Краткий конец медсестры и N, как остальное найду,

Версия медсестры.
Сегодня зима зимы. Сегодня я перестала рисовать ей брови и покрасила дверь кармином.
Она перестала сидеть на окне. Она не носит черных платьев. Она не играет на арфе. Она не играет на кларнете. Она не играет с птицей. Она не наматывает черные шелковые ленты на пальцы. Она не целует меня. Она не ждет со мной морфий. Она не слушает программу. Она не любит меня.
Она умерла.
Её больше нет, и не будет. Её погубило что-то внутри.
Мы уже были мертвы навсегда, и птица её была мертвой и цветок засох, а доктор был слепым и сумасшедшим, единственный живой в больнице.
На рассвете я мерила красный тонкими белыми пальцами. Война.
Скоро придут другие, но не она. Ведь её нет..
Мак умер, я плачу.
Я растворяюсь в рассвете. Мёртвая умерла, и я тоже.

Осталась только горстка пепла и шприцы с голубым внутри.

Версия N.
Сегодня моей медсестры не стало..
Я искала её везде. Но её не было. Тонкой верёвкой вьётся по шее страх, страх за неё. Я же знаю, идёт война.
Я вышла на снег, вышла в войну. Между пальцев забивается снег, чулки в крови испачкала.
Белые руки плачут красным на снег. Теперь я вижу красоту цвета. Когда-то у меня были голубые глаза, а у неё карие. Были.
Я иду хоть и медленно. Иду вперед, оставляя за собой дорожки из капель.
Я жду её под белым ливнем. А меня уносит ветром. До сих пор я слышу ее голос. Мне больно, безумно больно, я падаю в снег, вокруг красное с белым.
Я сожгла снег. Глотала в мороз рябину и ничего не осталось. Надо мной летят самолёты, они несут смерть. Это конец. Я растворилась в закате.

И это смерть после смерти. Птице отрезали крылья. Мак засох. Осталось только воспоминание и шприцы с голубым внутри.