Сновидения - одним файлом

                СОДЕРЖАНИЕ


Сон о храме – Сон о книгах – Сны о родителях – Кочевники

=================================================

СОН О ХРАМЕ

     Я стою перед храмом восточного типа. Решетчатые ворота. На стенах переливаются огоньки. Красивый, роскошный храм. Кто-то мне говорит, что здесь хранится «святыня». Она спрятана в самом дальнем помещении. Я вхожу в храм. Двери распахиваются сами собой. Я прохожу вереницу комнат. Все они роскошно убраны. В одной из комнат я замечаю пожилую женщину. Она сидит за круглым столиком у стены и что-то вяжет. Я прохожу в следующую комнату и снова вижу эту женщину – на том же месте и за тем же занятием. Так повторяется несколько раз. Наконец я оказываюсь перед закрытым «иконостасом». Появляются два «служителя» – подростки, одетые в широкие штаны и рубашки навыпуск. Один что-то жует. Они небрежно распахивают створки «иконостаса». Передо мной – «священные изображения». Что именно на них изображено, я не вижу. Мое внимание обращается на людей, находящихся в том же помещении. Это мальчишки, стоящие рядами. Они слушают своего наставника – парня лет двадцати. Один из мальчишек наказан: он стоит позади всех, у стены. По виду – балбес и шалун. Он незаметно пристает к мальчику в последнем ряду, – дергает его и толкает. Наставник подходит к ним и делает внушение шалуну.


СОН О КНИГАХ

     Мне снится книжная полка. Я вглядываюсь в корешки тесно поставленных книг и замечаю на двух из них английское слово Gowl. Слово кажется мне знакомым, и я пытаюсь вспомнить, что оно означает.
     Беру один из томов и убеждаюсь, что на корешке напечатано Galsworthy. С пренебрежением ставлю книгу обратно. В этот момент на ней снова появляется таинственное слово Gowl. На этот раз я читаю его как Glory (визуально оно выглядит как Gowl, но я почему-то знаю, что это – Glory).
     Теперь я уверен, что эти две книги – роман Толстого «Война и мир» (на корешках явственно проступает: «Л. Толстой»). Та книга, на которую я смотрю, – часть романа под названием «––– and Glory». Первое слово, обозначенное прочерком, воспринимается смутно – я только знаю, что оно есть.
     Проснувшись, я начинаю разбирать этот сон. Я думаю, что gowl может означать grow, а также – goal. Неожиданно мне вспоминается и слово, стоящее в начале названия книги: Power. «The Power and the Glory» – роман Грэма Грина, обложку которого я видел незадолго перед тем в магазине.
     Кроме того, я вспомнил, что growl по-английски – рычать, ворчать. А днем у меня был неприятный разговор с начальником.
     Все это – непосредственный материал, который используется сном для выражения какого-то потаенного смысла. Какого? Символом чего является gowl? Моего стремления к славе? Моего гнева?
     Cлово gowl я тогда не нашел ни в одном словаре. И я был уверен, что не встречал его ни в одной книге. Спустя много лет, когда у меня появился интернет, я обнаружил, что такое слово в английском языке все-таки существует.
     Слово это ирландского происхождения, и употребляется оно для... Вы сами можете найти определение этого слова, если поищете его на сайте urbandictionary.com.


СНЫ О РОДИТЕЛЯХ

[На берегу моря]

     Мне приснился сон. Море. Ветреная погода. Барашки волн. Мы втроем идем по берегу: я, старик и незнакомый парень. Перед этим парень хотел поймать большую рыбу, хотя (я знаю) ловля в это время года запрещена. Старик встревожен: он считает, что нарушать закон нельзя.
     Мы останавливаемся на берегу и смотрим, как в воздухе над морем дерутся птица (большая, с огромным клювом, похожая на птеродактиля) и рыба. Побеждает птица. Она хватает рыбу клювом, поднимает вверх и уносит. Старик доволен исходом драки. Хвалит птицу.
     Дома я рассказываю о том, что видел, матери. Она выслушивает мой рассказ без интереса.

[Заговор]

     В городе произошла схватка между членами двух революционных группировок. Четыре человека погибли. Мать говорит сыну: «Теперь этих революционеров осталось совсем немного».
     Сын достает карту города и показывает ей множество нанесенных на карту точек: они обозначают тайные центры революционных организаций. Он рассказывает ей, что в городе готовится восстание, которое, по всей вероятности, окончится успешно. Но диктатору удастся бежать. Поэтому один из членов революционной группы должен проникнуть в окружение диктатора, чтобы сообщать о его местонахождении после бегства.
     Сын – член этой организации, но матери об этом неизвестно. Сыну поручено устранить диктатора. Он берет револьвер и собирается выйти из дома. Но мать что-то подозревает. Она заходит в его комнату. Он отворачивается от нее. Они ходят по комнате, будто играют в жмурки. Он уже хочет отказаться от поручения и незаметно кладет оружие на столик в комнате матери. Револьвер неожиданно превращается во флакончик духов.

[Двор, полный мужчин]

     Широкий двор, огороженный высоким забором. Наблюдательная точка располагается значительно выше забора, поэтому можно видеть все, что происходит во дворе.
     Я не чувствую своего тела. Я – просто глаз. И даже не глаз, а взгляд, опускающийся на двор сверху и сбоку.
     По двору бродят взад и вперед мужчины в длинных черных пальто. Если бы вместо шляп у них были котелки, они походили бы на фигуры, которые часто встречаются на картинах Дали и Магритта.
     Руки они держат в карманах, чтобы я не узнал их по линиям на ладонях и пальцах. Для этой же цели каждый натянул черную шляпу низко на лоб. Их подбородки чисто выбриты. В их поведении чувствуется настороженность. На ногах у них блестящие черные туфли.
     В дальнем конце двора виднеется небольшое деревянное строение, похожее на сарай.      Вход во двор преграждают ворота, закрытые на перекладину. С внешней стороны ворот, прижавшись к ним спиной и раскинув руки, стоит женщина. Мне не нужно всматриваться, чтобы узнать в ней мать.

[Борщевик]

     По узкой тропинке в густом лесу я выхожу на большую поляну. Когда-то, наверное, она была полем – так она велика. Сейчас она покрыта высокими травами и цветами. Кое-где торчат высокие и толстые стебли борщевика. Они с меня ростом и будто поджидают, стерегут меня.
     Я подхожу к самому высокому и начинаю рубить его деревянным мечом. Белый сок брызжет во все стороны, попадает мне на руки, плечи, лицо. Капли прожигают кожу и кости – так кровь монстра в «Чужом» прожигала металлические перекрытия космического корабля. В моем теле появляются дыры. Я делаюсь похожим на решето.
     Боли я не чувствую. Меня заботит только мысль о том, сумею ли я в таком виде добраться до дома и что скажут родители. Возможно, они убьют меня.


КОЧЕВНИКИ

     Это был кто-то, похожий на Билана или Эминема. А может, это и был Билан или Эминем. Мы шли по коридору к выходу на сцену. Билан или Эминем собирался петь перед публикой, а я должен был ему аккомпанировать на рояле. Но я не знал песни, и это меня беспокоило.
     Когда мы вышли на сцену, я сел за инструмент. Билан или Эминем стал мне показывать, что я должен сыграть. Я близко видел его левую руку и удивлялся легкости, с какой его длинные пальцы бегали по клавиатуре. Потом я понял, что рядом со мной не Билан и не Эминем, а Филипп Киркоров.
     Я пытался запомнить аккомпанемент, но это было трудно. Я видел ясно, что Киркоров играет в ре мажоре и часто использует фа диез. Но песня должна была звучать в до мажоре – так он сказал. Эта путаница еще больше усилила мое беспокойство. Меня ждал полный провал. Но до провала дело не дошло – я проснулся.
     Проснуться от такого сна – одно удовольствие. Я лежал на дорогом матрасе Dormeo и думал, что смерть, наверное, приятна – как удовольствие пробуждения от земной жизни. Мы пробуждаемся от земной жизни в другой жизни, и когда эта другая жизнь начинает нас доставать, пробуждаемся снова – в иной, третьей жизни.
     Так мы странствуем по мирам. Каждый раз все начинается хорошо, но потом, по неизвестным причинам, идет все хуже и хуже. Ситуация непрерывно ухудшается, и однажды мы оказываемся в совершенно безнадежном положении, из которого есть только один выход – проснуться окончательно, навсегда.