***

2 КНИГА

«ЭПИГРАФ К СУДЬБЕ»

1988 - 1990
;
ВСТУПЛЕНИЕ К КНИГЕ


Пускай мы живём бестолково,
надрывно и трудно дыша,
пусть в кровь разбивается снова
об острые камни душа,

заплатим слезами и п;отом
за счастье на мизерный грош -
но и за такие расчёты:
такое не больно найдёшь.

Живём, будто срок наш бессрочен,
и к смерти придём, как к судье.
Но наши останутся строчки
эпиграфом к чьей-то судьбе.

1989
 
ЦИКЛ "МУЗЫКА В ЛАДОНЯХ"

1988-1989

ВСТУПЛЕНИЕ


Ещё ты молод, и не трудно
даётся первая строка,
а жизнь раскрыта, как этюдник,
но недописана пока.

Бросаем мы гроши минут -
а вот уж года нет в помине,
живём, как будто жизнь - этюд
к какой-то будущей картине.

Но вот погаснет рампы свет:
этюды - есть, картины - нет.

1988

;
* * *
Вновь полёт мне приснится,
только выйду из снов -
и подстреленной птицей
упаду я на дно.

Но, презрев неудачи
и падения в грязь,
сердце мячиком скачет,
вверх - чтоб снова упасть.

Сердце всё же летает,
пусть крыла и грязны,
и давно уже знает,
чем кончаются сны.

Пусть устало стучаться,
только песней живёт.
Только б сон не кончался,
не прервался полёт.

1988

;
* * *

Верст нехожено, немерено,
все чащобы да дубы.
Я - поваленное дерево
на тропинке у судьбы.

Кажется, судьба безрадостна,
за грозой опять гроза,
но вокруг звучат так сладостно
птиц поющих голоса.

Сила злая или добрая
правит миром, где порой
без разбора в кучу собраны
счастье пополам с бедой?

Где средь пенья соловьиного,
без пощады и не раз,
жизнь, покруче ветра сильного,
как стволы, ломает нас.

1988

 
* * *
«Свеча горела на столе…»
Борис Пастернак

Как долго осенью до рассвета,
и в стуже корчится вечер тёмный.
Когда под этим осенним ветром,
один ты в доме – то как бездомный.

А нам ведь надо совсем немного:
чтоб чья-то нежность ладони грела,
чтоб кто-то ждал тебя у порога,
тьму побеждая, свеча горела.

1988

 
СНЕЖНЫЕ ВЕРШИНЫ
Написано на Эльбрусе
Потрескивает печка,
и в доме тишина.
В ночи, при свете свечки,
жизнь кажется слышна.

Чиста и так прозрачна,
что горных рек вода.
И зваться неудачной
не может никогда.

Со склонов гор отвесных
ты видишь, не боясь:
не так уж много места
в ней занимает грязь.

Потоком всё смывая,
как душем тени с век,
затопит жизнь до края
тобой прожитый век.

Когда-нибудь лавиной
она к тебе придёт,
как снежные вершины,
пространство и полёт.

1989


 
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
(На тему Шаламова)
Написано на Эльбрусе
I
“На склоне гор, на склоне лет”
Шаламов

“На склоне гор, на склоне лет”,
мудрей мы станем и светлее.
Страдание преодолея,
уйдем туда, где мир виднее,
откуда ближе звёздный свет.

Смотрю на жизнь я без прикрас,
печаль и радость - всё приемлю.
Но легче здесь во много раз:
здесь звёздный свет, летя на землю,
быстрее достигает нас.

“На склоне гор, на склоне лет”
нам будет ближе звёздный свет.

II
“В пути на горную вершину,
в пути почти на небеса...”
Шаламов

«На свете счастья нет,
а есть покой и воля».
Пушкин
“В пути на горную вершину,
в пути почти на небеса”,
над нами коршуны кружили
и пели чьи-то голоса.

И был почти что бесконечен
наш путь на склоне гор и лет,
мы пили воду горных речек
и думали, что смерти нет.

Но только стало счастье сниться,
покой и воля, тихий дом -
как пролетающая птица,
она нас тронула крылом.

1989


 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

МУЗЫКА  В  ЛАДОНЯХ

Как друг до друга донести
немного музыки в ладони?
И в сильный ветер - не уроним,
хоть трудно удержать в горсти.

Друг другу музыку дарить -
предназначенье человека.
Для этого, душа-калека,
шлифуй себя, как янтари.

Хоть каплю музыки дарить -
трудней любого в жизни дела,
и, чтоб душа твоя сумела, -
о, как должны мы стать добры!

И в этом смысл любви, мой друг:
приходит, светом мир наполнив,
и музыку - в свои ладони
берёшь ты из любимых рук.

Но как не расплескать в пути,
не замутить на горных склонах,
немного музыки в ладонях
как друг до друга донести?

1988
 
ЦИКЛ "ЗОЛОТАЯ СКРИПКА"

1982-1988

РАЗБИТАЯ СКРИПКА

Голос осени - жалобный голос поломанной скрипки,
что разбилась на множество маленьких жёлтых осколков.
По печальной земле, посмотри, их рассыпано сколько,
только ветер уносит мелодии грустной обрывки.

Ветер будет лететь, задевая за крыш черепицу,
флюгерами вертя, на столбах обрывая афиши.
И встревожимся мы, в вышине её голос услышав,
не поймём, кто зовёт, и куда нам на зов устремиться.

Или голос судьбы, только он почему-то печален,
или музыка эта звучит в нашем сердце, быть может.
Как прожитую жизнь, не вернуть эту осень, но всё же
наша жизнь не бесследна, и ждут корабли у причала.

Можем мы сохранить отголоски мелодии в сердце,
нашей музыкой станут, песней, стихом вдохновенным.
Эта осень тогда, как судьба наша, станет нетленной.
Осень – жёлтый костёр, где душа наша может согреться.

На мелодию эту стихом отозваться попробуй,
пусть всё дальше по свету ветер осколки уносит.
Голос осени нас сохранит среди бед и не бросит,
он спасёт от тоски, от отчаяния и от злобы.

Не поймём до конца, что поёт нам осеннее скерцо,
но повериться вдруг: ведь и правда, раз жизнь полосата,
что в заветную гавань корабль приплывёт наш когда-то,
сердце – ключ золотой, и найдётся волшебная дверца.

В небеса поднимаясь, мелодия осени тает.
Словно путь нашей жизни, в конце манит светом аллея.
Но всего не сказать, потому-то мы так сожалеем:
на поломанной скрипке никто никогда не сыграет.

1986-2005
 
ОСЕНЬ

Падают первые жёлтые листья,
зреют рябины красные гроздья -
первые весточки, первые письма,
первые письма осени поздней.

Над горизонтом закат догорает,
клёна сердечки ярко алеют.
Ленточкой узкой жизнь убегает
в даль голубую - словно аллея.

Сердце коснётся вдруг грусть отчего-то,
сердце тревожно бьётся всё чаще:
что с нами будет – там, за поворотом
нашей судьбы, аллеи шуршащей?

Слышишь, шагая дорогою длинной,
странные звуки ветер приносит:
шорох шагов на аллее пустынной...
Кто там прошёл? Судьба? Или осень?

1982

 
ОСЕННИЕ ЭТЮДЫ
I

Становится музыка тише,
окончен осенний бал.
В осенние дни я слышу,
я слышу, как дышит судьба.

И чувствую за спиною
её осторожный шаг.
Во всём осенней порою
чудится тайный знак.

1985
II

Когда твоя кончается заветная тетрадь,
и птицей год уносится из вздрогнувшей руки,
душа тоскует горестно:
ей не переписать
судьбу свою печальную, как старые стихи.

1985

III

Газоны пахнут запахами трав.
Стоит октябрь, и небо стало мглисто.
Как звуки из-под пальцев пианиста,
взлетают листья, время обогнав.

У музыки осенней жёлтый цвет -
цвет старых клавиш чёрного рояля.
Мне страшно, милый: вновь мы потеряли
часть бытия - её, как звука, нет.

Вдыхаю горечь с запахами трав,
душе звук жёлтой музыки несносен.
К нам как палач всегда приходит осень,
не головы - но годы отобрав.

И есть такой жестокости предел
в ежегодичном повторенье казни,
что не могу я видеть без боязни,
как лист опавший с дерева слетел.

1986

;
СЕНТЯБРЬ – БАБЬЕ ЛЕТО

Самый ласковый и нежный,
самый светлый месяц года,
месяц грусти и надежды -
как я жду его прихода!

Месяц золотого цвета,
месяц ласкового света.
Словно имя счастья это:
бабье лето, бабье лето.

Счастье хрупко, словно льдинка
на заре истает ранней,
и сентябрь, как невидимка,
бродит, затаив дыханье.

Город, словно тёплым светом,
нежностью моей окутан,
оттого, что ты мне где-то
улыбнулся на минуту.

Сердце бедное во власти
тихой грусти безотчётной:
осень так же, как и счастье,
пролетает мимолётно.

Потому полны печали
дни из ласкового света.
Но как счастье я встречаю
с каждым годом бабье лето.

1982

 
ОКТЯБРЬ

Октябрь - и небо словно дно колодца,
Садовник-дождь нам поливает крыши.
Пятнистым барсом тротуар крадётся,
пытаясь к дому подойти неслышно.

Пружинисто его ступают лапы,
а ветка дрогнет - целый мир услышит.
Когтями веток небо оцарапав,
деревья кажутся без листьев выше.

А небо - как раскрытая страница,
хранит стихов невидимые строчки.
Им суждено когда-то проявиться,
и ты их перепишешь на листочек.

Не свыше ли нам посылают осень?
Откуда возникает в сердце слово?
Иль ветер вместе с листьями приносит
слова, сорвав их с неба голубого?

Чей промысел октябрь, что за спиною
его стоит поэзия, подкладкой
ко всей вселенной, и, как дно двойное,
из каждой мелочи глядит украдкой?

1988
;
СЫГРАЙ МНЕ ОСЕНЬ, МУЗЫКАНТ
(текст песни)
                Музыка Михаила Приходько

Сыграй мне осень, музыкант,
из ноты радости и боли.
Храни же бережно, с любовью,
тебе дарованный талант.
Ты от него уйти не волен.
Ты счастьем музыки богат.

Припев:
Сыграй мне осень, шум дождя,
и шорох листьев в жёлтой чаще,
и ветер, флейтою звучащий, -
прощальный ветер сентября.

Сыграй мне осень, музыкант,
чтоб улетели все печали,
и мы надежду повстречали,
держи нас, музыки канат.
Нас музы с осенью венчали
под звуки ливневых сонат.

Те узы крепче брачных уз,
Так примем их без сожалений.
Дарован свыше – нет сомнений
искусства с осенью союз.
От всех житейских треволнений
спасёмся мы под сенью муз.

Одной надеждой лишь живя,
что не навеки солнце скрылось
(в канун ненастья - так случилось -
одной надеждой счастлив я),
прошу судьбу одну лишь милость:
опять дожить до сентября.

1987-1999



 
ТВЕРСКОЙ   БУЛЬВАР

"В определённом возрасте время года совпадает с судьбой".
И.Бродский

“Но равносильна судьбе осень в России. . .”
Е. Бунимович

А жизнь иначе выглядит, когда
в неё войдёшь с осеннего бульвара.
Полезен воздух осени всегда,
он - как глоток целебного отвара.

Не зря твои печали и труды,
всё, словно солнца луч, полно привета,
когда листва на чёрные пруды
летит потоком золотого света.

Как благовестный звон, летит листва:
“Рожденье слова - мира сотворенье”,
и слово без печати волшебства
теряет смысл и право появленья.

Но нам была дарована печать,
инстинкт, сильнее продолженья рода,
чтоб каждый год всё заново начать
находим силы мы, как мать-природа.

Пройду бульвар, как жизнь за годом год,
пройду - и словно духом вновь воскресну,
вливаюсь в городской водоворот,
вновь силы есть продолжить путь свой крестный.

Там кажется - грядущее идёт,
нежданное, желанное - навстречу,
а вместе с ним Тверской бульвар течёт,
как жизнь, мгновенен он и бесконечен.

Там счастье, словно детство, оживёт,
зажжёт свои пленительные свечи,
нас за руку возьмёт, и поведёт,
расправив горем согнутые плечи,

в путь - из Никитских призрачных ворот,
где в золоте листвы - лазури просинь.
Всю жизнь мы ждём, когда судьба придёт.
Судьба приходит. И зовётся - осень.

1988-2005

 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЗОЛОТАЯ СКРИПКА

Листву ветра уносят…
Остановись, постой:
в лесу играет осень
на скрипке золотой.

Звучит мотив нетрудный,
без нотного листа,
дождя повисли струны,
как золото, блестя.

Лишь осенью бывает
лазурной синь небес.
И миражом растает
в туманной дымке лес.

Вдруг ангел пролетает
над жёлтою листвой,
послушать: кто играет
на скрипке золотой?

В той музыке звучали,
пусть прост её мотив,
надежды и печали,
с мечтою о любви.

И вериться, и мниться
в свершенье всех начал,
мечта осуществится
и улетит печаль.

Роняет дождик редкий
слезинки на плечо.
И обернулся веткой
оброненный смычок.

1997-2005


 
ЦИКЛ "ДОРОГА К ХРАМУ"

1987-1989

ВСТУПЛЕНИЕ

В двадцатом веке родиться
нам довелось, и нигде
нас не учили молиться,
путь находить по звезде.

И путь наш теперь без света.
Все странники на Руси,
Когда заблудимся где-то,
нам некого звать: “Спаси!”

1987
 
КАРТИНА  ВАСИЛЬЕВА

Идём ли мы, блуждает мысль -
мы странники во тьме дорог.
Паломничество наше - жизнь,
но скрыт от нас святой порог.

         *      *     *

Нам светит луч из облаков.
Часовня в поле. Вдаль - дорога.
Мы ищем Бога, ищем слов -
ведь слово - это СЛОВО БОГА.

Но как же жребий наш жесток:
мы слепы, но с душой крылатой,
и перекрёстками дорог
мы на всю жизнь свою распяты.

Пускай душа стремиться ввысь -
но нам с креста не вознестись.

1987

 
ДОРОГА К ХРАМУ

I

Мы пустились в путь утром рано,
и до первой звезды мы шли.
Мы искали дорогу к храму,
мы искали, но не нашли.

Нас вели и звери, и птицы,
звали нас мудрецы: идём!
В вещих снах он порою снится,
и природа шепчет о нём.

Всё нам грезился луч из чащи,
всё казалось: вот-вот найду...
Да дороги не настоящи:
никуда они не ведут.

Словно кто-то нас в путь направил,
заблудившихся и без сил -
как детей, нас в лесу оставил,
и покинул нас, и забыл.
 
II

То ли поздно уже, то ли рано,
окончанье, начало пути?
Я стою на ступеньках храма
и не смею туда войти.

А у входа на страже звери,
и блестит в окне огонёк.
Только кажется мне, что двери
крепко заперты на замок.

Ну, а впрочем, в замке ли дело?
Есть, наверно, ответ простой -
я стою у дверей несмело:
вдруг увижу, что храм пустой?

1989
;
* * *

Двух палочек перекрещенье -
таков до нас дошедший знак
надежды вечной на спасенье,
не умирающей в веках.

Когда повсюду лжи потоки,
я знаю: только ты не ложь.
Но в этом мире - злом, жестоком -
ужель и ты не сбережёшь?

1991


;;
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Душа небесною томима жаждой,
пытаясь вспомнить сны при свете дня,
но забывает больше с мигом каждым,
где там, во сне, скиталась без меня.

Покуда вновь те страны не отыщет,
она вовек не обретёт покой.
Моя душа пред Богом словно нищий
стоит во тьме с протянутой рукой.

И глядя в ночь, тоскующе и слепо,
не плачет - лишь вздыхает тяжело.
И просит неба - так, как просят хлеба,
пока рука не прорастёт в крыло.

1989


 
ЦИКЛ "ВОЗДУШНЫЙ ЗАМОК"

1988-1989

ВСТУПЛЕНИЕ

Замок воздушный
кнопкой приколем к стене.
Вот это мой дом настоящий,
пусть он нарисован.
Я здесь родилась,
и не надо мне дома другого,
а тот, что из камня -
он выстроен был не по мне.
Ты можешь подумать:
жила я там только во сне,
тогда почему
наяву всё как будто знакомо.
Я в гости зову вас
под кров настоящего дома.
Он кнопкой приколот
к ненастоящей стене.

1988


 
СКАЗКА

Я вечером зимним одна,
печалюсь в синюю мглу.
Мой ангел глядит из окна,
бес притаился в углу.

Как Золушка тоже на бал
не взята, мою паркет.
Не фея приходит - слова,
прекрасней которых нет.

Пускай это только слова,
но с ними во тьме светло,
от бед и невзгод укрывал
меня мой ангел крылом.

Но хохотом злобным впотьмах
уснуть не давал мне бес.
В корзинке для старых бумаг
клочки стихов и чудес.

Там корочки от мандарин,
слёз прошлогодних зола...
Злорадствует бес из угла,
ангел сквозь щели гардин

сочувственно смотрит. Всегда
нас трое: я и они.
Ну, значит, так надо. И да
сбудется счастье. Аминь.

1988


 
ПО ВЕЧЕРАМ

Под вечер смотришь - сказок полон дом,
откроешь дверь - и сказки разбегутся,
и к ним неосторожно прикоснуться
рискуешь ты в движении любом.

Печален твой уют и горек чай,
а жизнь - не больше хлебной крошки радость,
но в дом заходят сказки невзначай -
такая вот судьба тебе досталась.

И беден ты, и вместе с тем богат,
жизнь горестна, и всё-таки чудесна,
здесь гномы половицами скрипят,
и чудесам, и бедам в доме тесно.

Родился ты чудаческих кровей.
Покуда видеть ты ещё способен
проделки гномов и подарки фей -
ещё богам на небе ты угоден.

Да, проще жить, утратив прежний свет.
Но утолишь ли чем-то эту жажду,
когда домой вернёшься ты однажды,
откроешь дверь – там пусто, сказок нет?

1988

 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
НОВЫЙ ГОД

Ещё, быть может, маг и чародей -
вечерний сумрак - бродит по прихожей.
Как пьяный заблудившийся прохожий,
блуждает он и не найдёт дверей.

Сегодня ночью новый год придёт,
и потому всё кажется чудесней,
и озаряет холод тёмных лестниц
небесных звёзд магический полет.

И кажется: за двери лишь шагнуть –
и ты в иной судьбе и новом мире,
и дважды два там вовсе не  четыре,
нас новый ждёт, необычайный путь.

Вещей полночных шорох и возня
и тонких занавесок шевеленье –
своё сегодня празднует явленье
мир, нам невидимый при свете дня.

На крыльях снов спускается зима,
меняя мир одним прикосновеньем,
совсем иным и странным населеньем
в ту ночь чудес заполнятся дома

Здесь Золушка стирает кружева,
там сам Мессир1 пред балом чистит шпагу,
и не сгорает на огне бумага,2
когда на ней волшебные слова.

Готовит кот на примусе еду
и сор стихов метлой сметает в угол,
в кофейной гуще зимней ночи вьюга
гадает нам удачу иль беду.

Заглядывает в окна снегопад...
Год новый нам - как будто новоселье.
На кухне ведьма в полночь варит зелье,
и ядовитый дым, и жуткий чад.

“Так сколько дважды два, скажите, мисс?”
- мурлычет кот, садясь мне на колени.
“Мессир, об этом много разных мнений,
с недавних пор у нас ведь – плюрализм».

Ты скажешь - бред, такого в мире нет,
лишь Васька-кот мурлыкает в прихожей.
Но наша жизнь порой на сон похожа,
и полон тайны нам привычный свет.

1989

1 – Мессир – обращение к Воланду в романе Булгакова «Мастер и Маргарита»
2 – «Рукописи не горят» - Булгаков, «Мастер и Маргарита»
 
ЦИКЛ “ВОЗВРАЩЕНЬЕ В КИТЕЖ-ГРАД"
(СТИХИ О МОСКВЕ)

1982-1999

ВСТУПЛЕНИЕ
 МОСКВА

С тех пор, как были мы подростками,
когда судьба берёт начало,
Москва крестила перекрёстками,
дождём осенним причащала.

Я тем крещеньем вечно связана,
а выпадет судьба лихая:
пока со мною образа её -
то верю, буду спасена я.

Её теплом всегда согреюсь,
люблю её огни вечерние.
Как шли на тайную вечерю
иду к ней – и не разуверюсь.

В тревоге сердцу с ней спокойнее:
над миром страждущим вставая,
Москва огромной колокольнею
мне душу умиротворяет.

Пока я с ней - мне не отчаяться,
и перед жизнью я не струшу.
Уставшую болеть и маяться,
Москва излечивает душу.

1982

 
* * *
«В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
ступала нога, в бесноватой округе
Где и то, как убитые, спят снега…
Ни зги не видать, а ведь этот посад
Может быть в городе, в Замоскворечьи,
В Замостьи, и прочая (в полночь забредший
Гость от меня отшатнулся назад)…
Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник - осиновый лист, он безгубый,
Безгласен, как призрак, белей полотна!..
Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой...
- Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!..
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий...
Я тоже какой-то... я сбился с дороги:
- Не тот это город, и полночь не та.
2
Все в крестиках двери, как в Варфоломееву
Ночь. Распоряженья пурги-заговорщицы:
Заваливай окна и рамы заклеивай,
Там детство рождественской елью топорщится.
Бушует бульваров безлиственных заговор.
Они поклялись извести человечество.
На сборное место, город! За город!
И вьюга дымится, как факел над нечистью.
Пушинки непрошенно валятся на руки.
Мне страшно в безлюдья пороши разнузданной…»
Борис Пастернак «Метель»

«- Какой интересный город, не правда ли?
- Мессир, мне больше нравится Рим».
Булгаков «Мастер и Маргарита»

«Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия...»
Булат Окуджава

Москва - приют нечистой силы,
иль то безумный бред в ночи?
Ты в сновидениях дарила
своих полночных тайн ключи.

Пусть ночью у дверных затворов
зажат повязкой снега рот -
ловлю осколки разговоров
задворок, лестниц и ворот.

В ночь собираются заборы
на тайный заговор - и вот
метель на свой полночный сговор
проулки тёмные ведёт.

Здесь любит куролесить вьюга,
во всём видна её рука,
её боится вся округа,
от мостовых до чердака.

Когда январской ночью вьюга
дома сгоняет в хоровод,
то путник, вздрогнув от испуга,
объятый ужасом, бредёт.

Он заблудился в трёх проулках,
свой адрес призрачный искал,
и вслед за ним сугробы гулко
трещат, как поступь двойника.

Здесь бродит Воланд на досуге,
так по-хозяйски, не таясь.
Все приближённые и слуги
его зовут Мессир и Князь.

В их тёмной власти этот город,
все знают это, но - молчок!
Повсюду проникает Воланд,
что толку запирать крючок.

А мы, Москвы родные дети,
как дома, здесь привыкли жить,
кататься с Пушкиным в карете,
с нечистой силою дружить.

Мы так привыкли к этой сказке,
что город сказочный – наш дом,
гуляем всюду без опаски,
Арбат религией зовём.

1985
 
МОСКОВСКИЕ  ЭТЮДЫ
I
Соединились быль и небыль
в тебе, кремлёвская стена,
и след останется на небе,
пусть даже церковь снесена.

Здесь я слыхала не однажды:
из самой глубины веков
звонят (пусть слышит их не каждый)
всё те же сорок сороков.
II

В переплетении столетий
мы в этом городе живём,
с виденьем Пушкина в карете,
с нечистой силой за углом.

Ах, в этом городе старинном
живут на каждом этаже
Бог в перемешку с чертовщиной -
как в человеческой душе.

1988

 
* * *
В Москве мы древней не бывали,
совсем иной Москву мы знали,
а древняя с недавних пор
пошла, как роща, под топор.

Пускай изменчива одежда,
в Москве всё так же, как и прежде,
звучат, как колокол, слова,
и не склонилась голова.

Услышав звон из ниоткуда,
понять пытаясь это чудо,
здесь пешеход на мостовой
в смятенье вертит головой:

Откуда этот звон чудесный,
как будто колокол небесный?
То звон разрушенных церквей
в Москве невидимой моей.

Куда б не шёл ты – неустанно,
и в дальних чужеземных странах,
в любое время, день и час
в пути он охраняет нас.

1998

 
 ВЗОРВАННЫЙ  КИТЕЖ

Привыкнув к месту, словно кот,
живу привычкой, не любовью.
О Родине не суесловлю
в пылу патриотичных од.

Да разве этот город мой?
Чужим он смотрит человеком,
поруганный ретивым веком,
как россиянка татарвой.

Но стоит ли, грустя о том,
искать краёв обетованных?
Тебе чужды любые страны,
когда не на земле твой Дом.

Свечой, задутой Божеством,
сгорю, исчезну в этом мире,
чтобы под чтение Псалтыри
вернуться в свой Небесный Дом.

Москва, что у меня в крови,
Там - от фундамента до крыши -
воскреснет, как небесный Китеж,
благодаря моей любви.

1988

 
СТАРАЯ МОСКВА


На Тверском шуршит осенняя листва...
Здравствуй, старая дворянская Москва!
Там, где каждый особняк - особняком,
там, где каждый - личность, человек и дом.

Мы о личности забыли, каждый - часть.
Средь толпы не затеряться, не пропасть!
В этой сутолоке не сойти с ума,
где, как люди, обезличены дома.

Этот город - современный Вавилон,
где людей согнали, как овец в загон,
где стремятся подогнать под эталон
каждый разум, каждый гений, каждый дом.

Где стояли как из сказки терема,
там теперь как муравейники дома,
коллективны наши зданья и дела,
наши души из бетона и стекла.

Век минувший, нас в сегодняшнем храни!
Смуглый юноша, читающий Парни,1
вместе с нами он выходит на Арбат,
мостовые звук шагов его хранят.

Сладко знать, что средь бетона и стекла
скрылась ты, и так тиха, и так светла,
под тобой кружит осенняя листва,
негасимый свет твой - старая Москва.

1984

1 – «Смуглый юноша, читающий Парни» - Пушкин, цитата из стихотворения Анны Ахматовой.
 
МОСКВА

Как звёзды над тобой - кровавы
деяния твоих царей,1
история твоей державы,
но чуден лик твоих церквей.

Видали каменные своды
на башнях старого Кремля
лик беспощадного народа
и беспощадного царя.

Здесь миражи церквей незримых,
но рядом - плаха и топор.
Ты называлась третьим Римом,
узнав и славу, и позор.

Пускай, как будто злая сила,
былое возникает вновь -
Москва, ты душу сохранила
в кровавом сумраке веков.

Проносятся века и войны,
но над обломками церквей
ты вырастаешь так же стройно,
назло лихой судьбе своей.

Твое грядущее тревожно,
на прошлое глядим, скорбя.
Равно: и верить невозможно,
и жить, не веруя в тебя.

1985

1 – под термином «цари» в данном случае подразумеваются все руководители Российского государства на  протяжении её истории, от создания Московского государства в эпоху Ивана Калиты до нашего времени, включая сюда не только царей в прямом смысле этого слова, типа Ивана Грозного, но и Ленина со Сталиным.

 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЦИКЛА
«ВОЗВРАЩЕНЬЕ В КИТЕЖ-ГРАД»


Град с кровавыми звёздами,
ставший нашей судьбой –
жизнью одной мы созданы,
связаны мы с тобой.

Век, твой топор не пощадил,
не спасли образа.
Зодчим града на площади
выкололи глаза.

Город, где люди молятся,
спутав алтарь и трон;
нищенка-Богородица
в переходе метро.

Божьей, людской ли милостью –
верить не побоюсь:
ей подают – и вырастет
маленький Иисус.

1999
 
 
ЦИКЛ “РЕКА ПОД НАЗВАНИЕМ ВРЕМЯ”

1988-1989

* * *

Жила у реки, под названием Время,
пила из ручья, под названьем Судьба,
а в роще соседней рубили деревья,
то на колыбели, а то на гроба.

Свой путь с родника на заре начиная,
к закату ручей дотекал до реки,
и всё прожитое, как влага речная,
прозрачною каплей стекало с руки.

Над самой водой стрекоза проносилась,
вчерашняя тяжесть казалась легка.
И жизнь уходила, и солнце садилось,
и плакала ива, и речка текла.

1989
 
РУССКАЯ  ЗИМА
*   *   *
«Давно ль, давно ль, о Юг блаженный,
Я зрел тебя лицом к лицу…
… И я заслушивался пенья
Великих средиземных волн!

Но я, я с вами распростился –
Я вновь на Север увлечён…
Вновь надо мною опустился
Его свинцовый небосклон…
Здесь воздух колет. Снег обильный
На высотах и в глубине –
И холод, чародей всесильный,
Один здесь царствует вполне.

Но там, за этим царством вьюги,
Там, там на рубеже земли,
На золотом, на светлом юге,
Ещё я вижу вас вдали:
Вы блещете ещё прекрасней,
Ещё лазурней и свежей –
И говор ваш ещё согласней
Доходит до души моей!»
                Ф. Тютчев

I
Мы живём в ледяной стране,
где сугробы стоят во сне,
ветер воет в ночи, как зверь,
ветер ломится в нашу дверь.
Мы живём в ледяном краю,
проклиная судьбу свою,
в том краю, что всегда во тьме,
мы живём в ледяной тюрьме.
Бесконечна зима, как бред,
от печали лекарства нет,
не прогонит запой и хмель...
Только белый всадник-метель
тёмной ночью несётся вскачь
под тоскующий вьюжный плач.
И накрыты его плащом,
мы всё время во мгле живём,
и всё время в ночи глухой
слышен ветра звериный вой.

1984
 
РУССКАЯ  ЗИМА
II
Как тяжёл серый свод над землёю,
он зимой давит нас всё сильней,
и тоска зажимает петлёю
в этой серости тусклых полей.

Мне сейчас бы отсюда на волю,
синевы я хочу, синевы,
на гондоле по тёплому морю,
но за окнами - вьюга, увы.

Отогреться в зелени юга,
тёплый воздух глотнуть хоть на миг. . .
Но уже у дверей моих вьюга
стережёт меня, как гробовщик.

Я в тоске этой разве повинна?
Мне измаяла душу дотла
безысходной, тюремной и длинной
русской зимушки тёмная мгла.

Для чего в ледяной, как угроза,
стороне суждено нам страдать,
где на лицах иль отблеск мороза,
иль багровых румянцев печать.

Наши души в ледовой коросте,
нам друг друга так трудно согреть.
Но всегда - даже в лютом морозе -
наши птицы отважатся петь.

1984

 
НЕ ТОЛЬКО О ПОГОДЕ

Пусть часто говорят,
что климат наш несносен,
не птицы - переносим,
какой природой дан.
А климат наш таков,
что не бывает вёсен,
а если потеплело - жди буран.

1987
 
 
МОСКОВСКИЕ КУХНИ

Глянешь в стекло оконное –
город, объятый сном,
дремлет столица сонная
в темноте за окном.

Долго не спать привычные,
и до утра не прочь,
у россиян в обычае
проговорить всю ночь.

Песен, что нами созданы,
за ночь не перепеть,
и до утра под звёздами
нашим стихам звенеть.

Светят очи неспящие,
миру даря свой свет.
И на столе горящие
свечи1 хранят от бед.

Доля такая - крест нести -
не испугает их,
только цензура честности
правит здесь каждый стих.

Верю: невзгоды выдержим,
нас не согнут ветра.
И нашим детям выросшим
тоже не спать до утра.

1988-2006

1 – «Свеча горела на столе» Б. Пастернак

 
КОРОЛЕВСТВО КРИВЫХ ЗЕРКАЛ

Спи, сыночек, закрой же глазки,
спи, мой маленький, ты устал.
Расскажу тебе на ночь сказку:
«Королевство кривых зеркал».

Искривлённой линейкой мерить
нас учил искривлённый век.
С детства нас обучали верить:
уголь – белый, и чёрный – снег.

В зеркалах единицы – тыщи,
только сильный бывает прав,
там богатым зовётся нищий
и свободным зовётся раб.

Лучше стен и замков то средство,
чтобы доли другой не знал,
веря: лучше нет королевства,
чем страна из кривых зеркал.

То вина не враждебных армий,
что связала всех кабала.
Страшно вспомнить – но мы ведь сами
создавали те зеркала.

Спи, сыночек, закрой же глазки,
это было в другой стране.
Пусть тебе остаётся сказкой,
что историей было мне.

И баюкая каждой ночью,
я молилась, пока ты спал:
чтоб не жил никогда сыночек
в королевстве кривых зеркал.

Научу, что в любой напасти
мы должны быть душой сильны.
Будет сын настоящий мастер,
и его зеркала верны.

1989
 
* * *

Мы с тобой вырастали под звон гитары,
чувствуя недоверие к миру власти.
Мы на взлёте сломленные, но недаром
выросли в поклонении слову: мастер.

Это слово в душе пронесли, как знамя,
как маяк посреди океана фальши,
и мы стремились стать мастерами сами,
из подмастерьев передвигаясь дальше.

И как бы там ни скалилось время грозно,
воли в нём не осталось, не то, что счастья,1
мы знали: мир спасти никогда не поздно,
пока хотя бы один в нём остался мастер.

Тогда не скрыть ничтожества и в короне,
он встанет против подлости всякой масти,
и в страхе пошатнётся тиран на троне,
одно в испуге спрашивая: “Он мастер?” 2

Мы лишь одна страна, где казнят за слово,
мы лишь одна страна, где оно - спасенье,
и пусть у нас в России зима сурова,
но у Христа за распятием - воскресенье.

Мы прошли сквозь закрытые всюду двери.
Поколение, скажем друг другу: “Здравствуй!”
Поколенье - я всё-таки в тебя верю,
ведь у тебя на знамени слово: мастер.

1989

Примечание:
1 – «На свете счастья нет, а есть покой и воля» Пушкин
 2 – Имеется в виду легенда о якобы происходившем телефонном разговоре Сталина и Пастернака, где речь шла о Мандельштаме, когда решался вопрос о его высылке за стихи о Сталине («Мы живём, под собою не зная страны…»), где Сталин будто бы задавал вопрос: «Но он мастер? Мастер?». Был ли этот разговор в реальности, неизвестно, но скорее всего это просто легенда.
 
РИМСКАЯ ЭЛЕГИЯ

“Если выпадет в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции, у моря”.
И. Бродский

Кончилось лето по римскому календарю.
Ветер осенний шуршит в кипарисовых рощах.
Долю свою не кляну и не благодарю,
в небе читая летающей ласточки росчерк.

Время вернуться из тёплых провинций домой,
снова в столицу, где холод нам лбы поостудит.
Споры в Сенате... Запружена площадь толпой:
хлеба и зрелищ, сказали им, больше не будет.

Снова на загнанной лошади скачет гонец,
из отдалённых, охваченных бунтом провинций.
Время в песочных часах предвещает конец,
наш гороскоп не предскажет никто из провидцев.

Друг мой, укроемся дома от будущих вьюг,
бросим поленья в очаг и вино подогреем.
Мы, к сожаленью, не птицы, что клином на юг
перелетают над тисовой нашей аллеей.

Мы их завистливым взглядом проводим вослед,
нет у нас крыльев - лишь пара в чернильнице перьев.
Но, наблюдая из окон встревоженный свет,
разве впервые нам видеть крушенье империй?

Мы уже знаем, что нам не вернуться назад,
мы - как последние жители древней Помпеи,
те, что свой город покинуть ещё не успели,
зарево видят, предчувствуя первый раскат.

Что ж нам осталось - поддерживать в доме очаг,
мы это делали долго, и нынче мы сможем.
Чаши наполним и дружно поднимем в руках,
и на пергаменте летопись дальше продолжим.

Долю свою не кляну и не благодарю.
Город в упадке, и листья сухие летают...
Старой повозкой наш век до конца добредает.
Кончилось лето по римскому календарю.

1989