Между Петергофом и Парижем

Проснись, прелестница моя,
поедем в Петергоф!
Вокруг останки бытия,
как пепел от костров.

Окурки, рюмки и окно,
в окне -- черноты крыш.
Так мало жизни нам дано,
а ты так много спишь.

Проснись! Дворцы немы без нас,
угрюмы львы и сфинкс.
Неужто мой не слышишь глас?
Тогда какого х... (икс)?

Да-да, все иксы в голове,
да игрек ног твоих.
Проснись! Утопли львы в Неве,
Зевес в тумане стих.

Умчались нимфы в опера,
спустились феи в ад.
Кусает медного Петра
змея в поджарый зад.

Постель твоя, как полынья,
притронься и -- готов!
Проснись, прелестница моя,
поедем в Петергоф!

Проснись! В душе такой бардак,
уж где ей воспарить?
И скучно мне, и грустно так,
что хочется курить.

Проснись! Моя изныла плоть,
предчувствуя твой суд.
Нас заждались фонтаны, хоть
фонтаны не спасут.

Ведь завтра в ту же колею
низвергнет сонный быт.
И снова душу рвать твою
начнет журнальный жид.

По телефону твой интим
закажет он, и вновь
коньяк по сигаретный дым,
и на столе любовь.

И долго слезы лить вином
ты будешь в мамин плед.
Но беспросветно за окном,
и в окнах беспросвет.

Жизнь дотлевает, словно торф,
под питерскую тишь.
Родная, к черту Петергоф,
поехали в Париж!