Последняя карта - одним файлом

Мистер М. и Хемингуэй – Непримечательный М. – Уподобления М. – Последняя карта – Капитуляция – Обальба – Меч Предусмотрительности



МИСТЕР М. И ХЕМИНГУЭЙ

     Мистер М. однажды охотился на львов в Кении вместе с Эрнестом Хемингуэем, после чего Хемингуэй написал небольшую книжку «Лев мисс Мери». Мистер М. этим был крайне раздосадован: он думал, что теперь все будут считать его геем. Но Хемингуэй не собирался извиняться. Мистер М. засыпал Хемингуэя письмами, в которых требовал приостановить выпуск книги. Хемингуэй не сдавался. «Вы это заслужили» – телеграфировал он М. из швейцарских Альп, где катался с мисс Мери на лыжах.


НЕПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЙ М.

     М. дожил в полном здравии до сорока лет, но так и не совершил ничего примечательного. Подумав, он пришел к выводу, что ничего примечательного ему не совершить и в оставшиеся годы. Желая принести хоть какую-то пользу человечеству, он решил стать донором и отдать свои глаза Ницше, легкие – Чехову, уши – Бетховену, печень – Брамсу. Он долго раздумывал, кому подарить гортань – Фрейду или Кафке. Выбрать было трудно – так трудно, что М. вообще отказался от своего намерения стать донором. Он прожил еще сорок непримечательных лет и был похоронен в углу ничем не примечательного кладбища. На могильной плите выбиты слова: «Путник, ты идешь мимо, не замечая меня».


УПОДОБЛЕНИЯ М.

     М. сказал: «Иногда я чувствую себя художником, пьющим шампанское, иногда – шампанским, которое пьет художник, иногда – бутылкой шампанского, иногда – пробкой в бутылке шампанского, иногда  – фольгой, в которую завернута эта пробка. Но чаще всего я чувствую себя мюзле, которое ждет, чтобы кто-нибудь его раскрутил, – и ждет напрасно».


ПОСЛЕДНЯЯ КАРТА

     Раскрывать свои карты раньше времени М. не хотел. Кто знает, не было ли у каждого из сидящих за столом припрятано по тузу в рукаве. За себя-то М. мог поручиться – он всегда играл честно. Но судьба не очень-то ценила его честность. Ни разу в жизни не сказала она ему: «Вот тебе карты в руки – играй». Даже самый малый выигрыш доставался М. большим трудом. Карты ложились всегда не так, как надо. Но М. никогда не лез за картой в карман. Шла ему карта или не шла (а она обычно не шла), он стойко держался своих принципов. Он никогда не передергивал. Хотя мог бы показать, как это делается, – так, что игроков и зрителей передернуло бы от удивления. «Карточный долг платежом красен» – М. хорошо помнил это правило, которое внушил ему отец. И он играл по правилам, каким бы ни был его долг. А долг этот иногда выходил за пределы его платежеспособности. Но и тогда он не втирал и не стирал очки. И не накалывал рубашки карт, даже когда мог лишиться последней рубашки. Не везет, так не везет: М. не везло не только в карты, но и в любви. Можно сказать, что ему не везло по жизни. Но он верил, что человека нельзя сбрасывать со счетов, пока не открыта последняя карта. И он ставил все на эту карту. А было у него не так уж много – всего-навсего жизнь.


КАПИТУЛЯЦИЯ

     Наконец М. сдался. Продолжать борьбу не было никакого смысла. Борьба, по правде говоря, давно уже закончилась. И М. просто не хотел этого признавать.
     Он по-прежнему покупал и скачивал из сети музыку, фильмы, книги, копировал файлы на флэшки и диски, прилежно вел каталоги. Но времени на обработку материала уходило все больше. Он едва успевал прочитывать, просматривать и прослушивать сотую часть из того, что собирал за день.
     И вот настал час, когда он понял, что дальнейшее увеличение архива не имеет смысла. Музыка, фильмы, книги – все эти файлы хранились в его фонотеке, фильмотеке и библиотеке так, как они хранились на удаленных компьютерах, откуда он их скачал. Не было, по существу, никакой разницы. А если и была, то в пользу сети: М. обнаружил, что ему проще найти то, что он уже записал, в интернете, чем в своих архивах.
     И тогда он принял решение: количественный рост единиц хранения заменить качественным углублением в их содержание. Он больше не будет пополнять свои собрания, а будет слушать, читать и просматривать то, что уже собрал.
     М. называли человеком крайностей, и в этот раз он тоже отказался от компромисса: он решил, что выберет одну строчку, один кадр и один такт из того, что собрал за долгие годы, и в дальнейшем ограничится чтением, прослушиванием и разглядыванием одной строчки, одного такта и одного кадра. Понимая, что весь архив ему не перерыть, он выбрал файлы наугад. И вот что с тех пор составляло его библиоманское, меломанское и синефильское меню:

     1. строка из пьесы Гоголя «Театральный разъезд»: «В т о р а я  д а м а: Злость, именно злость»,
     2. 31-й такт из Третьей части Второй сонаты Шопена (Marche funebre, начало трио, ре бемоль мажор),
     3. кадр из «Головокружения» Хичкока: сцена в ресторане, где Скотти впервые видит Маделайн,  – Маделайн в профиль.

     Этот выбор (или набор) поначалу сильно расстроил М., но, подумав, он пришел к выводу, что могло быть и хуже, – на месте Гоголя, Шопена и Хичкока могли оказаться Гегель, Брукнер и Ромеро.
     С тех пор М. держался принятого решения: когда ему хотелось читать, он брал лист, на котором была напечатана строчка: «В т о р а я  д а м а: “Злость, именно злость”», когда ему хотелось слушать музыку, он включал плеер и слушал тему из похоронного марша: фа соль-фа-ми-ре... а когда ему хотелось посмотреть фильм, он включал компьютер и долго смотрел на неподвижный профиль Ким Новак.


ОБАЛЬБА

     Прочитав в переводе стихотворение Буковски «Этой ночью», М. узнал, что лирический герой произведения много пил и мечтал об альбатросах.
     «Странное звукосочетание – “обальба”, – подумал М. – Не так-то уж оно поэтично. И даже совсем не поэтично. Особенно в сочетании с “тросах”. Но тогда получается, что говорить об альбатросах можно только прозой. В прозе “обальба” звучит неплохо, даже музыкально. Да и вообще прозаический слух так истерзан, что какая-нибудь «обальба» уже не причинит ему вреда».
     «Однако, – подумал М. спустя некоторое время, – в английском тексте “обальба” вряд ли встречается. Такая “обальба” – русского происхождения. Означает ли это, что по-русски нельзя написать хорошего стихотворения об альбатросах?»
     М. задумался над странной судьбой птиц и языков. Ему вспомнилось стихотворение Бодлера «Альбатрос», где есть слово “semblable”, звучащее как «саблабл».
     «Вообще говоря, – решил он после некоторого размышления, – “обальба” и “саблабл” стоят одно другого. Очень может быть, что и в стихе Буковски есть сходное звукосочетание. По-видимому, – продолжал размышлять М., – ни в одном языке нет поэтического сачка для ловли альбатросов. Эти птицы настолько велики и значительны, что поймать их можно только в капкан прозы».


МЕЧ ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТИ

     Долго так продолжаться не могло. М. это понимал, хотя предпочел бы верить в обратное, но обратное было настолько маловероятным, что ничего не оставалось, как верить в противоположное, притом верить так, будто это была не вера, а знание, верить, отметая все сомнения и действуя без колебаний. Если бы не решимость М., не его упорство, все могло бы принять самый неблагоприятный для него оборот – здесь, пожалуй, уместнее слово «наверняка»: все наверняка обернулось бы против М., потому что в мире, как он давно уяснил, нет никакой симметрии между «за» и «против». Чаще всего малая вероятность «против» превосходит большую вероятность «за». М. даже вывел для себя «коэффициент асимметрии»: из вероятности «за» следует извлечь кубический корень, а вероятность «против» – возвести в куб. Это правило помогало ему выбираться из самых запутанных ситуаций, каких в его жизни было достаточно. М. называл свое правило  «Мечом предусмотрительности» и «Кольчугой против недоброжелательности мира». Он никогда ничего не предпринимал, не облачившись в «кольчугу» и не прихватив с собой «меч».
     Поначалу М. считал свое правило универсальным и возлагал на него большие надежды. Но оказалось, что область применения «правила асимметрии» ограничена житейскими ситуациями, и оно не действует в тех местах, где с его помощью можно было бы обогатиться: в казино, букмекерских конторах, на ипподромах. Разумеется, М., как и многие азартные люди, пытался найти правило для выигрыша в джек-пот и рулетку. Но безуспешно. В конце концов он удовлетворился тем, что у него имелось, опасаясь, как бы дальнейшие изыскания в области вероятностей не лишили его уже найденного – согласно выведенному им правилу, такое вполне могло случиться, если бы он не отказался от желания найти универсальную формулу для  всех областей жизни.
     Спустившись в холл, М. увидел большую толпу: журналистов, представителей местной полиции, дипломатов из восточных стран и любопытных туристов. Он еще в лифте представил, что на нем надета «кольчуга», и, когда открылись дверцы лифта, спокойно вышел в холл и, не ускоряя шага, направился к дверям гостиницы. Он чувствовал, что по лицу его течет пот, но не стал доставать платок из опасения, что это движение может каким-то образом нарушить распределение вероятностей.
     М. сел в такси и назвал адрес на другом конце города. Когда они добрались до улицы, которую он назвал, М. извинился и попросил таксиста отвезти его в аэропорт. Таксист молча развернул машину и повез М. через весь город в обратную сторону, к аэропорту. По крайней мере, М. надеялся, что они едут в аэропорт. Но шансы «за» и «против» были равными: за пределами города правило куба и кубического корня часто не срабатывало. И тогда не оставалось ничего другого, как просто ждать.