О заветной звезде поэта Олега Мельникова

Рецензия опубликована в газете "Парадный подъезд" №24, апрель-июнь 2006 

У пикалёвского поэта Олега Мельникова есть строчки:

- Разреши стихами, недотрога,
Прикоснуться к сердцу твоему…

Когда задумываешься о способе действия поэтического слова, – подтверждаешь факт этих прикасаний. Физических прикасаний стихов к сердцу, когда волна тепла, или наоборот холода, вдруг, сразу по прочтении, накатит… затем отхлынет. Или прикасаний другим способом, когда кажется, будто стихотворение поселилось в сердце, или в душе и живет там. Живет, шевелится, производит свою работу.   
Но прикоснуться и затронуть может не только стихотворение. Одаренный человек способен задеть, словом другого жанра. В этом году в издательстве АССПИН вышла в свет книжка автобиографической прозы Олега Мельникова «Звезда заветная». Первые же строчки:

"Навеселе, на дивном веселе, мотался я на площадке товарного поезда августовской ночью 1973 года, возвращаясь из Ленинграда в родные пенаты." 

прикасаясь к сердцу, мгновенно погружают читателя в другое измерение. В начало 60-х, когда зажглась литературная звезда автора.
Если посмотреть на литературу, как на игру в слова, можно сказать, что писатель на белом листе бумаги «играет словами», как тренер футбольной команды «играет игроками» на зеленом газоне футбольного поля. Писатель играет в литературу, тренер в футбол.
Футболист – это не красивая форма с номером игрока и его фамилией, это не тренированное тело, это даже не мысль, которую рождает игрок в конкретном игровом моменте. Футболист – это, то что спрятано под формой, под телом, и под мыслью. Это, в первую очередь, созидающий футбол дух! Футбольная команда – коллективный дух. Если тренер соберет в команду гениальных игроков, но не объединит их командным духом, команда никакого футбола не покажет. Она не выиграет ни одного матча. Ее игра не затронет душу и не «прикоснется к сердцу» ни одного болельщика.
Литературное слово – это не сочетание букв, это не звучание обозначаемых буквами звуков, это даже не значение, которое слово несет. Литературное слово – это то, что спрятано под буквами, под звуками, под значением. Это, в первую очередь, создающий литературу дух. А литературный текст из многих слов – это коллективный дух. И если писатель или поэт соберет на листе бумаги самые красивые по написанию и звучанию слова, с самыми таинственными и глубокими значениями, но при этом не объединит их единым духом, литературы ему создать не удастся. Его произведение не «прикоснется» к сердцу читателя.
Много людей, играющих в слова, считают себя литераторами - прозаиками и поэтами. Многие из них ночами бьются над трудными рифмами, или ищут слово, точно соответствующее описываемому явлению. И многие находят. И публикуют свои стихи и прозу, ожидая адекватной, то есть, признательной читательской реакции. Когда же ее не получают, – оказываются в недоумении. В растерянности. Как же так? – рассуждают они, - я писал, потел, столько времени трудился над формой и содержанием! И заслужил аплодисменты. А их нет. Почему? Ответ понятен: потому что литературы не получилось.
Казалось бы, что можно выжать из автобиографических воспоминаний? Кому, вообще, интересны события жизни и личные переживания «частного» человека? У каждого из нас своя жизнь, изобилующая похожими фактами. Зачем нам читать о чужой? Но «Звезду заветную» читать, почему-то хочется. И, оказывается, – выжать можно! Оказывается, можно заставить виртуозно играть слова, объединить их литературным духом и восхитить этой блестящей игрой читателя. И не важно, что не все словесные конструкции отличаются отточенностью и совершенством, на футбольном поле тоже не всякий прорыв в штрафную площадь заканчивается взятием ворот. Важно что есть – ИГРА! Присмотримся, вслушаемся в некоторые игровые моменты, ощутим вкус хорошей литературы.
Поэт и спортсмен Олег Мельников может дать себе такую команду:

"Память стой! Пора вернуться в то время, когда вчерашний школяр начал самостоятельно барахтаться в мире, которому было наплевать на его жизнь."

И его память действительно останавливается. И литературное слово автора с абсолютной четкостью, со всеми деталями рисует картину этого времени.
Вот всплывает строфа друга - Ивана Судаса:

Порой тебе на ум взбредет чего-нибудь далекое,
И ты как музыка, уйдешь, по-вологодски окая.

Вот развертывается объективная характеристика времени, и делается удивительный по точности вывод:

"Страна, потрясаемая то кукурузными, то денежными реформами, катастрофически нищала. Но привычные к передрягам люди не теряли чувство юмора. Вся страна пела о том, что: «под кукурузу, под кукурузу, я приспособил организм. Без кукурузы, без кукурузы мы не построим коммунизм!»…
Что для загадочной славянской души какие-то жизненные перипетии, если она стремится к возвышенной цели! Подтверждение этому, небывалый в те годы поэтический бум."

А вот слова о ведущей автора звезде:

"И без помех по бесконечному пространству неба гналась за поездом она, самая яркая перед утренней зарей звезда заветная."

Вспоминающая проза Олега Мельникова выпукла, объемна. Оценка или нарисованный им образ точны, «бьют в девятку». Слово не только прикасается к сердцу, но и находит в нем одобряющий, положительный, согласный с писателем ответ. До такой степени согласный, что во время чтения о чьей-то «чужой» частной жизни, кажется, что читаешь о себе. Нечто подобное происходит с болельщиком, который, наблюдая за блистательной футбольной игрой, ощущает себя с мячом на футбольном поле. Сидя в кресле у телевизора на автомате, вслед за игроком любимой команды он «двигает ногами» – бьет, подкатывает, финтит.  Воспоминания автора «провоцируют» собственные и «процесс пошел». За воспоминаниями встают переживания, ощущения времени, сходные мотивы действий.
Олег Мельников, не «боясь насмешек», рассказывает о необъяснимых фактах жизни, которые не всякий автор готов раскрыть. Как он слышит женский вскрик среди берез на берегу озера, как абсолютно незнакомый человек желает ему беречь себя и звезду Венеру, после чего бесследно исчезает, как бьет выстрелом по стеклам квартиры в момент смерти брата Анатолия. Как заблудившимся в лесу людям попадается странный человек, при котором «не было ни рюкзака на спине, ни корзины в руках» и как незнакомец не откликается на просьбу о помощи.
Время, запечатленное Олегом Мельниковым не придуманное, живое. В нем присутствуют эти невероятные события, которые в той или иной форме происходят с каждым человеком. Поэтому и воспринимается его автобиографическая проза непосредственно, как бы «из уст в уста».
Потрясающий, вневременной вывод о причине и сути литературного творчества делается автором в следующих строчках:

"Поражаюсь сходству судеб моих друзей: война, детдом, ремесленное училище, и еще тому, как мог в этих обездоленных, травмированных сиротством детских душах затеплиться огонек любви к прекрасному, возникла неодолимая тяга поделиться с окружающим миром волнениями своего сердца."

Ведь здесь о, так называемых, «внешних обстоятельствах», о том что мешает следовать своему призванию и о том что, все-таки, заставляет ему следовать. «Любовь к прекрасному и неодолимая тяга…»
Редактор книжки Андрей Романов во вступительном слове сожалеет о том, что «время шло, а талант прекрасного провинциального самородка оставался невостребованным широкими литературными кругами». Но если вчитаться в воспоминания Олега Мельникова открывается другая истина – при естественной для любого творческого человека мечте об известности, поэтом в то, описываемое время, да, наверное, и всю жизнь, все же двигали иные мотивы. Оказывается, что «востребованность широкими литературными кругами» в век выскочек и пустозвонов совсем не главное. Настоящий поэт готов писать и читать свои стихи даже для одного человека. Он не должен искать читателя, навязывать свои мысли и переживания другим людям. Как справедливо замечает Андрей Романов «честное» творчество, те самые «виртуозно сыгранные» поэтические и прозаические тексты сами найдут «своего пристального и благодарного читателя». Косвенно подтверждает эту мысль и сам Олег Мельников, без нотки сожаления разрешая своим «невостребованным» стихам умереть, упасть в небытие и раствориться в вихре времени:

Если прочь отбросишь, отвергая,
Как пустой, ненужный сердцу хлам,
Пусть стихи, листвою умирая,
Упадут, шурша к твоим ногам.

Самое удивительное заключается в том, что созданные поэтом строчки, даже при его согласии на их умирание, умереть не могут.
 
Владимир Хохлев, Санкт-Петербург, 2006