Отрыв

Я совсем не собирался вставать так рано, но суетливый шум в прихожей разбудил меня и поднял на ноги. Зашнуровавшись и начистившись до блеска, мои чёрные осенние ботинки, переминаясь с ноги на ногу, торопились уйти. Я распахнул перед ними дверь и пожелал счастливого дня.
 Ещё накануне вечером, за чаем, ко мне пришла мысль разобраться во всём. Мысль, совсем меня не жалея, не сочла нужным узнать, свободен ли я для неё. А я вовсе не был свободен! Подумала ли она, дурная, сколько дел у меня на неделе. А, по делу говоря, дел у меня тысяча. Мне нужно успеть:
 А) Перелить из пустого в порожнее
 Б) Перелить из порожнего в пустое
Г) Вытащить без пруда трыбку из руда
Д) Взяться за гуж…
Оп! Кушать подано! Пока вспоминал про ботинки и мысли, гренки с молоком очутились на столе. Но я совсем не хочу есть. Ещё рано, хочу спать. На часах восемь утра. Последние лет пять я редко позволял себе вставать так поздно, а сегодня вдруг восемь утра для меня - невообразимая рань. Да и ботинки ушли куда-то, куда я без них.
 Пол девятого. Пиджак, элегантно снявшись с вешалки, просится вон. Почему бы и нет – “пока, пиджак, не опоздай!” Какой удачный сарказм. Куда может опоздать пиджак, кому он нужен, пустой. Вот смех и нелепость, не могу удержаться от хохота. Хохота? Я хохочу? Вот те на! Не припомню, когда делал это в последний раз – кажется, в кабинете… Только я мало что помню о том – нас двое, я вроде стою, в пиджаке своём, ушедшем, а тот, другой, вроде сидит. Он всегда сидит. Больше я не помню ничего и ни о чём. Знаю только, что сейчас мне смеётся легко и свободно. А было… А было иначе, тяжело как-то. А вот, кстати, и галстук полетел. Пока! Столько галок за окном – красивые птицы, хоть и не самые.
 Удивительно на улице – серо и тускло, как обычно, упоительно и приятно, как никогда. Хочется бегать и прыгать, прыгаю, прыгаю и допрыгался – я уже лечу. Не быть мне лётчиком, не удобно в коробке. А в детстве хотел – запрокидывал голову вверх и под отдалённый рёв самолётов мечтал о крылатой машине, о шлеме, который буду носить подмышкой всегда и везде и головокружительных пике, которые я буду выкручивать, с этим шлемом на голове.
 Мои мягкие, нежные, шёлковые крылья машут так медленно, что меня клонит ко сну. Немного тревожно, ведь в таком состоянии легко можно врезаться в какой-нибудь столб, от которых в городе нет пролёта – стальные прутья на каждом пролёте давят со всех сторон. По вечерам, когда солнце заходит за горизонт, голова перестаёт болеть (а я не говорил, что днём у меня постоянные мигрени?). Вместо прутьев видны только шары оранжево-приятного цвета. А вид уходящей вдаль дороги с этими парящими вдоль обочины шарами – просто фантастика! Да, я немного художник и романтик в душе, но это ничего, не страшно – я ни с кем не делюсь своим потаённым видением, поэтому мой небольшой дефект не страшен, на работе я деловой и дисциплинированный сотрудник. Меня ценят и уважают – многих уважаю и я… хоть и не люблю. Заодно и этого вон – сидящего в кресле… А я стою. Как стою? Ведь я лечу! Задремал немного, как это дико и нелепо во снах бывает – стоять. Никакого города подо мной нет – там снег. И передо мной снег, вернее заснеженная шапка величественной горы. Взмах крыльями, аж дух захватило – резко набирая скорость, глядя ввысь, я стремлюсь вверх так живо, что пик скалы уже далеко-далеко… А облака - близко. Как приятен воздух в облаках над горами – наверное, нет ничего чище. Из школьных уроков я помню, что высоко-высоко над землёй воздуха мало, его не хватает для дыхания. Но мне хорошо, кажется, я вовсе перестал дышать! Парить птицей было несравненно приятно – а не дышать оказалось и вовсе божественно! Я оторвался от всего земного, в одночасье я стал мудр и счастлив – мне ничего не нужно, только вселенская свобода. Многострадальная, закомплексованная рабыня-земля сверкает своим великолепием и светит печально, голубая бедняжка. Чудесный новый мир гениального Творца зовёт меня и всё чётче я слышу, вернее чувствую призыв: “Открой глаза”.
  Я совсем не собирался вставать так позно! Слава Богу, суетливый шум в прихожей разбудил меня и поднял на ноги.