4-7. Числа и даты заговора. В. Блеклов

                Числа и даты заговора

                I. Дата 23-го января
               Дата фиксирует нам: как само наличие заговора, так и смысл некоторых тайных действий и намерений, царя, и его сообщников. Исходит, у царя, именно из пушкинской “Пиковой дамы”. Так  23-го января не только фиксирует само наличие заговора против Пушкина, но и выделяет николаевскую месть, поэту, как “цареубийце”. Или выделяет, к примеру,  то, что Николай I мстил Пушкину, в заговоре, именно за то, что он посмел, в  тайной “Пиковой даме”, именно 23-го января 1833 года: поднять пистолет на Екатерину II; выделить её, там, именно как самозванку; и прочее.
               Вот как,  эта дата, выделена, самим поэтом, в его дневнике. Николай I, насильственно присвоив поэту “камер-юнкера”, свой первый бал в Аничкове, - с обязательным присутствием, на нём, уже и четы Пушкиных! - проведет - именно  23-го января 1834 года. «Пиковая дама», кстати, ещё не опубликована поэтом! Что ясно указывает нам, тоже, кстати, на наличие, в реальности, именно второго черновика пушкинской повести.
               Вот факт, взятый нами из дневниковой записи поэта от 26-го января 1834 года: «В прошедший вторник  зван я был в Аничков. Приехал в мундире. Мне сказали, что гости во фраках. Я уехал, оставя Наталью Николаевну, и, переодевшись, отправился на вечер к С.В. Салтыкову. - Государь был недоволен и несколько раз принимался говорить обо мне: «Он мог бы дать себе труд съездить надеть фрак и возвратиться. Сделайте ему замечание». А это и есть - именно 23-го января 1834 года. Это нетрудно вычислить - из самого дневника поэта.
               Здесь поэт выделил, кстати, не только саму дату, 23-го января 1834 года, но и, уже, сценический фрагмент николаевского заговора. Фрагмент, который я условно назвал, разумеется, только для себя (В дальнейшем я эту фразу попытаюсь не писать вновь.), «Пиководамовский, 23-го января 1834 года, бал в Аничковым дворце».
               Выделит Николай I, 23-го января, и в конце своего заговора. Именно 23-го января 1837 года Дантес, на многолюдном бале у графини Ал. Кир. Воронцовой-Дашковой, на который соберется - чуть ли не весь великосветский Петербург, демонстративно, - и недвусмысленно! - начнет вновь «ухаживать» - за Н.Н. Пушкиной. Через этот же бал, я тоже назвал, его, «пиководамовским». Так как он вновь исходит, у царя, именно из тайного содержания пушкинской повести.
               И, потом, через вечер у Мещерских 24-го января и через вечер у Вяземских 25-го января, заговорщики, именно через демонстративное поведение Дантеса и на этих вечерах, и подтолкнут, поэта, к возобновлению, им, картельных действий против обоих Геккернов. К написанию 25-го января и к посылке им, утром 26-го января 1837 года, так называемого «ругательного письма» (Это, собственно, тоже мой термин.) поэта к барону Геккерну. После которого дуэль Дантеса, с Пушкиным, - задолго, как вы уже знаете, спланированная царем! - уже станет - реальностью, то есть станет – неизбежной.
               Бал 23-го января, - у Воронцовых-Дашковых! - имеет и сценическое начало, но об этом его сценическом, - и смысловом! - содержании, как и о «пиководамовском», 23-го января 1834 года, бале в Аничковым дворце, мы специально поговорим, наверное, именно в рассказе о сценических фрагментах николаевского заговора.
               Здесь же выделим, пока, что бал у Воронцовых-Дашковых, - кроме выделенной цепочки: бал у Воронцовых, вечера у Мещерских и Вяземских! - имеет и еще одно, весьма мрачное, продолжение. Именно графиня А.К. Воронцова-Дашкова будет последним человеком, встретившим, 27-го января 1837 года, - и Пушкина с Данзасом, и Дантеса с  Аршиаком! - едущим к Комендантской даче: «Молоденькой, 19-летней, графине А.К. Воронцовой попались на встречу и сани с Пушкиным и Данзасом, и сани д Аршиака с Дантесом» (Смотрите: П. Щеголев «Дуэль и смерть Пушкина».). Это – первое.
               Второе. Список лиц, присутствующих на бале у Воронцовых-Дашковых 23-го января 1837 года, будет использован царем, через графа Г.А. Строганова, и для приглашения лиц в придворную Конюшенную церковь для отпевания поэта, или для панихиды по Пушкину. Вот факт, почерпнутый, нами, из письма В.А. Жуковского к Бенкендорфу:
               «Для назначения же тех, кому послать билеты (На отпевание в Исаакиевском соборе; - пояснение В.Б.), сделали просто выписку из реестра, который был взят у графа Воронцова» (Николай I, чтобы замаскировать и это, обвинил, через Бенкендорфа, многих друзей поэта - в неблаговидных действиях. Отсюда и появление письма Жуковского к шефу жандармов; - пояснение В.Б.).
               Третье. Взаимосвязан бал, - у Воронцовой-Дашковой 23-го января 1837 года! - и  с  заговором, царя Николай I, против М.Ю. Лермонтова. Так как именно на бале у тех же Воронцовых-Дашковых, но, уже, 9-го февраля 1841 года, преднамеренно находящийся, там, великий князь Михаил Павлович, вдруг проявит - свое резкое неудовольствие по поводу появления, на бале, опального поэта.
               Вот факт: 9 февраля 1841 года. «Лермонтов был на бале у А.К. Воронцовой-Дашковой, где среди гостей находился князь Михаил Павлович. Лермонтов писал: «Я отправился на бал к г-же Воронцовой, и это нашли неприличным и дерзким. Что делать. Кабы знать, где упасть, соломку бы подстелил».
               Выделим здесь, что хотя в заговоре против Лермонтова число и не 23-е января, это, - и по своему смыслу, и по своему предназначению! - все тот же «пиководамовский, 23-го января, бал». Так как именно после резкого неудовольствия Михаила Павловича, - за которым стоит - только царь! – Лермонтова и начнут, вновь, срочно перебрасывать - на Кавказ. Где и – убьют на заранее подготовленной, для этих целей, дуэли.
               Так Николай I весьма легко расправится и со вторым поэтом России, прямо вставшим, через стихотворение «На смерть поэта», на защиту Пушкина. А княгиня Екатерина Воронцова-Дашкова фигурирует у Пушкина, - не забывайте об этом! – в его тайной Истории России. В качестве руководителя, по велению Екатерины II, екатерининского заговора против царя-узника, Ивана Антоновича, или Ивана VI (Смотрите, об этом, в нашей первой книги.).
               Вот таков общий и, как видите уже и сами, весьма зловещий, - и мрачный! - смысл николаевских «пиководамовских балов 23-го января». Я, чтобы они запомнились, назвал их, для себя, разумеется: «Балами, ведущими к дуэлям». 
              Кстати, только что выделенные, вам, «пиководамовские балы» имеют, в николаевском заговоре против Пушкина и Лермонтова, множество связей не только с именем Екатерины II, но и с именами: Павла I, Александра I и, даже, самого Николая I. Это мы попытаемся выделить, вам, и по другим направлениям николаевского заговора против наших Великих поэтов.

                II. Дата 27-го января

                1. Исходит – из «Пиковой дамы»
              Тоже исходит у царя, - в чем легко убедиться по нашему предыдущему материалу! – из тайной пушкинской «Пиковой дамы». Её смысл – еще более зловещ. Николай I, зная, из второго черновика «Пиковой дамы»:
              Первое. Что поэт специально организовал в пятой главе «Пиковой дамы», 27-го января 1833 года, помпезные, но насквозь фальшивые и лицемерные, «похороны» Екатерины II. Которые, заметим,  связаны, у него, именно с перезахоронением, Павлом I, в соборе Петропавловской крепости, Петра III и Екатерины II. Более подробно смотрите, об этом, в нашей первой книги.
              Организовал, как вы помните по нашим предыдущим книгам: с тем, чтобы «без четверти три» утра, то есть именно 28-го января 1833 года, насильственно «привести», преступную Екатерину II, на «судный день» к Петру Великому.
               И с тем, чтобы отослать читателя, разумеется, в российские архивы. Где такие же пышные, но страшно-жуткие, похороны организовал,  с  2-го по 5-ое декабря 1796 года, по материалам архива (Смотрите нашу первую книгу.), и вошедший на престол разгневанный Павел I, где тоже владычествовал - Петр, но только, уже, Петр III как, убитый Алексеем Орловым в Ропше, муж Екатерины II. Смотрите нашу первую книгу.
              Второе. И зная о самой двойственности «календаря» пушкинской повести, тоже поступит, в заговоре против Пушкина, почти аналогичным образом. «Календарь» реален, еще раз напомним вам, по декабрю 1832 года, и условен - по большому, или по историческому, времени  «Пиковой дамы». Ибо 27-ое и 28-ое января 1833 года привязаны, у поэта, именно к большому, или к историческому, времени пушкинской повести, равного 108 годам, которое начинается у Пушкина, как вы, надеюсь, тоже помните, со дня смерти Петра Великого, то есть с 28-го января 1725 года.
              Он назначит дуэль, меткого стрелка Дантеса, с поэтом, на 27-ое января 1837 года, с тем, чтобы Пушкин умер: или - в этот же день, или же - именно 28-го января, то есть в очередную годовщину смерти Петра Великого.
              Меткий стрелок Дантес, рассчитывающий именно на то, что выстрелит первым, рассчитывал, разумеется, именно на только что изложенное, вам,  выше. Другими словами, рассчитывал, что поэт умрет: или - 27-го января; или же - именно 28-го января, то есть - в очередную годовщину смерти Петра Великого. В этом был главный расчет, как его, так и высших заговорщиков, которые непосредственно руководили николаевским заговором.
              А «поведёт» Пушкина, в заговоре, к дуэли - именно через даты 27-го декабря и 27-го и 28-го января. «Поведет» даже тогда, когда пушкинская повесть еще не будет, даже, опубликована поэтом. Что и свидетельствует, нам, об использовании им, царем, в начале своего заговора против поэта, именно второго черновика «Пиковой дамы». Есть и другое свидетельство, но, о нём, мы поговорим -  чуть ниже.
              Вот как, только что выделенный вам, выше, замысел царя раскрывается: через пушкинский дневник, и другие материалы, которые мне посчастливилось обнаружить и в других источниках по пушкинской дуэли.
              О дате 27-го января 1833 года, как начале николаевского заговора против поэта, мы рассказали,  вам, совсем недавно (Смотрите, об этом, выше.). Николай I на этом, разумеется, не успокоится. И 27-го декабря 1833 года, в годовщину «похорон» поэтом, в пушкинской повести, Екатерины, нанесет страшной силы удар по поэту.
               В годовщину, разумеется, по пушкинскому «календарю» «Пиковой дамы»! Он насильственно «наградит», его, самым низшим придворным званием, званием «камер-юнкера». Званием, которое давалось, обычно, юнцам дворянской «золотой молодежи». «Наградит» - через пускание слухов, о названном «награждении», именно 27-го декабря 1833 года.
              Реально же подпишет указ, о присвоении Пушкину звания «камер-юнкера»,  только 31-го декабря 1833 года. Сделав и этот акт – как новогодний подарок-сюрприз поэту. Вот факт, взятый нами из дневниковой записи поэта от 1-го января 1834 года: «Третьего дня (А это и есть, как раз, среда, и - 27-го декабря 1833 года. Это не сложно вычислить по дневнику поэта; – пояснение В.Б.) пожалован я в камер-юнкеры – (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Данжо».
              Кстати, выделяемая, здесь, пушкинская дневниковая запись многократно приводилась, пушкинистами, в их многочисленных работах. Приводилась, но трактовалась, - да и сейчас трактуется! - в основном, именно на основании щеголевской концепции, что –  не только неверно, но и - необъективно.
              Удар будет настолько сильным, - и - неожиданным для поэта! - что его друзья чуть ли не будут обливать, его, холодной водой: чтобы он не побежал во дворец и не здерзил, там, самому царю. Пушкин, все же, не сдержит свое возмущение по поводу «награждения» его, царем, «камер-юнкером».
              И прямо надерзит - брату царя, преподобному Михаилу Павловичу. Отразив свой гневный выпад, против него, в дневниковой записи от 7-го января 1834 года:
              «Великий князь намедни поздравил меня в театре. Покорнейше благодарю ваше высочество; до сих пор все надо мной смеялись, вы первый меня поздравили». Запомните здесь слово «намедни», то есть шестого января. Мы надеемся поговорить, о нём,  несколько ниже.
              На этот раз понимая, что специально рассчитанный, царем, удар по его, Пушкина, авторитету, чести и славе, поэт, к середине 1834 года, попытается уйти в отставку. Но Николай I займет, как вы уже знаете, «угрожающую позу», и поэт вынужден будет отказаться от своего намерения.
              Кстати, Наталья Николаевна – это, всего лишь, повод к «награждению». И, в то же время, новая опасность для Пушкина, идущая, уже, именно со стороны царя, как всем известного ловеласа. Само же николаевское «награждение» будет помнить, - как и в случае с «Борисом Годуновым»! – до конца своей жизни. И будет, прямо-таки, ненавидеть свой «великолепный мундир» или «полосатый кафтан». Так он весьма часто называл, в переписке с женой, мундир «камер-юнкера». Однако мы - отвлеклись. Поэтому вновь возвратимся к действиям, царя Николая I, против поэта.
              А он – и на этом не успокоится. Помня о 27-ом января 1833 года, как дате «похорон», поэтом, в повести, Екатерины-самозванки, он, именно на 27-ое января 1834 года (Пушкинская повесть – еще даже не опубликована поэтом.), назначит Дантесу, как будущему убийце поэта, облегченный экзамен при военной академии (Информация взята, нами, из книг П. Щеголева и Н. Раевского.).
              Пушкин же, в дневниковой записи от 26-го января 1834 года, отразит, практически, и эту дату, и саму необычность поступления, Дантеса, прямо в русскую гвардию, куда доступ «простым смертным», как вы уже знаете, был просто невозможен, да еще и сразу - в офицерском чине: «Барон Дантес и маркиз де Пины, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». Как видите уже и сами, и эта дата взята, Николаем I,  из второго черновика пушкинской повести (Она, еще раз выделим, еще даже не опубликована поэтом.).

                2. Выделение главной даты
              Николай же первый, явно сообщая о своих тайных действиях против поэта своим высшим соучастникам (Брату Михаилу Павловичу, Нессельроде и Бенкендорфу.), - где 27-ое число у него играло, в заговоре, особую роль! - пригласит Пушкина, с женою, на двухлетие со дня «похорон» поэтом, в «Пиковой даме», Екатерины-самозванки. Вот как этот факт выглядит в статье С. Ласкина «Дело» Идалии Полетики»:
              «Я просмотрел записи камер-фурьерского журнала с ноября 1835 года по июнь 1836 года. Последний раз на дворцовый прием «камер-юнкер Пушкин с супругою, урожденной Гончаровой», упоминается только 27-го декабря 1835 года. В дальнейшем имя Пушкина в числе приглашенных персон не встречается» (Запись дается в сокращении и, наверное, будет продолжена, нами, ниже; – пояснение В.Б.)
              Заметим, что это – не только очередное выделение, царем, именно даты  27-го декабря, и двухлетней годовщины «похорон» Пушкиным, в «Пиковой даме», Екатерины II, но и – сценический фрагмент николаевского заговора против нашего Великого поэта. Так как он - специально готовился  и, потом, специально «ставился», царем, в присутствии именно Пушкина. Условно я назвал его: «Николай I и Пушкин - на двухлетней годовщине «похорон» поэтом, в «Пиковой даме», Екатерины второй». О нем мы надеемся поговорить в рассказе о сценических фрагментах николаевского заговора.
              Даю же я условные наименования, - выделяемым здесь, и в других наших книгах, фрагментам, и эпизодам, царского заговора против Пушкина, - потому, что они - совершенно еще не выделены пушкинистами. И потому, что я - просто вынужден хоть как-то, но, всё же, называть их. Кстати, многие сценические фрагменты заговора, у меня, уже выделены: в опубликованной книге «Самодержец и Поэты».
              Николай же первый продолжит выделение главной даты, своего заговора против Пушкина, и дальше. Так 28-го января 1836 года, - вторично и как раз, за год до дуэли! – он сделает, из Дантеса, пиководамовского «поручика». Сделает это потому, что у Пушкина, в Заключение «Пиковой дамы», «поручик» Александр I, как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам, станет - «ротмистром».  «Томский произведен в ротмистры…»; - смотрите Заключение «Пиковой дамы». 
              Этот факт, присвоения, Николаем I, Дантесу, 28-го января 1836 года, «поручика», взят, нами: как из книги самого П. Щеголева, так из письма самого Дантеса от 2-го февраля 1836 года к барону Геккерну. Наблюдения и находки П. Щеголева уже всем достаточно хорошо известны. Поэтому мы даже не будем, здесь, выделять их, вам.
              А выписка из только что указанного, выше, письма Дантеса, к  Геккерну, лежит, уже, перед вами: «Я приберег добрую новость. Я только что произведен в поручики» («Дантес был произведен в «поручики», - поясняет нам итальянская «пушкинист» Серена Витале! – 28-го января 1836 года».).

                3. Две акции
              По крайней мере, сразу же две акции, - по главной дате своего заговора против Пушкина! – исходящих, у царя-изверга, именно из тайного содержания «Пиковой дамы», Николай I произведет - в самом конце своей придворной интриги против поэта.
              Организует заранее запланированную им, - как вы увидите несколько позже, запланированную еще в 1834 году! - дуэль Дантеса, с поэтом, именно 27-го января 1837 года.  Соблюдая, при этом, и четырехгодичный интервал (разумеется, от 1833 года.). Интервал, явно взятый, им, из «царственной линии» пушкинской повести.
              Организует, - в эту же дату, или в этот же день! – и свое первое надругательство - над уже смертельно раненным поэтом.
              Памятуя о весьма необычных похоронах Павлом I своей матери, 5-го декабря 1796 года  (Смотрите более подробно, об этом, в первой книги), создаст в заговоре: «судный день», над Пушкиным, между двумя Петрами. Ещё раз напомним, где у него  владычествовал, на похоронах преступницы (и самозванки-узурпаторши!), поруганный, ею, её муж, император Петр третий!
Первого Петра, - императора Петра третьего! – у него будет «играть», в сценическом фрагменте заговора,  сломленный, им, князь Петр Вяземский.
              А второго Петра,  императора Петра Великого, - реформы, которого (и всю его династию!), Екатерина загубила именно при своем воцарении и царствовании! – будет «играть» у  него, тоже в сценическом фрагменте заговора, священник Петр из придворной Конюшенной церкви. Разумеется, через тайную подставу их, царем, в называемые, здесь,  фрагменты. Кстати, Петр Великий весьма чутко и бережно относился к ветви Романовых, идущих от его сводного, по отцу, брата Ивана Алексеевича. Это прекрасно видно из пушкинской «Истории Петра». 
              А.И. Тургенев, и доктор И.Т. Спасский, хотя больше внимания, в своих записях, уделили именно уже смертельно раненному поэту, - что, собственно, естественно! – но всё же зафиксировали нам при этом, в своих записях, и этот, только что выделенный вам, выше, николаевский сценический фрагмент  заговора.
              Вот что видит, к примеру, А.И. Тургенев при своем первом появлении, 27-го января 1837 года, в доме Пушкина: «Я к Пушкину; там нашел Жуковского, князя и княгиню, Вяземских и смертельно раненого Пушкина, Арендта, Спасского – все отчаивались». А видит он, там, именно Вяземских, которые (Один из них!) и пригласят, для присмертного причастия, именно священника Петра из придворной Конюшенной церкви.
              Выделим, что они же, Вяземские (Или – Петр Вяземский, что, наверное, точнее.), чтобы подсказать, окружающим, именно пиководамовское «без четверти три», - как мгновение кончины поэта! – в ночь с 28-го на 29-ое января 1837 года даже переночуют в доме поэта.
              Присутствовали они, в доме Пушкина, и в ночь с 27-го на 28-ое января. И это вновь выделяет, нам, А.И. Тургенев в своей дневниковой записи от 29-го января 1837 года: «Жуковский, Велгурский, Вяземский ночевали там». Кстати, смотрите о нем, о «без четверти три», выше и в наших предыдущих книгах.
              А вот как эти же события, - но, уже, и с приглашением священника, и со свершением, над Пушкиным, «присмертного причастия» именно священником Петром, - и именно из придворной церкви! - описывает, в своих Записках, доктор И.Т. Спасский. Что, несомненно, означало, у царя-сценариста, именно «судный день» над Пушкиным. «Позаимствованный», им, именно из пушкинской повести. Врач, тоже находящийся, по тургеневской первой записки (Смотрите, её, выше.), в доме поэта:
              «По желанию родных и друзей Пушкина (Раз Спасский выделяет и друзей поэта, то инициатива, о посмертном причастии, и, следовательно, о священнике Петре из придворной Конюшенной церкви, шла, - можно, практически, не сомневаться в этом! - именно от «друзей Пушкина»; – пояснение и комментарий В.Б.), я сказал ему об исполнении христианского долга. Он тот час же на то согласился. За кем прикажете послать, спросил я. Возьмите первого, ближайшего священника, отвечал Пушкин. Послали за отцом Петром, что в Конюшенной церкви». И, дальше: «В восемь часов вечера возвратился доктор Арендт. В присутствии доктора Арендта прибыл и священник. Он скоро отправил церковную требу: больной исповедовался и причастился святых тайн».
              Заметим, что если священник Петр, из придворной Конюшенной церкви, был полностью подчинен царю, как и служитель,  Василий Эрастов в Пятигорске, - что, безусловно, именно по только что выделенной, вам, связи! – то логически вытекает примерно следующее. Николай I узнал от него, а, потом, и от доктора Арендта, постоянно информировавшего, его, о ходе смертельной болезни раненного поэта, не только о самом присмертном причастии, но и о - присмертной исповеди, Пушкина, перед указанным, выше, священником Петром.
              Не так уж и косвенно свидетельствуют нам, об этом же, и слова царя, Жуковскому, именно о смерти поэта, которые мы надеемся привести, вам, несколько ниже. Кстати, католическая церковь именно через исповеди контролировала раньше, - и контролирует в настоящее время! -   настроения и взгляды, своих прихожан, в разных регионах мира. В этом – и вся «ценность» католических исповедей. Которые, тоже, кстати, нарушают, именно через их злоупотребления католической церковью, многие права человека.
              Вот такова весьма неприглядная сторона и только что выделенного, перед вами, очередного николаевского сценического фрагмента заговора, касающегося, уже,  последних дней и часов жизни нашего Гения. Произошло - практическое надругательство, царя, над уже смертельно раненым Пушкиным, с использованием, царем, именно церковного обряда, что является и святотатством.
              Николай I сотворил «судный день», над поэтом, именно между двумя Петрами:
            - между Петром Великим, «присутствующим», в выделяемом фрагменте заговора, при присмертном причастии поэта, в «виде» «священника» Петра из придворной Конюшенной церкви;
            - и Петром III, «присутствующим», в доме смертельно раненого поэта, в качестве друга А.С. Пушкина: в «виде» князя Петра Вяземского. Пушкинисты же прошлого, не зная всей сути николаевского «дела» по Пушкину, и этого - не заметили.
              Больше того, старший сын поэта, Александр Александрович, тоже по незнанию своему  совершил, в 1887 году, в пятидесятилетие со дня смерти А.С. Пушкина (Смотрите наше «Обращение к общественности».), повторное отпевание, своего отца, в придворной Конюшенной церкви. Что он не сделал бы, зная истинную суть совершившегося обстоятельства над поэтом. А, в итоге, получается, что Николай I главную дату  заговора использовал, в своей интриге против поэта, по моим подсчетам,  восемь раз.
               А восемь – потому, что Дантес вошел в дом Пушкиных, как вы уже знаете по моим предыдущим статьям, тоже к 27-му января 1836 года. Что явствует, как вы уже тоже знаете по моим предыдущим статьям, из его переписки с бароном Геккерном за 1835-36 годы.