26. 08. 1812

Наедятся вдоволь свинца
                сердца…
Тело расплющит ядро
                ни одно…
Смерти свист и кровавая сечь
                картечь…
Заалеет, как гребень петуха
                требуха…
Люди – мясо живое для пушек
                от пят до веснушек…

Мёртвых тел не одна копна,
Урожай собирает богатый война…

Пропитается, свежею кровью
На метры и метры земля,
Просочится, и реки заполнит,
Те, что позже омоют поля…


Рубашка на теле, когда-то белая,
Как в предчувствии смерти,
Мысль весьма смелая.
Васильковые смотрят на небо глаза,
Их туманит печаль, застилает слеза.

Рана быстро в груди созревает,
Боль его разъедает, сжигает…
Умирает
и
вспоминает….

«Лето жаркое и золоченая пыль…
Растираю в ладонях своих я полынь…
Небо чистое, ветер унес облака...
Вкус печеного хлеба и молока…
Трав душистых, колосьев охапку.
Руки мамы, росу спозаранку…
Теплый вечер и солнца красивый закат
Звезды яркие,  шорох трескучих цикад,
Пенье ласточек, запахи сена,
И еще что-то…
ноет колено…


Мне б по полю бежать, соревнуясь с ветрами.
Мне б домой, напишите моей старой маме…
Неужели теперь, буду просто лежать?
Среди многих и многих, вот так умирать?

Для чего? Почему? Столько страха и боли…
Но я так не хочу, не хочу в этом поле…»

Взгляд направо: кровавое мясо для пушек,
Взгляд налево: не знал он, что алый цвет душит…

Вдох, заполнит селитрой и порохом грудь,
В этом воздухе смерти, придется, тонуть…

«Я почти уже умер, я почти совсем труп,
Вкус крови не сотрется с моих сухих губ.
Боже, прежде чем мрак завершит свой захват,
Дай полыни вдохнуть мне родной аромат…»