Китс Джон. Из поэмы Эндимион Книга IV, 1-29

ДЖОН КИТС

ИЗ ПОЭМЫ «ЭНДИМИОН»
(1818)

КНИГА IV

О Муза края отчего – юница!
На склонах довелось тебе родиться –
Зачатой в радуге духовной сферы.
Не покидала долго ты пещеры:
Здесь прежде стаи рыскали волков,
В лесах людской не раздавался зов;
Спал первый из друидов в колыбели –
И в одиночестве пустынном зрели
Твои пророчества, таясь глубоко.
Донёсся глас торжественный с Востока,
Но ты молчала. Тщетно девять Муз
К тебе взывали: с родиной союз
Хранила ты. Авсония младая
Сестру молила островного края:
«Сюда явись!» - и умоляла снова,
Но ты под сению родного крова
Лелеяла надежды. Торжество
Свершилось! Только ныне от него
ЧтО сберегли мы в душах опустелых?
О Муза! Стистнутым в земных пределах
Темницей плоти, нам на крыльях слуха
Не воспарить: прижато наше ухо
В унынии к подушкам; луч рассветный
Не воссияет радостью приветной
Над нашей жизнью – жалкой и тупой.
Сколь счастлив тот, кто делится с тобой
Всем сокровенным! Вспомнил я сейчас
Поэтов, что давно ушли от нас –
Прервал молитву… Тяжко, но продолжу. –

Перевод Сергея Сухарева (2009)

From “ENDYMION”

BOOK IV
(Lines 1-29)

Muse of my native land! loftiest Muse!
O first-born on the mountains! by the hues
Of heaven on the spiritual air begot:
Long didst thou sit alone in northern grot,
While yet our England was a wolfish den;
Before our forests heard the talk of men;
Before the first of Druids was a child;—
Long didst thou sit amid our regions wild
Rapt in a deep prophetic solitude.
There came an eastern voice of solemn mood:—
Yet wast thou patient. Then sang forth the Nine,
Apollo’s garland:—yet didst thou divine
Such home-bred glory, that they cry’d in vain,
“Come hither, Sister of the Island!” Plain
Spake fair Ausonia; and once more she spake
A higher summons:—still didst thou betake
Thee to thy native hopes. O thou hast won
A full accomplishment! The thing is done,
Which undone, these our latter days had risen
On barren souls. Great Muse, thou know’st what prison
Of flesh and bone, curbs, and confines, and frets
Our spirit’s wings: despondency besets
Our pillows; and the fresh to-morrow morn
Seems to give forth its light in very scorn
Of our dull, uninspired, snail-paced lives.
Long have I said, how happy he who shrives
To thee! But then I thought on poets gone,
And could not pray:—nor can I now—so on
I move to the end in lowliness of heart.——