Утрата Пути - 9

МЕТАМОРФОЗА

Сон стоит, словно омут, и в омуте сна
Синий сом под корягой живёт.
Ему тысяча лет.

Он огромен и мудр, и ему не тесна
Эта бездна немеющих  вод.
И не нужен ему белый свет.

Знает сом-старожил, что в неведомый час
Сон растает блесной в синеве,
Тело брызнет как плеть.

Ослепительно яркий раскроется глаз.
И в живой изумрудной траве
Будет синяя бабочка млеть.

    ..^..




***

несколько слов о стихотворении МЕТАМОРФОЗА от автора

Последнее стихотворение, которому я дал название как всегда после того, как поставил точку, - МЕТАМОРФОЗА - вдруг, побудило меня объяснить себе самому, как оно появилось и о чём оно, главным образом, сообщает читателю. Побудило, вероятно, потому, что оно получилось интересным, не смотря на то, что я писал его так спокойно, как будто делал очередную табуретку, стукая по клавишам клавиатуры и поглядывая время от времени на экран монитора. И вот этот контраст между прозаичностью процесса написания и таинственным для меня же результатом, остановил мое внимание на себе и понуждает сказать следующее. Явного вдохновения не было. Первые строки пришли обыденно из моего постоянного внимания к образу жизни-сна, когда феноменальный мир суеты осмысливается в концепции сновидения. Концепция древняя, как сама мысль, но когда подступаешь к ней сам - она оживает и завораживает своей глубиной. Итак, "Сон стоит словно омут, и в омуте сна". Что же там мне надо увидеть? Вспомнилось детство, когда в тамбовской деревне, куда я ездил на лето к тете, ребята травили байки о том, что мужики ловили в речном омуте гигантского сома, вбив в берег рельсину, привязав к ней канат с гигантским же крюком, на котором была жареная курица. Сом должен был быть никак не меньше 4 метров. Вспомнил, как сам лет 20 тому назад сидел в резиновой лодке на одном из волжских затонов и вытягивал на донку из чорной многометровой глубины лиловых сомиков в полтора кг. Вспомнил, что рыба в глубине один из любимых образов поэтов-мистиков. Вспомнил, что сам во сне был гигантской мудрой рыбой… Итак, "Синий сом под корягой живёт. Ему тысяча лет". 1000 лет - образ времени нашего эона. Сом - свидетель зарождения мира. Он ровесник омута сна. Первая строфа - трехстишие, терцина. Не хотелось подгонять образ в прокрустов квадрат четверостишия. Поэтому и дальше пойдут терцины. Лаконичные, как обрубки фраз. Без лишней пиитической болтовни и тумана. "Он огромен и мудр" - это очевидно. В некотором смысле, сон - демиург этого сна.  "И ему не тесна эта бездна немеющих вод". Да, она ему впору - ибо мера его знания, равного только его забвению, именно - бездна. "Немеющих вод" - воды как тело, как плоть мира сна, молчащих, как не имеющих слова. Камни - могут заговорить и они говорят, ибо камень уже есть форма. Воды молчат. Они безформены. Они - материя-матерь сна. "И не нужен ему белый свет", ибо сом-сон сам порождает свет в своем сновидении. Здесь сон порождает солнечный свет. Когда мы спим - мы можем видеть солнце. Но мы - спим. "Знает сом-старожил, что в неведомый час сон растает блесной в синеве". Да, ибо тот, кто уснул, знает, что он спит и однажды проснется. Но не знает когда. Иначе сон не был бы сном. "Блесной в синеве", потому что в образе блесны есть мгновенность метаморфозы: блесна-блеск-молния, блесна-смерть. "Тело брызнет как плеть". Не сразу нашел нужный глагол для того, что бы передать то, что произойдет с телом в мгновении метаморфозы-смерти сна. "Брызнет как плеть" - несомненная удача. Динамика и пластика вместе. Тело рыбы и плеть - одно. Брызги как тающий взрыв тела сна. "Ослепительно яркий раскроется глаз" - это солнце иного мира, это глаз новорожденного ребёнка. И это же - мгновение осознания истины между двумя мирами, между сном и сном. Предвечное осознание, явь, которое потенциально присуще каждому сознающему существу. "И в живой изумрудной траве" - произошла смена характеристик материи сна. Теперь это - изумрудная трава.  "Будет синяя бабочка млеть" - метаморфоза произошла: синий сом - синяя бабочка. Синий цвет - опознавательный для объекта метаморфозы. Возможно, это бабочка из гениальной притчи Чжуан-цзы, который долго не мог понять: толи он Чжуан-цзы, которому снится, что он бабочка, толи он бабочка, которой снится, что она - Чжуан-цзы. В конце - концов, это недоумение неустранимо. В нашем случае кому-то снится, что это сом стал бабочкой. Бабочка млеет, ибо природа сна есть блаженство. Не будем забывать об этом в наших скорбях, дорогой читатель! Стихотворение выросло само из себя безо всякого плана с моей стороны. Вероятно, это то, что надо для того, что бы поэзия пребывала сама собой. Пусть поэт смиренно пребывает "частью речи", как верно подметил Бродский. Вот так и получается: в этом мире ты честно делаешь табуретку, а в мире ином - происходит стихотворение. И последнее - все сказанное выше не имеет никакого отношения к самому стихотворению.


    ..^..