Роман первый. Любочка

  Начинаем новый проект "Роман по средам" Каждую среду будет вывешиваться коротенький любовный роман с учетом  количества представительниц прекрасного пола, у которых этот жанр всегда востребован. В следующую среду будет "Антонина" 


 У нас во дворе Любочку не любил никто. Кроме меня. Да, Любочка всегда говорила капризным голосом, слегка оттопырив нижнюю губку. И могла обозвать некрасиво, и это было обидно, потому, что мы не могли ответить ей тем же, как было бы с любой другой девчонкой или мальчишкой. У нее единственной во дворе папа был не на войне, а мама вообще не работала. Как я позже мог догадаться, он, видно, работал на какой-то продовольственной базе (даже и 10-15 пет спустя я не думал, что ее отец был большим начальником, - тогда еще не было принято демонстрировать свой достаток). Видимо, поэтому Любочка всегда выходила в красивых, новых, нарядных платьях и туфельках. По этой же причине из окон их квартиры частенько пахло очень вкусным, да и сама Любочка то и дело выходила во двор со свежеиспеченными белыми булочками, смазанными вареньем, и аккуратно ела их, откусывая по маленькому кусочку, а мы стояли рядом и глотали голодные слюни. Но самое невыносимое было не это, самое невыносимое начиналось тогда, когда у нее в руке была одна или несколько конфет и она звонко и медленно звала: «Ребя-а-та, а идите сюда, у меня что-то есть». И мы собирались вокруг нее, стараясь не смотреть друг на друга. Она открывала свою ладошку и там могла быть не просто карамелька, но даже настоящая шоколадная конфета, при этом, обязательно с красивым фантиком. И она медленно смотрела сначала на одного, затем на другого, поворачивалась, снова смотрела... Это тянулось томительно долго (хотя, на самом деле, длилось, возможно, всего минуту), затем она медленно говорила: «А сегодня конфету я дам...» Могла при этом сказать, за что: например, он принес мне вчера красивый камушек, или она хорошо похвалила мои туфельки. Могла смотреть, улыбаясь, на одного, а назвать другого (другую). И все мы чувствовали, что это нехорошо, неправильно, но сил не стоять около неё, не ждать и не надеяться, просто не было. Да, это был 44 и начало 45 года, и маленький кусочек сахара - это была максимальная доза сладкого, что мы могли получить. Может быть, кто-то получал несколько монпасьешек на день рождения, про себя, - я просто не помню. Так вот, после процедуры «выделения» конфеты мы еще какое-то время не могли прийти в себя и «счастливчику» не завидовали, а презирали его. Но все равно в следующий раз с замиранием сердца ждали, вдруг этот капризный высокий голосок назовет наше имя.

  Да, вся эта история с Любочкой всплыла у меня в голове лет, наверное, 25 -30 назад, когда я увидел по телевизору мультфильм, где расфуфыренная девчонка говорила: «Кто похвалит меня лучше всех, тот получит большую, сладкую конфету». Я, помню, даже подпрыгнул, - это же Любочка! Не знаю, почему я тогда сразу не записал эту историю, но рассказывал её уже неоднократно детям своим и кому-то из знакомых. Теперь же, набрасывая цикл «Антология любви», не считаю возможным не включить эту историю, так как должен признаться, что Любочка мне не просто нравилась.
 
  Кстати, Любочкой звали только её, ибо она просила (требовала) этого, остальные были Танька, Витька и т.д. Каждый день около 11 часов раздавался голос её мамы: «Люба-а-ша, приходи на полдник пить сладкое молоко». Когда она говорила, что «полдник» представляет такое густое белое сладкое молоко в жестяной баночке, которое можно разводить горячей водой, никто не понимал, как это может быть, чтобы молоко было густое (что такое сгущенка, никто не знал, даже верблюжье молоко было жидким).

  И все равно, все равно, она мне очень нравилась, не потому, что у неё были конфеты; не потому, что она одета была, как принцесса; не потому, что кожа у неё была белая, щечки розовые и нос всегда сухой; нет, она мне просто ужасно нравилась. Я никогда ей этого не говорил, но всегда хотел побыть с ней вместе. И этот день настал! Любочка сама подошла ко мне и спросила: «Я сейчас пойду к тете, хочешь меня проводить?». Хотя мама всегда предупреждала, что со двора я никуда, никогда не должен выходить, если только не с Эммой, но тут я сразу забыл обо всем, - с Любочкой я мог идти хоть на край света, тем более, она сама дала мне свою руку. Ничего удивительного, что я не запомнил, как мы шли, я как будто плыл над землей, а рядом была моя принцесса. Зашли через открытые ворота во двор, где стоял двухэтажный (!) дом (я видел такой впервые). Любочка исчезла в подъезде, а я остался ждать. Осмотрел небольшой двор с высоким забором, выложенным из камней, между которыми тут и там были зазоры и трещины. Смотрел на окошки дома, вдруг выглянет моя принцесса и помашет ручкой. Никто не выглянул, а мальчишка, который вышел из дома, посмотрел на меня и почему-то сказал, что иногда из щелей забора вылезают змеи. Я здорово струхнул и стал держаться подальше от забора, потом стал ходить кругами по двору, но на улицу не выходил, опасаясь, что Любочка выйдет и, не увидев меня, решит, что я ушел и оставил её одну. Потом у меня появилось маленькая детская проблема, но во дворе туалета не было, что меня очень удивило (к тому времени я еще не знал, что «места общего пользования» могут находиться прямо в доме). Единственное укромное место, которое мне могло помочь, находилось между стеной и створкой ворот, открытых внутрь. Но тогда бы я оказался совсем рядом с забором и, если в это время оттуда вылезет змея... Короче, я уже совсем измаялся, и стало темнеть. Любочки все еще не было, а мама уже давно пришла с работы. В голове у меня все перемешалось, я знал, что мне нужно домой, но не имел никакого понятия относительно обратной дороги. Мысль о том, чтобы зайти в дом, стучать во все квартиры и спрашивать мою Любочку, я отогнал сразу; во-первых, стыдно это делать; во-вторых, может, Любочке будет стыдно, если за ней к тете зайдет мальчик; а в-третьих, - ведь уже много времени прошло, и вот-вот она сама выйдет. Моя проблема заставила меня все-таки выскочить на улицу, и тут же я увидел в полуквартале отсюда свою маму, идущую навстречу. И я заскочил обратно во двор, забыв про змей, забился между воротами и стеной. Почему я это сделал? Было очень стыдно перед мамой, что я не послушал ее и ушел, а так, - она меня не увидит, мы с Любочкой придем домой, и я уже буду во дворе у себя. А если мама меня увидит, она меня будет ругать и обязательно заберет отсюда, а Любочка выйдет, - меня нет, как же она в темноте пойдет домой? Но мама меня увидела. Не успел я продумать эти варианты, как створка ворот отошла от стенки и мама, плача, схватила меня за руку и потащила домой. На все её вопросы, почему я здесь и почему прятался от неё, я не отвечал, а тоже плакал. Во дворе был некоторый переполох по причине моего исчезновения (надо же, никто не видел, как мы с Любочкой уходили).
      
  А когда мы пришли домой, мама плакала и била меня веником по попке. Это было первый и последний раз в моей жизни, и я тоже плакал, но не от боли, а от того, что мама меня била и плакала. А потом она села на кровать, держась за грудь, легла и тяжело дышала, и что-то хрипело у неё внутри, глаза были закрыты, а лицо побледнело. Мы с сестрой начали плакать: «Мамочка не умирай!». Наверно, Эмма позвала соседку, та посмотрела, послушала, сказала, что у мамы - «грудная жаба» и принесла какие-то таблетки. Мне было очень страшно, но, когда мама уже стала разговаривать, я не смог удержаться, и спросил, как жаба попала к ней внутрь, неужели, залезла в рот, когда мы спали на улице? И еще, - ведь жаба такая большая, как три лягушки. Мама засмеялась, было, и опять закашлялась и захрипела, поэтому больше я ничего не спрашивал. Но этот вопрос так и сидел у меня в голове, пока я не заснул, и во сне несколько жаб все прыгали около меня и пытались допрыгнуть до рта. Я отбивался палками, камнями, проснулся, увидел, что я лежу, сел, опершись о стенку спиной, и прижал руки ко рту, чтобы он не открылся во сне. А когда я уже утром проснулся, мама ходила по комнате и что-то готовила нам поесть. Потом собрался гулять, надел сандалии, а у дверей лежал потрепанный веник, - я посмотрел на него и весь-весь вчерашний день подробно прошел перед глазами. Я вышел во двор. У нас во дворе Любочку не любил никто.