У Музы

Я горд собой с тех пор,
как рифмам научился.
И ночью как-то раз
приснился странный сон:
на тесный разговор
(знать кто подсуетился)
я к Музе «глаз-на-глаз»
был в гости приглашён.
Бухтят сквозь сигаретный дым:
«Зайдите к ней, поэт…»
Поэт? Ну, ладно, поглядим:
шутили или нет…

Я выбрился, не пил,
чтоб с мыслями собраться
и не сболтнуть чего
чужого сгоряча.
Я – молод, полон сил,
и, если разобраться,
пора достичь всего
иль кончить, как начал.
Хотя навряд ли завяжу.
Так брякнул,… поспешил…
Я ж не за звания пишу,
а чисто для души…

И вот уже лечу!
Пегас взаймы дал крылья.
Шампанское, цветы –
простой мужской набор.
Но водки захвачу,
так, не для изобилья,
а чтобы ты-на-ты
связался разговор.
Вхожу и распрямляю торс,
и оголяю нервы,
но вижу, что-то здесь не то:
я, кажется, не первый…

Секьюрити прошёл
по мне, ища взрывчатку,
ощупал на все сто,
как мелкую шпану.
Кивнул: всё хорошо,
мол, доставай задатки,
таланты все на стол
и в очередь, к окну.
Командует, брюзжит слюной.
Я взмок весь до порток.
Но чей-то голос за спиной
взбодрил: «Не дрейфь, браток…»

Я выдал всё, как есть,
все строчки без утайки,
в надежде удивить
особенной чертой.
А он лишь взялся есть
краюху сдобной сайки.
Ему на всё – ложить.
Он здесь лишь, как конвой.
Пугнул и стих, и вышел весь.
Он – пёс, а не злодей.
Видать, и тут прошёлся бес,
и тут, как у людей…

Народу – пруд-пруди!
Кто – в мыслях, кто бормочет.
Все – к Музе, доказать,
что их достойна честь.
Поближе подойти,
мелькнуть, попасть на очи,
хоть что-то зачитать,
и в классики пролезть.
Все прут стеной, ни шагу в зад,
назойливее тли.
Но редко где в глазах – азарт,
всё – цифры да нули…

Солидные мужи,
видать, в авторитете,
пред нею, как стена
от нас, от простаков.
Но мы ж не так пришли,
мы – каждый при билете,
чтоб получить сполна
экспертный протокол.
Любимцы Музы прошлых лет –
покойники все сплошь.
К ним затесаться - шансов нет,
покуда не помрёшь…

Цветы с шампанским – вон!
Отвинчиваю пробку…
Чтоб время скоротать,
налил себе стакан.
Ломиться – не резон,
хоть я и не из робких.
Но продолжаю ждать,
ведь примут, раз пришёл.
Вдруг тот же голос позади,
но лишь слегка позлей:
«Чего надулся и сидишь?
Подвинься…и налей…»

Гляжу, как будто он!
Взгляд колкий, исподлобья.
Росточком - мне в плечо,
но чую силу в нём.
Налил… Стаканы – в звон.
А пить что ль за здоровье?!
Махнули раз… Ещё…
И каждый о своём.
Вдруг повернул ко мне лицо,
прокурен и небрит,
с гранаты рта сорвал кольцо
и хрипло говорит:

«Ты зря сюда пришёл.
Напрасные потуги…
Ведь то, что хочешь знать,
не скажет здесь никто.
Живой – и хорошо!
А ждать её в подруги,
так некогда писать
за этой маетой.
Твори, на что способен сам,
добавь к таланту труд…
Поэт – Всевышнего глаза,
покуда люди врут.

Смотри и не молчи,
на лесть не поддавайся,
не бойся говорить
про то, чего нельзя.
Пока в груди стучит,
ни кланяйся, ни кайся,
скажи, как людям жить,
открой на свет глаза…»
Сказал, допил и сник в толпе.
Приметил ли кого?
А я остался сам себе,
один и без него…

Я к Музе не попал,
хотя, как будто, звали.
Зато дошёл, проник,
к вратам своей души.
Мне главное сказал
поэт горластый, в зале:
«Пусть тОлпятся они,
а ты, давай, пиши…
Плевать, что ты пока - не тот.
Как только станешь первым,
она сама к тебе идёт.
Лишь лучших любит… стерва…»
***
Очнулся… НАчал жить…
Пора за дело браться…
Вчерашний алкоголь
мне сватает тоску.
Бросать писать, что – пить.
Тут век не расхлебаться!
«Раз ты – поэт, изволь!»
… а если не смогу?...