Так не бывает
Маришка одевается, и выходит на кухню. Сегодня ее завтрак – в миске что-то сухое, зерна и хлопья, и молоко рядом в стакане. Она завтракает неторопливо, ей торопиться некуда. Думает о своем; мысли тягучие, как мед, сладковатые.
Маришке уже 20 весен. Точно, 20. Уже восьмой день как. У нее льняные волосы и зеленые глаза. Это она помнит и знает. Это не меняется. Она проводит рукой по голове, от лба к затылку. Сегодня у нее волосы по плеч, рваные края, и челочка.
Позавтракав, она одевает туфли (сегодня - высокий каблук, блестящие, неудобные) и выходит из дома, под мерцающий, немного неприятный свет.
Маришка стоит, прислонившись к стене и смотрит вокруг. Так не бывает, говорит она сама себе. Мимо нее, и там, подальше, стремительно проносятся яркие цветные пятна, большие и маленькие. Под мерцающим небом город – не город, не пойми что, тоже все в разноцветных пятнах. Маришку бросает то в жар, то в холод, но эти скачки температур слишком коротки, чтобы придавать им значение. Иногда ей кажется, что и она сама мелькает, пестрит радужным разноцветьем, но проверить это слишком страшно, и она продолжает стоять, словно вросши в разнопеструю стену, завороженно глядя на цветное безумие вокруг. Зрелище это невероятно радует Маришкин зеленый глаз, она никогда такого не видела, вот и любуется, глупая, изредка покачивая головой или по-детски похихикивая.
Что ей по-настоящему неприятно, так это гул в ушах, не смолкающий ни на миг. Гул этот то нарастает, то стихает, сегодня вот особенно громкий, неприятный. Могла бы и привыкнуть уже, но с каждым днем гудит все громче, и звуки вплетаются новые. Маришка с ужасом представляет, что же будет завтра. Иногда ей даже чудится, что вот завтра-то она непременно от этого гула умрет. А умирать ей совсем не хочется, ей же всего 20 исполнилось, и к тому же такое чудо вокруг делается, куда ж тут – умирать. В земле наверняка нет этих вот радужных пятен, и новой одежды уж точно нет, там только холод и сырость, и противный запах гниения. И никаких тебе чудес.
Тут Маришке становится совсем уж грустно, даже изнутри холодно, и со щеки ее медленно стекает одинокая слеза. Она уже почти совсем разучилась плакать, но вот одна слеза все-таки осталась, и теперь лениво ползет к подбородку. Слеза неприятно щекочет щеку и Маришка пытается хоть чем-нибудь успокоить себя, отвлечь. Впрочем, думает она, завтра я непременно найду что-нибудь, чтобы заткнуть уши, и только тогда выйду на улицу. От этой мысли ей становится значительно теплее, и она улыбается.
Когда глаза, предательские глаза, все же устают от такого буйного мелькающего разноцветья, Маришка вздыхает печально, поворачивается и открывает дверь. Сегодня дверь стеклянная, прозрачная, с железной округлой ручкой. Маришка поднимается по каменной лестнице и заходит в квартиру. На кухонном столе стоит фарфоровая кружка с чаем, рядом на тарелочке дымится что-то, по виду съедобное и даже вкусное. Ингредиенты того, что в тарелке, сегодня уже не слишком интересны Маришке. Гораздо больше ее занимают собственные мысли. Интересно – думает она – а что будет завтра? На кресле рядом с кроватью, и на столе, и там, на улице. Интересно, когда это закончится? И закончится ли? А может, ничего этого и нет, и я сплю, или больна тяжело, и лежу где нибудь, а в меня вливают травяной настой и охают, качая головой: «Как же так, наша Маришка...»? Если так, то пусть я и дальше болею, только чтоб не умирать, ведь интересно же, как завтра будет.
Маришке все время кажется, будто что-то должно измениться, будто однажды она сможет подойти к очередному цветному пятнышку и разглядеть его получше. Или просто – все это остановится, и станет наконец ясно, что же это за пятна такие. Раньше ведь их не было, люди были. А теперь вот все наоборот – никаких людей, одни только пестрые летящие пятнышки.
Поужинав, Маришка отправляется спать на сегодняшнюю, большую деревянную кровать. Снимает одежду, ложится, вздыхает снова. Так не бывает, говорит она себе перед сном, восьмой день подряд говорит. И закрывает зеленые глаза. Блаженное забытье приходит к ней очень быстро, буквально сразу.
Снов Маришка не видит уже восьмой день.
***
А вы никогда – днем ли, ночью – не замечали краем глаза в каком нибудь тихом переулке одиноко стоящую девушку? Вроде вон она, стоит, такая обычная, как все, а внимание почему-то привлекает, и хочется разглядеть получше, а когда оборачиваешься, оказывается, что никого там нет. Замечали?
Познакомьтесь, Маришка.
Она там восьмой век стоит.
Все еще хотите получше разглядывать?
07.07.2008г.
Az.
Свидетельство о публикации №110030900324