладушке всегда и меняться ни с кем не будет.
     Потом он подружился с грузином Бухути и они спали на раскладушке по очереди. Гедиминас был сыном академика, а Бухути сыном то ли полковника, то ли генерала. Но почему-то денег на то, чтобы снять вдвоем квартиру у них не было. Наверное отцы держали их в строгости и хотели, чтобы они узнали реальную жизнь.
     Я вспомнил о трех годах проведенных в общежитии на Ломоносовском, когда прочитал в новостной ленте «Взгляда» о том, что студент ВМК повесился, привязав электрошнур к двухярусной кровати. Я подумал, что теперь в каждой комнате на Ломоносовском стоят четыре двухярусные кровати вроде тех, на которых спят подводники, а селят в эти комнаты наверное по девять человек. Неудивительно, что у кого-то сдают нервы.
     Быт в России всегда был делом нелегким, и моя двухкомнатная квартира кажется мне
теперь отличным жилищем, как бы ни удивлялись мои немецкие знакомые, рассказавшие мне как-то, что площадь моей квартиры в точности соответствует минимальному стандарту ООН в 30 метров на человека.


РОДИНЕ, ПАРТИИ, СТАЛИНУ ПОСВЯЩАЕТСЯ

     Первое предложение этого текста посвящается Родине. Второе предложение этого текста посвящается Партии. Трете предложение этого текста посвящается Сталину. Четвертое предложение этого текста представляет собой пионерский лагерь, обнесенный забором с колючей проволокой. По лагерю бегают пионеры и пионерки в сандалиях, белых гольфах, синих трусах, юбках и белых футболках с надписью «СССР». Под футболками на спине у каждого и каждой – большое тату: физическая карта в масштабе 1 : 4 500 000, поперек которой наколото: «Аркадия».


КАК Я УСОМНИЛСЯ В ТОМ, ЧТО СОВЕТСКИЙ НАРОД ИДЕТ В АВАНГАРДЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА

     Я усомнился в том, что советский народ намного опередил остальные народы в умении выращивать коров и баранов, когда весной 1983 года в магазинах пропало мясо.
     Я усомнился в том, что советский народ намного опередил остальные народы в умении забивать мячи, когда сборная Союза проиграла Бельгии на чемпионате мира летом 1986 года.
     Я усомнился в том, что советский народ намного опередил остальные народы в гуманитарных науках и умении философствовать, когда увидел (кажется, это было осенью 1988 года), как выглядят английские, американские, немецкие, французские журналы по философии, и сравнил их с журналом «Вопросы философии», который издавала Академия наук. О чем было после этого говорить.


ДЯДЯ ВАНЯ

     Рабочие и мастера называли его наверное «Петровичем», а для меня он был «дядей Ваней». Все годы, что я его знал, он работал на одной и той же фабрике сварщиком.
     Когда он умер, вдова разрешила мне взять полные собрания Ленина и Сталина. Только эти книги и были в его библиотеке: 45 + 13 – итого 58 томов. Никаких заметок на полях, зато чуть ли не на каждой странице – строчки, аккуратно подчеркнутые красным карандашом. Я убедился, что он прочитал все тома.
     Позже я отнес эти собрания в букинистический магазин, не прочитав ни одного тома, и получил за них три четверти номинальной цены.


ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ

     Случайно я узнал, что Теннесси Уильямс умер в 1983 году. Меня это удивило: я думал, что он умер гораздо раньше. А думал я так, наверное, оттого, что встречал его имя в советских исследованиях по зарубежной литературе.
     Мне всегда казалось, что советские литературоведы пишут о тех зарубежных литераторах, которые давно отошли в мир иной, – о ком-то вроде Гомера, Сервантеса, Диккенса или Мопассана. Теперь я вижу, что ошибался и должен просить прощения у советских литературоведов.
     Простите мне мои предубеждения.
     Эх, если бы не этот дурацкий спрей, может быть я еще успел бы написать Теннесси Уильямсу письмо или оставил бы отзыв на его личном сайте.
     Всему виной его насморк, спрей и мои предубеждения.
     Хотя, если подумать, моя вина не так уж и велика: в те времена было нелегко узнать, жив какой-то человек (особенно это касалось иностранцев) или он уже умер.