***

Песня о евнухе Василии.
Жил евнух Василий, не буду
Его осуждать за фамилию,
Которую нёс за спиною
В котомке замёрзших скитаний.
    «Спёйс гёрл» у цветной Клеопатры
    Просили, молясь о надбавке.
    Эйнштейн с неприметным прибором,
    Стоял с нерастёгнутым воротом.
Да, видно, что евнух Василий
Не прикладает усилий,
Чтоб стать тем, кем больше не станет.
О том, что так скорбно помянет.




Не станет он Баской де Гамой,
Не Гамлетом, не Заратустрой.
И даже цветы к мавзолею
Ему не несут как хотелось.
    Хотелось народу Вьетнама,
    Что видел в песках и барханах
    Свои потаённые страсти
    О женщинах старого света.
Не станет Василий комбатом,
Когда разрываются пули.
Калькутские пули «Дум-дум»
В руках у пигмеев Австралии.
    Не быть ему птичкой колибри
    Из острова Кости Слоновой.
    Чирикая весело гаммы,
    Он не полетит в небеса.
Не Клинтоном и не Фольксвагеном,
Срывая всю злость на палитре,
Прекрасного летнего утра
Далёкой, но Новой Зеландии.
    Да, видно, что евнух Василий
    Не прикладает усилий,
    Когда поселился в притоне,
    Разврат возведя в наслаждение.
Кивал алым парусом яхты
Всё тем же английским пиратам,
Массируя старые члены,
В пижаме из белого бархата.

    И скорбью наполнилось сердце
    В районе Бродвея и Лувра,
    Когда он с Ростовой вальсировал,
    Сверкая брезентом и сталью.
А там в диогеновой бочке,
Счищая со стенок фекалии,
Он понял в чём сущность стремлений,
Влиять на рождаемость Запада.
    Да, видно, что евнух Василий
    Не прилагает усилий,
    Чтоб вышвырнуть в талые воды
    Учебник ботаники старый.
И крепко сжимая гантели,
По трапу пройти на «Титаник»,
Сверяя свой шаг по Карнеги
И «ростом» швейцарского франка.
    Не требовал он от усилий,
    Которые стройным демаршем
    Прошлись в первомайской колонне,
    Портреты неся с майонезом.
Такая судьба у Василия –
Пустить свежий ветер насилия.
Нашептывать гимн Пенелопы
Студентам технических вузов.
    И представляя тираду,
    Скатившись по склону Олимпа,
    Вздыхал отчужденно Василий
    О происках злостных реакций.
Но мимо, слоняясь без дела,
Минуя все отмели даже,
-36-            К нему подошёл Аристотель               
                С испытанной жизненной жаждой.
                Вдвоём подхватив Камасутру,
                До дрожи в коленях, надменно,
                Читали стихи с упоеньем
                О том, кем не станут однажды.