СМЕХ

Я начал помнить запахи акаций,
вкус хлеба черного и цвет слепящий неба
в год поражений и эвакуаций,
в дни бед
и нарастающего гнева.
Вступая в мир
и детскими плечами
почувствовав его опор шатанье,
я думал:
жизнь- лишь слезы и печали
и страшных похоронных ожиданье.
Да, не одни цветы в лугах сминались
тогда под сапогами отступленья.
И даже мы, мальчишки, не смеялись,
считая смех великим преступленьем.
Мы даже пить солдатам выносили,
в их лица понимающе не глядя,
чтоб не увидеть
стыд или бессилье
в глазах у сильных коренастых дядей.

И помню смех.
Он вспышкой одиночной,
слепя своим неслыханным протестом,
вдруг засверкал среди кромешной ночи
отчаянья,
удушливой и тесной.
И было страшно слышать этот вызов.
И все же что-то в нем к себе тянуло,
на скорбных лицах на мгновенье вызвав
улыбку, что в морщинах утонула.

В саду смеялись девочки,
в ладонях
держа трюмо разбитого осколки,
с кокетством глядя в них.
А в нашем доме
в те дни стояли госпиталя койки.
И я рванулся,чтоб унять тот хохот.
Но вдруг опешил,
не поверив в это:
один солдат, с трудом привстав на локоть,
вдруг потянулся к смеху,
словно к свету.

Без песен на восток шагали роты.
а смех звучал все радостней и выше.
Нет, я не мог, мальчишка желторотый
понять того,
что в нем солдат услышал.
То,разломав неверия чугунность,
рожденная среди огня и дыма,
в сердцах девченок пробуждалась юность.
А юность никогда непобедима.
И смех ее,
глушащий взрывов грохот,
не заглушить в упрямом человеке...

Смеющиеся девочки,
ваш хохот
я оправдал отныне и навеки.