Родион

Это тяжело осознать.
С этим трудно смириться.
Когда я упал на кровать...
Да нет:
когда я еще не успел
родиться,-
он уже знал ответ.
И - наверное, от радости -
пел:
"Ты будешь расти".
Да как ты смеешь,
наглый старик!
Что еще за новости!
Эй, бородач, разумеешь? -
я новой дорогою
буду идти,
у меня будет собственный лик,
и не нужно проситься с подмогою!
И пошел. По его пути.

И за мною бежали
буквы,
костыли титанической
мысли,
здоровой на обе ноги.
В спину летели кинжалы
и кричали, как будто,
"постой!" -
но на деле твердили:
беги.

Уложив кирпичами
проекции снов
в монолит нерушимой стены,
я кричал через стену:
теперь я готов;
знаю каждую цену!
Он возник из глубин своей высоты
и только пожал плечами;
камни упали:
"Теперь это - ты,
а не то, что было вначале".

С тех пор я не сплю.

Это тяжело осознать.
С этим трудно смириться.
Когда я впервые упал
на кровать,
томик шелестел страницами.
Солнце не смело
пробиться
в подвал.
В голове гудело:
"Я", "Это я написал".
Третья мысль - застрелиться.
Он пришел без ружья,
даже не быв замеченным.
Дернулся перекреститься,
но потянулся к вечному.
Книга приняла его
радостно,
раскрыла свои корочки.
Подпол был закрыт наглухо.

Очнулся. Зияет форточка.
Так запросто,
так глумливо.
Я торопливо
встал.
К столу топором
пришпилена
куча записок.
Потер висок.
На окне
знакомых следов тропинина.
Я глухо и долго рычал -
о том,
что он знал
заранее.
Заранее знал обо мне.