***

О, путник, береги своё лицо.
Смотри, чтоб ветви головы
Вдруг не переплелись
С нависшей вкруг тебя словесной чащей:
Иначе в голову тебе, увы,
Грядущих смыслов тяжкое яйцо
Опять отложит стих живородящий.


Возможно, ты особо и не плох, слегка
Несчастлив, жизнью любленный по пьяни,
И я перед тобой – не образ ясный,
Лишь смутный образок, но мной
Хозяин мой и мёртвый глянет на прекрасный
Мир сквозь тебя, как будто сквозь глазок.


Никогда, сочный, солнечный
Апельсин разрезая, не знаешь –
Достиг ли реальности край ножа?
Ибо знание – это буквы изнанки,
Что сложены в чёрный образ зимы
И дрожат, возвещая нам: «Ведь это вы,
Зрящие нас так, как будто бы – мы,
На самом деле мертвы».


Умирая где-то, чтобы родиться,
Знаешь всегда кем родишься:
Неотвратимы черты портретные рая.
Ведь свет настигает любую возможность
Из тех, которыми тьма в полной мере
Роится – лишь в сумраке всех кроме всех
Просунут порой жизни добрые звери
Свои невозможные лица.


Поистине, парадоксально вдохновенье
И духа божьего извилист путь,
Когда на чашу полую глядишь,
Предавшись мыслям разным,
Но понимая, что из этой чаши лишь
Ещё и можно воздуха глотнуть
Своим двугубым ртом жаброобразным.


Все думают, что г;да времена
Приходят: вот поэтому не может
Никто их друг от друга отделить.
Но ведь на самом деле это мы проходим.
И, может быть, однажды, услыхав
Как в почках корчится листва,
Лучами вешними согрета, вдруг
Воскликнешь внутренне: «О, да!
Моя изношенная печень – это
Как раз и есть та самая дверь в лето,
Которая закрыта навсегда».


Человек в контексте дождя,
Как песок со дна на устах.
Что бы могло быть для него последней надеждой? –
Если голая необходимость одна
Под его промокшей во всех возможных местах
Хитро тканой из всевозможных нитей одеждой.


Грядущего обильный урожай
Ждёт нас в саду, отныне изречённом,–
Всей тяжестью плодов и наших судеб спелых,
И ни корзина не нужна там, ни садовый нож,
Ибо лишь яблоко пророчества,
В словах окаменелых
Застрявшее и сгнившее, найдешь.