Сашатка Егоров прекрасный и смешной поэт

Александр Петрович Егоров прожил не слишком долгую жизнь (1956-1993). Публикаций у него немного, творчество малоизвестно. Тем не менее, на мой взгляд, это поэт исключительного таланта, и потомки еще оценят его вклад в большую литературу. Его произведения это удивительный сплав поэзии иронической, концептуальной и куртуазной, через которую то и дело пробиваются трагические нотки реализма. При том, что речь идет не о эпигонстве, а об отдельном внестилевом пути. Ведь ни Пригова, ни Иртеньева, ни Еременко, тогда еще никто не знал.
 
Все это заслуживает серьезного анализа, пока же хочу просто привлечь к некоторым стихам ваше внимание, и поделится тем, что составляет неотъемлемую часть моей жизни. Именно его стихи я вспоминаю, когда мне трудно. Здесь я отобрал несколько, возможно не лучших.
Однако почти все им написанное опубликовано на странице автора: http://stihi.ru/avtor/petrovichegorov

Подборку подготовил Ромм (Наумович) Михаил.

Наш характер

Люблю читать я в книге милой,
Что в мире нету лучше нас.
Вот как-то раз, зимой унылой,
Зашел в магазин в поздний час.

А за прилавком продавщица
С глазами цвета всех Россий.
Не то чтоб важную вещицу —
Я скромно рыбы попросил.

Она взглянула очень гордо,
Схватила рыбину, притом
В мою испуганную морду
Чуть не заехала хвостом.

Швырнула сдачу мне с размаху,
Так, что прилавок задрожал,
Да послала вдогонку на *** —
Спасибо, тут же отбежал;

В дверях мгновение помедлил
И, от обиды без лица,
Ее назвал я «сукой бледной»,
Скатившись кубарем с крыльца.

«Ну, что за хамы есть в народе, —
Подумал, кутаясь в пальто, —
Однако же, медали вроде,
Какая искренность зато!

А вот, положим, иностранец —
Любезна речь, приветлив взгляд...
Но лжет, конечно, внешний глянец, —
В душе, собака, копит яд!»

*******************************************
Страх

Я — безвольная кукла событий,
Я теряю присутствие духа.
Если хочется вам, то возьмите,
Откусите мне правое ухо.

Если надо — кусайте другое,
Ешьте с маслом, с горчицею, с перцем.
Ведь, конечно же, все дорогое
Не в ушах человека, а в сердце.

Без ушей — оно легче и проще.
Это — символ борьбы с показухой.
Можно выйти на самую площадь
И гулять по ней Пьером Безухим,

Рассуждая о жизни и смысле,
Восхищаясь сиреневой ночью.
Хорошо, когда уши не виснут
И торчком не стоят, между прочим.

***********************************************
Письмо в редакцию

Все не выходит из ума тот случай,
Когда впервые, в Дмитрове, у морга,
Увидел я в реальности бесстыдной
Труп человека... Нет, сперва — учуял,
Когда, согнувшись, в низкие воротца
Я проходил, и мне вдруг показалось,
Что в воздухе пахнуло чем-то сладким.
Но нет, не показалось! Прокатился
Смешок в толпе: «Да вон лежит, воняет»
И, оглянувшись, тут же я увидел
Едва полузасыпанный щебенкой,
Прикрытый рваным полиэтиленом
Труп человека... Зрелище на редкость! —
Нога, полуистлевшая, чернела,
Чернело также то, что раньше было '
Лицом. Лежали рядом доски,
Заране припасенные для гроба.

А в синем небе расцветало солнце,
А по деревьям птахи щебетали,
Стояли люди, среди них — и дети,
И все бы было очень даже просто,
Когда бы не лежащий у забора
Труп человека, полиэтиленом
Прикрытый жалко, да еще щебенкой
Полузасыпанный...

**************************************************
Ностальгия

Этот город, растараканенный
Фонарейно-литыми бульварами,
По ночам напевал мне израненно
Золотыми, как солнце, гитарами.

Но порою, покинувши площади,
Меж теней приозерного вечера
Мы с подругой резвились, как лошади,
Оставаясь никем не замеченными.

В небесах изумрудные звездочки,
Облака, разбежавшися-синие;
Платье белое, губки — как розочки,
И лесов почерневшие линии.

*****************************************************
По невскому проспекту

Где плясали ветра под трамвайный аккорд,
Монументы шагали в снегу, —
В хороводе неясно-расплывчивых морд
Осознал я, что жить не могу.

Черной пастью хватал меня грязный подъезд,
Двери лязгали злобой людской,
А оконная рама — осиновый крест —
Заполняла мне душу тоской.

По глубоким ущельям слепых площадей
Я мелодией страха кружил,
Меж совсем незнакомых и чуждых людей
Спотыкался, а все-таки — жил!
******************************************************

У полотен рубенса

Смотря на груды мяса пенного
Полотен Рубенса, был весел —
Презрев законы мира тленного
Он Тело по небу развесил!

Наверно, это все же женщины,
Но может быть — и облака...
Ведь в жизни все так переменчиво
Какая разница пока?

Пускай плывут, нежнея розово
(Что, мол, никто нам не указ!)
Ныряя в илистое озеро
Моих печальных синих глаз.

**********************************************************
Вуаер

Нет ничего печальнее картины:
Вот день погас, как бы навеки сгинув,
И кто-то молча смотрит на куртины
Окна чужого, голову закинув.

Оно высоко, ничего не видно,
А он стоит среди дерев безлистых
И выглядит наружно так невинно,
Как в пятьдесятых — группа футболистов.

Он привлечен невидимою тайной.
Весь мир вокруг как будто убывает,
Душа ж его в любви необычайной
К чужой судьбе пугливо пребывает.

************************************************
Рассуждение о котах

Коты — их кто не уважает?
Наверно, лишь на небе звезды.
Меня их наглость поражает —
Весь мир для них как будто создан!

Они уже мышей не ловят —
Собой дома они величат,
Когда сидят у изголовий
Или в ногах во тьме мурлычат.

Порой их гонят, с криком вроде:
«Пошел отсюда вон, скотина!» —
Но все равно они приходят,
И морды их невозмутимы.

****************************************************

Отпускание бороды

Я решил — отпущу себе бороду,
Буду гордо ходить с ней по городу,
Буду гордо ходить да похаживать,
Свою бороду чинно поглаживать.

Если спросит девчонка задорная:
«Почему борода твоя черная?» —
Я отвечу ей тут же с ухмылочкой:
«Не чернее души, моя милочка!

То-то пальцами длинными, ломкими
Эту бороду тискаю, комкаю,
Да брожу продолжением повести
О своей неразгаданной совести».

**********************************************
Инцидент

На улице задел я «дипломатом»
Прохожего, конечно, извинившись.
Был удивлен, когда, внезапно взвившись,
Посыпал тот в меня отборным матом.
Старик, в своей зачуханной тужурке,
Седой как лунь и невысокий ростом,
Шагал за мной, «скотиной» и «прохвостом»
Клеймя в каком-то исступленье жутком.
Я шаг ускорил, напрягая нервы.
Вослед неслось мне, мрачное, как фатум:
И что б со мной он сделал в сорок первом,
И что б со мной он сделал в сорок пятом,
Что в жизни горя я еще не видел,
Что рана у него в ноге сквозная...
Как тот Семей, спешащий за Давидом,
Злословил он меня. За что? Не знаю.
И помню, было нестерпимо жарко,
И помню, думал: «Что случилось с нами?»,
И как нырнул в спасительную арку,
Как, выхода ища, блуждал дворами.

***********************************************
Мой отец перед смертью читал Мопассана,

Мой отец перед смертью читал Мопассана,
Католической грусти бессонно внимая —
И над домиком нашим, над призрачным садом
Ночь цвела до рассвета, недвижно немая!
Одиноко струился дымок сигареты.
Я смотрел на отца, и мне было так странно:
Книга нежно болтала про то и про это —
И плелись воедино столетья и страны
Между тем как слабели последние узы...
К окнам жизнь подступала, чего-то просила,
Повторяя словами больного француза,
Что внутри — тяжело, а снаружи — красиво.

*************************************************

Есть надежда

Когда сам сатана мою душу увлек
И с крутого обрыва в безумье швырнул,
Мои чувства в причудливый свиток свернул,
Над рассудком моим потешался, как мог —

Я в конторе дурил, отвечал невпопад,
В тот же час в психбольницу меня увезли.
Мне казалось — померкли все краски земли,
И остался вокруг только сумрачный ад...

Утром скопом в палату вошли доктора,
Мой был молод как ангел с лучами из глаз.
Я подумал: «Спрошу его прямо сейчас!»
Чей-то голос шепнул мне: «Давно бы пора!»

И, на вязках привстав, я решился тогда —
«Есть надежда?» — спросил, глядя прямо в глаза.
«Да, всегда есть надежда» — он тихо сказал
И плечами пожал: «Есть надежда всегда!»