Заблудший ангел Сборник Ивана Журавлёва

Сборник стихов


«Заблудший ангел»

По рекомендации ЛИТО «Горячий Ключ»

Иван Журавлёв – автор сборника

       
2010 г

Родная сторона

В степи Александровка, что под Азовом,
Тебя вспоминаю я снова и снова.
Там всё мне знакомо, я чувствую тонко,
Там мама моя, там родная сторонка.
Там братья мои и могила отца,
Оттуда ушёл я с родного крыльца.
Остались родные, остались друзья
И та, что любил в своей юности я.
Но всё ж вспоминаю я детство своё
И всё, что запомнил, навеки моё.
Там степи безбрежной зелёное море,
Закаты багровые, алые зори,
Кузнечиков трели и песнь жаворонка
Над степью звенит так заливисто звонко.
Там солнце и ветер встречаешь повсюду,
Колышутся травы, подобные чуду,
А в воздухе знойном разносится ветром
Цветов ароматы немыслимых спектров,
Бескрайнего неба шатёр неоглядный,
И в зной я воде знаю цену прохладной
Степные орлы в небесах высоко,
Где белые стаи плывут облаков.
Курганы вздымаются, тайной влекут,
Как юной казачки упругая грудь.
Со скрипом телеги и ржанье коней,
И люди все были друг к другу добрей.
Запомнил, как в детстве ходил босиком,
И речку Чумбурку с её тростником,
И ивы, что ветви склонили к воде,
Всё помню и вижу их часто во сне.
Запомнился запах пшеницы в валках,
И яблочный дух в приазовских садах.
Весною акации в белом цвету,
И вкус абрикосов у мамы в саду,
И пыль на дорогах… родная земля!
Родная сторонка, я помню тебя!

***

Я по жизни иду, как в горах альпинист:
То карабкаюсь вверх, то вдруг падаю вниз.
И пускай не везёт, но я счастлив в мечтах,
И в заботах живу, и в своих я стихах.

Мне кукушка гадала июньской порой,
Если верить мне ей, жизнь уходит водой.
Отмахнулся рукой – так должно быть всегда –
Чем мы дольше живём, тем короче года.

Хронос тройку коней подгоняет быстрей,
Только я не спешу в его царство теней.
Мне милее крылатый и верный Пегас –
К ночи с музой меня унесёт на Парнас.

Тихим утром стряхну грёзы ночи с ресниц.
Под окошком звенит колокольчик синиц.
И встречая светило – Востока дитя,
Окунаюсь я в тайну рождения дня.



Ошибка

Я с детства жил без веры в Бога,
Но в храме был всё ж окрещён.
Длинна к нему моя дорога,
А что Он есть, в том убеждён.

Читал священные я книги
Не находя в них ничего,
Но всё ж неверия вериги
Упали с сердца моего.

Я верю в высший разум - Божий,
Который создал всё вокруг,
А люди, не ошибка всё же?
Ведь в нас безумия недуг.

Мы губим всё, к чему коснёмся,
Что создавал до нас Творец.
Ума никак не наберёмся,
Прости, небесный наш Отец!

Что долго в вере заблуждался,
Прошу, не стоит обвинять,
Но, если кто не ошибался,
То камень первым брось в меня.




Прозрение

Прожил я жизнь, смеясь над  Богом,
Точней, над выдумкой людей.
В Его я адрес скверным слогом
Метал достаточно «камней».

Читал не те я с детства книги,
Науке веря, но познал,
Что глупы мы, на нас вериги
Нечистый тихо надевал.

Я жил с повязкой на глазницах,
Верней, над разумом моим,
И не склонял главы мне ниц страх,
Неведом был он перед Ним.

Издержки в нашем воспитанье,
Прогресса бурного был век.
Кто обращал тогда вниманье
На души? Ноль был человек.

Всего лишь винтик в той махине,
Что мы системою зовём.
Где братство наше? Нет в помине,
Всё обернулось к людям злом.

И вот теперь, с душой распятой,
Прибитой мною на кресте,
Пред вами я, судьбою смятый,
Молю: «Живите во Христе!»




Ещё не вечер

Солнце к Западу идёт на встречу,
И к закату движется мой день.
Не спеши, постой, ещё не вечер,
Хоть длиннее стала моя тень.

Ноги тяжело передвигая,
Я ещё на жизненном пути.
Годы, как мгновенья улетая,
Остаются где-то позади.

Приближаюсь к вечности я, ночи,
Не успев доделать, досказать.
Не блестят от счастья мои очи,
Да и время не вернуть назад.

Скоро тень моя со мной сольётся,
И исчезнем с нею мы с земли.
А пока что, сердце моё бьётся,
Оставляю след я свой в пыли.

Разбивая острыми камнями,
Свои ноги больно, до крови,
Буду я идти, гремя костями,
Призывая всех людей к Любви.






Смысл жизни

Я не жадный, не завистник,
Ширь душевная прельщает.
Да, я злюсь, тех ненавистник,
Кто народ свой презирает.

Ненавижу ложь и подлость,
Ненавижу страшно жадность.
Ненавижу и стервозность,
А особенно – продажность.

Бог нам дал такую милость
Рядом с ними жить на свете,
Чтобы души закалились
И очистились, поверьте.

Познаётся всё в сравненье:
Без борьбы не будет счастья.
Нам решать то уравненье
И не слать другим проклятья.

Что поделать, раз так вышло.
В мире зла нам всем родиться.
Ведь борьба и будет смыслом –
Чистоты души добиться.




Шанс

Прошёл тот страшный катаклизм,
Что мы потопом называем,
И снова возродили жизнь,
А мы друг друга убиваем.

Понять того я не могу:
Ну, для чего нам разум нужен?
Чтоб гнуть подобного в дугу,
Губя тем самым свои души?

Выходит, мы в аду живём,
И злом проходим испытанье,
И так пропитаны мы в нём,
Что ждёт нас божье наказанье.

И снова нам придётся жить,
Опять в аду, в другом обличье,
И так же будем мы грешить
С упорством, прямо таки, бычьим.

Хотим душевной чистоты
И каемся, прощенье просим,
Но, всё ж греховные пласты
Всю жизнь, до гроба, в ней мы носим.

Добро и зло вселилось в нас,
И ненавидя, там друг друга,
Ведут борьбу, давая шанс –
Избавить душу от недуга.



Раздор

Меж собой враждуют братья,
Словно кто своим проклятьем
Бросил между них в крови топор.
Пробежала меж них кошка,
Цветом ноченьки в окошке
И хвостом посеяла раздор.

Так живут врагами братья,
Доброту чужим лишь тратя,
Не сплотил в кулак родной отец.
Дьявол пашет своим плугом,
Сердце ржавою кольчугой
Закрывает ненависть колец.

Да, откройте свои души
И закройте к лести уши.
Есть уже в истории пример –
Русь ломал Батый, как лозу,
Не боясь загнать занозу,
Разъедал князей раздоров червь.

Словно Каин вновь родился,
В душах злобой поселился
И с собой проклятие принёс.
Не разрушив нам проклятья,
Не видать потомству счастья –
Мы Христу в ладонях ржавый гвоздь.


Клеймо Каина

Экран нам заменяет Колизей,
Кровавую, жестокую арену.
Включил его и с жадностью глазей,
То боевик, то криминала сцены.
Я не убийца, зритель лишь всего,
Но Каин, где-то здесь, стоит в сторонке.
Вот и на мне уже его клеймо,
На лбу поставили его потомки.

Они всегда здесь были на земле;
Казня и убивая своих ближних.
А мы статисты, зрители во зле,
Убийств участники и оргий ихних.
Толпой жестокой, так же, как они,
Мы жаждем чужой крови на арене.
Не убиваем, но уже в крови
И Каин в нас сидит своею тенью.

Меч гладиатору вгоняли в грудь,
Опущенным всего лишь к низу пальцем.
Над ним, поверженным, верша свой суд
И видом крови упиваясь в трансе.
И жадно ожидали, как рвала
Верёвка с хрустом шейный позвоночник.
На эшафотах кровь ручьём текла,
А нам те ужасы не снились ночью.

И лопались от жара, тех глаза
Кто на костре перед толпой стояли,
И распиная бедного Христа,
В ладони гвозди взглядами вбивали.
Убийство совершаем – не убив,
Мы убиваем души ежечасно.
Зародыш Каина, в себя впустив,
Потом мы маемся душой несчастной.
Чтоб жить с душой, раскаянной своей,
Среди людей, пред Небом-Богом чистой,
Убить бы Каина в себе скорей –
Единственно священное убийство!



Дилемма

Как надоело быть рабом!
Рабом, зависящим от денег.
Без них, ведь, не построишь дом,
Коль нищеты ты вечный пленник.

Не в деньгах счастье – нам твердят,
Да, верно, только в ихней сумме.
Кормить, одеть, учить ребят,
Лечить – так дорого безумно.

Везде пробиться нелегко,
У нас сейчас такие нравы:
Без денег кто ты? Да – никто!
Шуршит бумажник – вот и браво.

Без совести полегче жить,
Не будут мучить угрызенья
И не попросят одолжить,
А вот без денег – затрудненья…

Вином наполнил я бокал,
Задумав с совестью расстаться,
Но человеку Бог ведь дал
Навечно с нею обвенчаться!




Бесстыдство

Ты на коленях, со стараньем,
В молитвах жарких отупев,
Ужасно Богу надоев,
Своим никчёмным бормотаньем,
Как будто нищий подаянья –
Спасенья просишь для себя,
Молитвой душу загубя.
Нам всем воздастся – по деяньям!


Истина

Когда-то умный Галилей
Доказывал всем, тужился:
-Земля не плоская, круглей,
Юлою она кружится.

Но инквизиции братва
Разубеждала гения
И внял старик, что тут едва
Вступать, возможно, в прения.

Собрал толпу он у костра:
-Ну, что ж, раз вам не верится,
Земля – как блин – сказал, хитря –
Но всё же, она вертится!

Невежд тем самым разозлив,
Ведь знания их тухлые.
Пусть формы плоские Земли,
Но дураки все - круглые.
***
Я думаю, прошли те времена,
Когда за слово к стенке приставляли.
Когда была в дурдоме вся страна,
А идолы – всем нам мозги вправляли.

Шутник

Чудят крестьяне снова по весне,
Бросая в землю зёрнышки пшеницы,
Хотя уверен, знают, что в зерне
Есть сила снова колосом явиться.

Картошку в землю закопать спешат,
Но, чтобы съесть, опять её копают.
Валяют дурака и нас смешат,
Ведь мы давно всё это покупаем.

Заходишь в магазин: и на, тебе:
Картошечка, чеснок и булки хлеба.
Бери, хоть по одной, хоть сразу две,
И масло, молоко есть на потребу.

А к пенсии -  добавка на харчи,
Но цены всю с лихвой уже сожрали.
Бессильны медицина и врачи,
От жадности лекарства не создали.

Мне скажут: «Не серьёзная строка!»,
Но с юмором смотрю теперь на это.
Валять умею тоже дурака,
Я хулиган, шутник среди поэтов
Сплетни

Жизнь пройдёт, как конь стреножен,
Весь уставший и в пыли.
Я собою преумножу
Плодородие Земли.

Прах истлеет мой с годами,
Упадёт на землю крест.
Где надгробия рядами,
Для ворон он был насест.

Позабудут если люди,
Что ж, сумею «досадить»-
Я в траве, в деревьях буду,
Или в ноздри вам пылить.

Или прах мой в кружке чайной
Прикоснётся ваших губ.
Я – везде, не замечаем,
В кирпиче домов вокруг.

Так что помнить вам придётся –
Я живу в своих стихах.
Прочитавший, засмеётся,
Значит, мысль моя – не прах.

Дух мой рядом бродит тенью,
Осторожно, не спеша.
Я – живой, не верьте сплетням –
С вами грешная душа.

***

Гуляю с девой под луною,
Она красивая собою,
Есть всё при ней, а как мила,
Зацеловал бы до утра.

Но не вдвоём мы, нас здесь трое –
Сергей Есенин беспокоит.
Она – поклонница его,
А мне сейчас не до него.

Шальная мысль шмелём кружится –
Её обнять, уединиться.
Она ж, читает мне стихи.
Вокруг бурьян, да лопухи.

Щебечет дева без умолку.
Вдруг вижу рядом сена горку.
На руки взял, понёс под стог,
И сам к ней быстренько прилёг.

И только дал рукам я волю,
С ней Пушкин рядом. Что за горе!
Пришлось мне Пушкину внимать.
А не красотку целовать.

Вот ночь проходит, всё без толку,
И соловьи давно уж смолкли.
За что ж  поэтов мне любить?
Я на луну готов завыть!


Шедевр

Слепил Господь, так, для забавы,
Из глины куклу – мужика.
Вдохнул ей душу, Боже, правый,
Но разглядел – одна тоска.

Вновь мял, теперь подольше, глину,
Всю душу в эту грязь вложил.
На время Мир тогда покинул,
Так вдохновенно Он творил.

Создал – шедевр. Господня сила!
Адам, увидев, обомлел.
Смотрел и спереди и в спину –
Таких ещё не видел тел.

Прекрасны глазки, милый ротик:
«Свободы не видать мне век!» -
Смотря на ножки, грудь, животик,
Промолвил первый человек.

Дар неба

Мне говорят: «Кому ты пишешь,
Кто прочитает, кто поймёт?»
- Да, тот, кто полной грудью дышит,
Кто в небо смотрит, не ползёт!

Не тот, с моралью «слишком строгой»,
Кто дальше носа не глядит.
Пускай шипит с душой убогой,
В нём голос пуза говорит.

Жив человек не только хлебом,
Что ждут голодные уста.
Поэзия, она – дар неба,
Для душ возвышенных мечта.


На распутье

Я стою на распутье в тревоге,
Выбираю, куда мне идти?
Вдаль, куда понесут меня ноги,
Что там ждёт, на тернистом пути?

Жизнь моя предначертана Богом,
Но, какой я дорогой пойду?
Чтобы совести муки упрёком
Не казнили, когда упаду.

Чтоб стыда нестерпимое пламя
Не сожгло моё сердце в груди.
Чтобы честь сохранить, словно знамя,
Не втоптать её в грязь на пути.

Словно витязь, стою на распутье:
-Сердце, верный мне путь укажи.
Оно рвётся на части, в лоскутья,
Путь любой – испытанье души.



Что имеешь – береги

Можно не любить того,
Кто с тобою рядом.
Но беречь, хоть нелегко,
Что имеешь надо.

Обижать не надо тех,
Кто тебя же любит.
Беззащитен больше всех
От тебя он будет.

Ненавидя, как всегда,
Тех, кто с нами рядом,
Одиночеством вражда
Наградит когда-то.

Между близкими людьми
Ямок рыть не смейте.
Глубже пропасти, пойми,
Нет на Белом Свете.

Рубим мы сплеча, спешим,
Чтоб поймать удачу.
Что имеем – не храним,
Потерявши – плачем.


За друзей

За вас, бокал свой поднимаю,
За тех, кто верен дружбе был.
За вас, чей дом стоял не с краю,
Кто честь и совесть не забыл!

В бокал с вином смотрю с тоскою
И вспоминаю тех друзей,
Которых больше нет со мною,
Не доживших до этих дней.

Вино мешается с слезою,
Слезою горечи утрат.
С печалью пью вино хмельное,
За тех друзей, что вечно спят.

Я пью вино за тех, немногих,
Но верных дружбою своей.
Не тех, душонкою убогих,
Что лишь «друзья» до чёрных дней.


***


Тошнит от словесного блуда,
Гнилыми он нитками шит.
Навязчиво липнут ублюдки,
Когда мой бумажник шуршит.

Но только в кармане затихло,
Привязанность их умерла.
Ублюдки исчезли вдруг мигом,
Как мухи с пустого стола.



Заблуждение

Вертясь у зеркала того,
Что славится терпением,
Спросила дева у него,
Любуясь отражением:

«Себя считать красивей всех
Не будет прегрешением?»
- Нет, это, в общем-то, не грех,
А просто заблуждение!



А жить когда?

Прошла застойная эпоха,
И перестройка здесь была.
Настало время снова охать,
Россия вздыблена до дна.

Нас приучили всех к потерям,
Вот душу бы не потерять.
Мы, поднимаясь, ждём паденья,
А что ещё нам ожидать.

Не сладко было нам и прежде,
Русь одурачена, как жить?
Была бы только лишь надежда,
Народ всё может пережить…

А жить когда? Кто это скажет?
Когда настанут времена,
Чтоб был счастливым тот, кто пашет,
Ведь им Россия-Мать сильна?!



Морда

Лицо – однажды мордой став,
До гроба ею остаётся.
Пусть даже с мёдом на устах,
Но, горьким ядом мёд тот льётся.



Совесть

Меня всю жизнь, но кто-то предаёт.
И подло лупит наотмашь по скулам.
Любимая и та любовь убьёт,
Купившись на дешевые посулы.

Пускай в моём кармане лишь медяк,
Но никогда Иудой я не стану.
Людская совесть – это не пустяк,
И с ней пред Богом все на суд предстанут!



Бесчестье

Нет равенства перед законом.
Где честь? Ведь судит нас бесчестье.
Без уваженья, с наглым тоном,
Суд правит сила, с хамством вместе.
Привлечь судью за беззаконье
Нам не удастся, невозможно.
А беззакония зловонье –
Так омерзительно безбожно.



Заколдованные

Увидев вдруг, горбатого, хромого,
Слепого, некрасивого лицом,
Не смейся, присмотрись ты, ради Бога
И не кощунствуй злобно языком.

Живёт он, заколдованный, на свете,
Но красота не видима, внутри.
И видят её малые лишь дети,
А взрослым доступ Бог туда закрыл.

Народа мудрость в сказках сохранилась –
Царевна в лягушонке может быть.
И красота тому вдруг объявилась,
Душой не слеп, кто может полюбить.

Но мы слепые ходим все, по сути,
А на земле, красивые внутри,
Живут не расколдованные люди,
Внимательно в их душу посмотри.




Черный эталон

Спасибо вам, завистники, за то,
Что эталоном служите, хоть тошно.
Живёте не под «божеской звездой»,
«Нагадить» вы сумели в жизни прошлой.

И наказанье ваше за грехи
Бог уготовил – мучиться при жизни.
Вы сознаёте всё же, что плохи,
Но вы в трёхмерном мире всё ж не лишни.

Вы для прогресса – чёрный эталон,
Для душ вы – «обречённый стимулятор»,
Вас «жаба» зависти взяла в полон,
На смерть души живущий «гладиатор».


***

Зря надежду лелеять,
Что ты счастье найдёшь.
Если зло будешь сеять,
То его и пожнёшь.


Разгулялась осень

Осень, осень, золотая осень –
Голубых туманов забытьё.
На закате розовая просинь,
Дней дождливых нудное нытьё.

Золотом из листьев клён рыдает
На груди у матери-Земли.
На калине кисти полыхают
Алым цветом утренней зари.

Разгулялась осень на просторе,
Ветер кружит жёлтые листы.
Русь моя в изодранном уборе,
И никак не вылезть из нужды.

На рассвете птицы улетают.
К солнцу ближе, в южные края.
Я тебе свою судьбу вверяю,
Родина несчастная моя.

Я надеюсь, отшумят все бури
И разгонит ветер облака.
Полыхнёт опять заря в лазури,
Будешь ты велика и крепка.

Разгулялась осень наудачу,
Раздевает все, что можно снять.
Над моим народом нищим плачут
Небеса, так горько, словно мать…


***

В царстве северного ветра,
Среди вечных льдов,
Здесь неведомая Терра
Из волшебных снов.

И живут аборигены
В сказочной земле.
Им не ведом дух измены
В первобытной тьме.

Нет и жадности в помине,
Мир царит кругом.
Совесть их чиста, как иней,
С девственным умом.

Но, пришли чужие люди,
Принесли им зло.
Жизнь теперь раздором будет,
Хрупкой, как стекло.

Мира нет, его украли,
Умерла Любовь.
Очерствев, сердца вдруг стали,
Холоднее льдов.

В царстве северного ветра,
В царстве лишь снегов,
Здесь была когда-то Терра
Из волшебных снов.


Суть жизни

Все желают удачи и счастья,
И здоровья, но где его взять?
Коль болезни раскрыли объятья
И никак не хотят отпускать.

Просто плюнуть на все их уловки
И смириться, ведь, Бог их послал.
Видно так наказал за пороки,
Раз глупил, на авось уповал.

Месть желал на кого-то похоже,
Или злобу таил на врага.
Может…только по-моему всё же,
Я не мстил, никому, никогда.

Не впускал в свою душу я зависть,
Да и жадности вроде не знал.
Но душа моя всё же, не кладезь –
Чистоты, я её замарал.

Злые мысли впускал в свою душу,
Не прошёл испытания злом.
В бренном мире я что-то нарушил,
Признаюсь в том теперь со стыдом.

Без борьбы не приходит к нам счастье –
В испытаниях, чтоб победить.
Но для всех превеликое счастье –
Быть любимым и тоже – любить!

Опыт

Спотыкаясь, падая – крепчаем,
Отличаем зло и доброту.
По волнам нас жизненным качает,
Как дубиной лупит по хребту.

Опыт к нам приходит лишь с годами,
На ошибках учимся своих.
А потом других мы учим сами,
Не спросив согласия у них.

Позабыв, что шли своей дорогой,
И свободой свято дорожа.
Все мы люди и живём под Богом,
На ошибках – чище ведь душа.



***

Мне лучше бы синицу
Держать в своих руках,
Но взгляд мой манит птица –
Журавлик в облаках.

Всю жизнь, желая верить
Несбыточной мечте,
Я лучше б тратил время
В обычной суете.


Исповедь

Выбрал сам тропу кривую –
Я семью и мать родную
На пол-литра водки променял.
Жизнь моя прошла в угаре,
Получал я и по харе,
Но на всё на свете наплевал.

Натворил я бед по пьяни.
Совесть где? – Она в стакане
Утонула с горя -  все дела.
А судьба моя, как кляча,
Следом тащится, всё плача,
Натворил я сдуру много зла.

И откуда злость берётся,
И обида вдруг найдётся,
Не хватает уважения.
Тут нелёгкая заносит,
И душа чего-то просит –
Ох, устрою разрушения.

Я их всех тут раскорячу,
Мне плевать, что мама плачет,
Просит больше Ваньку не валять.
От досады, с перепою,
Как собака на всех вою
И готов порвать и разметать.

Вот опять набили морду,
Ох, не рад я натюрморту,
Поработал, видно, модернист.
На весь мир я обозлился,
Самогона вновь напился –
Тяжек путь мой очень и тернист.



Ведь в семье – не без урода,
Не набита если морда,
Не могу я успокоиться.
Всех облаю и обхаю
И козлами обзываю,
Вот где суть моя откроется.

Но характер, то-то дело,
«Вмажу» и осатанело,
Понесло, на всё тогда плевать.
До сих пор мне всё неймётся,
А горбатого, сдаётся,
Лишь могилой можно исправлять.

Снова я лежу в запое,
Давит «жаба», душа ноет,
Не пойму, откуда куча бед.
Пью рассол я с похмелюги,
Все вокруг – гадьё, подлюги,
Не видать бы мне вас тыщу лет.

Но и жить совсем в пустыне
Не по кайфу – кровь остынет –
Ведь без них не будет и кураж.
Пуп натёр, вертясь в постели,
Пролетает жизнь без цели,
Нет покоя, всё вокруг – мираж.


***

Пьём чай из кружки, что такого  в том?
Труд гончара и глина только в ней.
Но присмотрись к изделию, ведь в нём
Есть прах раба, а может быть – царей!



Похмелье

Болит башка безбожно с похмелюги,
Душа – рассола требует, хоть плачь.
Глазам моим не видеть вас, подлюги,
Что проиграли шведам этот матч.

Я так болел, орал, свистел, что силы,
Судью на мыло требовал отдать.
А вы, паскуды, вытянули жилы,
Бессовестно сумели проиграть.

Я ж глотку рвал, давая вам советы,
Кому и как в ворота забивать.
А вы, как понял я, там все с приветом,
Вам не в хоккей, по-моему, играть.

Надрался с горя я вчера водяры,
Весь стыд за вас пытался утопить.
Разбил я верный телевизор старый,
Ну, как, скажите, со стыдом мне жить?

Сто лет бы мне не видеть ваши морды.
Душа горит и требует поддать.
Но – ша! Я завязал и это – твёрдо,
По крайней мере, дней, хотя б на пять.

Жена скандалит, требует получку,
А где она, я не возьму сам в толк.
И вот терплю с похмелья эту взбучку,
Но столько выпить я вчера не мог!


«Белка»

Поднял башку свою хмельную,
Гудит она, как пустой чан.
Трясёт меня и гнусь в дугу я,
В руке смотрю – пустой стакан.
Вокруг валяются бутылки,
Закуска шлёпнулась на пол,
А на столе одни окурки,
В душе нагадил будто вол.

С тоской смотрю я на окошко.
И жутко стало на душе.
Скребутся в ней, как будто кошки,
Наверно мне конец уже.
По стенам пауки сползают,
Чертей я вижу под столом.
Ох, они что-то затевают,
Все лезут нагло, на пролом.
Мне хоть чуть-чуть, хотя б немного,
Глоток, для храбрости принять.
В душе вселилась мне тревога,
Вот только б дрожь в руках унять.

Живым я им никак не дамся,
Хоть с перепоя весь дрожу.
Я так им, запросто, не сдамся
И всех их мигом порешу…
Вот ножик со стола хватаю:
- Ну, подходи ко мне, гадьё!
Со всех сторон вдруг окружают,
Мохнатый – главный! Ё – моё!

Глазами бешено вращая,
Мечусь я в страхе по углам.
Ошибки нечисть не прощает,
То тут она, то снова там.
Меня в свои она тенёта
Поймать старается: «Хрен вам!»
Мне б вырваться из переплёта,
Себя я им за так не дам!
И вот лежу я на кровати,
Рубаха белая на мне,
А рукава, япона - матерь,
Узлом там где-то, на спине…
Я был в гостях

Иду по улице домой,
Смотрю на звёзды, так уж вышло,
Не пьян ведь был тогда впервой.
Что за дела? «Ты наш» - вдруг, слышу.

Тут оглянулся, ни души,
- Допился, брат, до чертовщины.
Наверно «белка» - поспешил
Гонимый страхом без причины.

Домой примчался, в койку лёг,
Но всё куда-то, вдруг, исчезло.
И там, где должен быть порог,
Садится шар, блестя чудесно.

В скафандрах были, может, нет,
Ко мне подходят человечки.
Как фосфор излучали свет
И молвят русские словечки.

Не злые, вроде, мирный люд,
К себе, в тот шарик пригласили.
(Не пьян, не пил – хоть не верблюд.)
Куда летим – мне объяснили.

Взлетели, мчимся, тихий гул,
Вокруг мелькают только звёзды.
В иллюминатор заглянул,
Не ограничен был в свободе.

Вот сели, вышли, повели.
Ох, не уютная планета.
Суровый край родной Земли,
Ландшафт напомнила – Тибета.


Куст чахлый и трава редка,
Каменьев россыпи повсюду.
Летели низко облака,
Здесь яку жить, а не верблюду.

Увидел Бога, был Он сед.
Такой же точно, как с иконы.
И получил тогда ответ:
Вернусь на Землю без препонов.

А вот, когда придёт мой срок,
Меня опять сюда доставят.
Но никому сказать не мог,
Ведь отшибут в «психушке» память.

Возможность дали повидать
И говорить с отцом покойным.
И дядя там, мне дал понять,
Но я, пока что, не достойный.

Побыл в гостях, не знаю где,
И на какой тогда планете?
Но вот бы жить мне во Христе,
Да по-людски на этом Свете!

Горизонт

Пытались строить коммунизм,
Маячил он на горизонте,
И к горизонту мы неслись,
Как кони, в бешеном  намёте.

Но горизонт не ближе стал,
Его достичь нам невозможно.
В мечтах остался идеал,
А кто нас вёл – предал безбожно.
Спасенье

Сидел старик, главу понурив,
От одиночества в тоске.
Он взял топор, чурбак ошкурил,
В раздумье вертит им в руке.

Идея сзади толканула
И мысли в голову пошли.
В реальность дедушку вернула:
Другие бы чурбак сожгли.

И вот уже топор, играя,
Полено тешет тюк да тюк.
Лишь щепки только отлетают.
Оставил дед, торчащий сук.

Он тешет хлопца из полена-
Сучок на месте: длинный нос
И остальные тоже члены.
Ты кто? – чурбак вдруг произнёс.

«Я папа Карло, будешь сыном,
Опорой мне на старость лет,
А звать все будут – Буратино!»
-Сказал ему счастливый дед.

Найдя в работе утешенье,
Тоску прогнал на задний план.
От одиночества поленья
Спасают лучше, чем стакан.


Утраты

От родного порога отправился в путь
Только с Верой, Любовью, Надеждой.
Соли съели в пути не один с ними пуд,
Но Любовь оказалась не верной.

Спотыкаясь в пути, отставала она,
Говоря, что со мною устала.
И осталась она, у чужого окна,
Под раскидистой кроной платана.

Я продолжил свой путь, хоть и тяжек он был,
Только с Верой, Надеждой, как прежде.
Вера тоже ушла, не хватило ей сил,
И остались вдвоём мы с Надеждой.

Но на долгом пути постарела она,
Стали мучить её злые хвори.
И понурая шла, как собака верна,
Разделяя и радость, и горе.

Но когда и Надежда покинет меня,
Тогда выйду один на дорогу,
Испив горечь утрат, и судьбу не кляня,
Я отправлюсь прямёхонько к Богу.



Осень

Незаметно подкралась к нам осень.
Словно птицы дни быстро летят.
Заменилась романтика прозой,
Разъедающей души, как яд.

Привыкать к одиночеству трудно,
Ведь теряя любимых людей,
Одиноким проснёшься под утро.
Бормотаньем разбужен дождей.

Сядем рядом подруга родная,
И не будем обид вспоминать.
Я тебя и без слов понимаю,
Так зачем ещё жизнь отравлять.

Привыкай к неизбежным лишеньям.
Пусть смиряется юности пыл,
Разбросав, собираем каменья,
Видно так наш Создатель решил.

Я тебя, обнимая, согрею,
Вместо злата – любовь я берёг.
Все смеются над бедным евреем,
А над русским – смеётся сам Бог.



Утро

Светлеет небо, утренний рассвет.
Восток всё больше ярко озаряет.
И белый месяц, сгорбившись, как дед,
К закату потихоньку шкандыбает.

Река парит в объятьях крепких сна.
И лес, объятый сказочною негой.
Померкли звёзды, лишь горит одна
Оставшись до рассвета оберегом.

Осины шёпот трепетной листвы
В ней ветерок запутался с разбега.
И соловей запел, певец любви,
Другие отозвались дружно эхом.

Под звон весёлый выплыл солнца диск
На небосвод кристально синеглазый,
И раскаляясь, он лучами брызг
Ночные слёзы превратил в алмазы.

Месть

На рассвете пораньше встать,
Любоваться восходом солнца,
Чистым воздухом подышать,
Ведь в груди ещё сердце бьётся.

Пусть стучит оно, как в набат,
А сейчас почему-то громче.
Не жалел его, виноват,
Вот оно теперь и грохочет.

А в душе постоянно «месть»:
Хоть мне Бог не даёт здоровья,
Пусть и мало, но время есть
Отплатить за любовь любовью.




Злопыхателю

Ты судишь, не суди, судить не нам.
Чего же добиваешься с упорством?
Ведь так себя повёл библейский Хам
И проклято навек его потомство.

Утыкан иглами, как дикобраз.
Язык твой, словно хвост у скорпиона.
Зачем такая ненависть, сарказм
И кровожадность злобного дракона?

Что время тратить на бездарный спор,
Ведь истина всегда бывает спорной.
А сколько желчи тратишь на раздор?
Твой враг, в душе на муки обречённой.






Заблудший ангел

Говорят, хорошо умереть молодым –
Может быть, тебя дольше запомнят…
А теперь поздновато и мучишься ты,
Продолжая жить дальше, не понят.

От рожденья вперёд жизни путь нас ведёт,
А назад только память вернётся.
Век прожил на земле, продолжая свой род,
Значит память твоя не сотрётся.

Так сложилась судьба, что на долгом пути
Я не раз разбивал своё сердце.
И, разбитой грехами, душе не найти
Хоть немного для отдыха средства.

Собираются вместе осколки души.
Если даст Бог, возьму себя в руки.
Но боюсь, что готов я себя задушить –
Так сильны моей совести муки.