43 Чужая кровь на платье. Разборки генеральши. Фра

– ...Какого ж нынче приказала
  Тебе я  бАрина  искать?
  Тебя блоха что ль искусала,
  Что ты по  пАрку  стал шнырять?
  Соврал, как врезал по сусалам!
  Спасибо, Петя! Исполать
  Тебе за всё, хотя и мало.
– СамА  ты вошь из кулуара!
– Ну, ты меня ославил! Знать,
  Всего-то дел у Насти  зА день –
  Тебя по  пАрку  погонять!

На что уж Петька был всеяден,
Но это проглотить не смог.
Предательство! Помилуй Бог!
Холопский  бЫт, будь он неладен!
Возник поклёп, как ножик-складень,
И в глотке  лЕзвием  застрял…
Но Петька не ушёл в астрал –
Остался в  теле  невезучем,
Ещё и в  окружЕнье  щучьем.
Вот так  попАлся  он, карась!
Всё, как всегда: бежали кучей,
Но он один лишь мордой в грязь!
Но ни за что и в этот раз
Не отступлю, мол, хоть забейте!
Мальчишка в мысленном обете
Решил  чурАться  Насти впредь.
ВпрЯмь  подведёт его под плеть…

Даёт наказ хозяйка Пете:
– Сходи пока что посмотреть,
  Нет ли поблизости где дочки.
  Пускай идёт без проволочки
  С тобой сюда на мой разбор.
  Тогда и кончим весь сыр-бор.
  За все ответишь заморочки –
  Над головой твоей топор!
    Стреляться Ольге – что за вздор?!
  Я не люблю ни лжи, ни фальши.
  Чего с тобой  возИться –  врАль же!
   Вперёд! Лети, как на коне!
– Плачь о своём последнем дне, –
Уподобляясь генеральше,
Ввернула Настя. – Прыть в цене!
   Жми, как умеют лишь  послЫ жать!
Хозяйка к Насте:
                – Свет в окне,
  А ты – прольёшь ли  правду  мне?
– Чего изволите услышать?
– Жива ль, здорова ль?
                – Мне ль не выжить?!
  Бог щедр! Кто хочешь, посмотри –
  Болячки, язвы и угри,
  Увечья, хвори и отрава
  Терзать меня не  смЕют, право.
  Бог вдоволь пищу дал и кров.
  Не накопила я жиров,
  Но вот костями не  гремлЮ же
        И не пугаю докторов…
– НарЯд  твой, значит, нездоров.
   Под ним ещё не  вИдно  лужи?
– Ой, где ж я этак неуклюже?!
       Да, платью впрямь не повезло:
  Всё замаралось, как на зло.
       На выброс! Много  пЯтен  дюже…
– ЗамОй,  пока не стало хуже.
– Да прачкам сдам – поди золой
  И эти  пЯтна  отскребУт там…
– Ведь это, Настя,  крОвь  как будто?
– Где? Где?  ОттЕнок  что ль багров?
– С груди к пупку… И вот с боков…
        Сплошь кровь. Была ты чистоплотней…
– Кровь? Да неужто это кровь?
  Я и не знала. СтрАх Господний!
– Твоя? Иль чья поблагородней?
  То бишь от птиц, свиней, коров,
  Кто уж едва ли жив здоров…
– То распознать мне не по силе…
– Да где же так тебя облили?
        То дочь, то ты…  ДосАден  рок!
– Не  лУчший  выдался денёк…
– Наряд твой – в некотором роде
  Как раз для  пУгал  в огороде –
  Уже, увы, не одинок…
– Весь день в бегах, не чуя ног...
  Не помню, как всё приключИлось
  Со мной, поверьте, ваша милость!
– Был или  нЕт  переполох?
        Что, голос  пАмяти  стал плох?
  За суетой всё позабылось?
– Застали ироды врасплох –
  Сообразить и не успела
  Я, что за  нЕчисть  налетела:
  Кто мёртвый был аль кто живой…
  Добро ещё не с головой
  Облили – только вот, что тело!
         От сих до сих. Чудное дело!
– Плеснул-то гном, не великан…
  А это с  чЕм  вон там стакан?
– Где?
                – Насмехаешься иль шутишь?!
       Вкось глазки хитрые  бегУт аж,
  Не видя как бы с чем сосуд?!
  Коль всё я чую и  секУ то ж,
  То и не жду, что  киселькУ дашь…
– Ах, тот? Он… с кровью.
                – Так откуда ж –
  Ужель на мой явился сУд
   Безмолвный сей стакан-приблудыш?
– СамА  я притащила:  люди ж
  Со стороны не принесут…
– Ужель сама, скажи на милость,
  Ты этой кровью и умылась?
  Уж мне  знакОм  такой абсурд:
  Аксюта-дурочка глумилась
  Так над  собОй,  чем и кормилась.
– На свете  мало  ли Аксют,
  Но я до них не опустилась.
  Кровь для  обИдчиков  цедилась.
  Над ними я устрою суд.
  Во мне уж  предвкушЕнья  зуд…
– Зуд, что вошёл в тебя с весною?
– Нет, жду, когда опять придут
  Мои  обИдчики  за мною
  (С какой  издёвкой  запасною?) –
  Глядеть, как я  глазА  тут тру,
  Как, носом хлюпая, хандрю,
  А со слезами градом – ною.
  И если даже захотят
  Вдруг  извинЯться  предо мною,
  Я всё равно любой ценою
  Им отомщу за свой наряд.
  Коль разозлят, то и стократ.
  Так  разукрАшу им рубахи,
  Что заалеют, как на плахе!
  Пусть лишь войдут, я в тот же миг
  Всё это выплесну на них.
– Весь день в мечтах об общем благе,
  Я – в удивлении и страхе
  От этих  зАмыслов  шальных.
  Какой-то  бЕс  во всех проник
  И вводит дикие порядки…
  Да ты дрожишь, как в лихорадке!
  Ответ даст каждый озорник,
  Пусть даже мало  рОста  в них.
      Поворотись! Спина в порядке?
      Понадобятся ли там заплатки?
      Я опасалась  рАн  сквозных…
      Так кто ж облил-то – есть  догадки?
      Кого ты  вИидела  из них?
      Ну, хоть один в глазах возник?
– Мы не  играли  в переглядки…
– Кто б ни играл с тобою в прятки,
  Мне дела нет до остальных:
  Меня достал уже порядком
  В раскладе нынешнем негладком
  Несносный  Петька-озорник…
  Довольно  вЫходок  дурных!
  К себе и к нам имей же жалость!
  Пока совсем не помешалась
  От  выкрутАсов  озорных
  И вновь  скандАл  тут не возник,
  Забудь  совсЕм  про эту шалость.
  Умойся, ляг, поспи, хоть малость…

  Прощу  прощЕнья,  Вальдемар,
  Сама  устАла я, кошмар!
  Скандальный  гвАлт  от этой крови…
  Была бы лошадью – подковы
  Все б  растерЯла  в ходе свар.
  Мечусь, мечусь, как средь отар
  Овечьих, столь же бестолково!
  Лад в доме отдан  бЕсам  в дар!
  Я вас  покину,  Вальдемар.
  Мне нужно к  Тане  на два слова,
   А вы – пройдите в будуар…
– Я, как и прежде, буду яр…

Как опрометчиво, рисково
Вдовой оставлен Вальдемар!
Ведь не спешил он что-то снова
К вдове – в нём ожил Казанова,
Облюбовав пикантный тыл.
Ему вид девки не претил.

Вид необычно бойкой Насти,
Как и  нарЯд  в крови, отчасти,
Володю странно возбудил,
Хотя казалось, что дух страсти
В уставшем теле поостыл
(Уж слишком бурно зачастил
Он к матери своей невесты,
Не помышляя о наследстве).
Сойдясь интимно со вдовой,
Гость покатился по кривой…

Ликуя, как когда-то в детстве,
Поэт дышал свободой действий.
Распоряжаться таковой,
Пока отсутствовал «конвой»,
Герой мог в качестве отсрочки
От новых шашней со вдовой.

Сначала он, как постовой,
Торчал венцом завидной дрочки
Вблизи  камОрки  роковой,
Потом, рискуя головой,
Шагнул в  камОрку,  сам не свой.
Там, беззащитней стебелёчка,
Нагая Настя в уголочке
Стояла  стАтуей  живой...