Ржевский и Онегин - питерский дуэт 3. Продол. рома
Познавши чувство сладким, пряным
И горьким, Ржевский примыкал
К тем, кто дам дерзко умыкал.
Виват гусарам-ветеранам
Любовных битв! Звени, бокал,
Уж коль вино облюбовал!
. . .
В противовес сердечным ранам,
Уж то ли Бог молитве внял,
То ль Ржевский был уж очень рьяным,
Начав подстёгивать финал,
Ну, словом, в радостном забвенье
Гусару Катя поддалась,
Признав, что в это воскресенье,
Уместны в доме пир да пляс.
Все незамужние подружки
Пришли от замысла в восторг,
Блеснуть мечтая на пирушке
И в ней познать готовясь толк.
Что с них возьмёшь? Вполне земные,
Девицы, в меру озорные,
Но не богатые – жених
Не всякий скачет возле них,
За исключеньем лицемеров.
Поручик бравых кавалеров
Привёл не самых заводных,
Зато приличных, чтоб вольеров
Для буйных срочно не искать,
Коль в дурь попрут, зверью под стать.
Вдова, ни много и ни мало,
Гостям приветливо кивала,
А предпочтенья по уму
Не отдавала никому.
Дом хлебосольная хозяйка
Гостям раскрыла, не скупясь.
Дом – это дом, а не лужайка
Для пикника, где каждый – князь.
. . .
В огне эмоций напоказ,
Поручик снова рвётся в пляс.
Подружек выбраковав стайку,
Он пригласил на вальс хозяйку.
Вдова – он знал из уст молвы –
Не из развратниц или сучек.
– О чём задумались, поручик? –
Катюша, ясность головы
Не потеряв от глаз липучих,
Спросила с горечью вдовы.
– Я? Да о том же, что и вы.
– Какой же вы – пошляк, однако! –
Сочла прелестница за благо
Свернуть беседу, покраснев –
Стыдливость славная для дев,
Ну а для женщин – это слишком.
Вполне ж обычная мыслишка,
Объединявшая двоих
В объятьях вальса. В этот миг
Оркестр смолк, и с облегченьем
Катюша выскользнула. «Чем им,
Гусарам, приглянУлась я?
Все, как один, хотят, меня», –
Хотелось спрятаться Катюше,
Пока её алели уши.
Но к откровению клоня,
Она спросила, расставаясь,
Вскользь углядев гусарский фаллос:
– Коль вы отличны от коня,
Отбросьте прочь свой тон остротный!
В возможность чистой, благородной
Любви спосОбны верить вы?
В горячем импульсе вдовы
Гусар отметил романтичность,
Но и желАний хаотичность.
– Любви большой и светлой вам
Желаю Искренне, мадам.
. . .
Блистая пышной сервировкой
И от букетов роз багрян,
Стол был накрыт, как у дворян,
И слуги с должною сноровкой
Вносили в пиршественный храм
Всё, чтобы гость был сыт и пьян.
Вино таскали из подвала
На стол всё чаще – круг гостей
Рос, становясь всё веселей,
Причём без почвы для скандала…
Когда последним запоздало
Явился пахнущий, как клей,
Весь в бакенбардах, некий штатский,
То шум стоял почти что адский,
Все веселились, кто как мог.
У Женьки в горле встал комок
Досадной робости при виде
Той, что рассталась с ним в обиде.
(Из глаз мужских слёз не лилось,
Но… впередИ всё – клей был едким
Иль горько было нервным клеткам.)
Его приняв, коль уж пришлось,
Хозяйка глянула лишь вскользь
На запоздавшего повесу.
К бровям, лохматым вкривь и вкось,
Примкнул и клЕй ещё по весу,
Да плюс грядущих слЁз печать –
Ну, словом, Женьку не узнать.
Как он смотрелся? Тихо, бледно;
Как гость на Катю худо-бедно
Глаза мог пялить из угла
И план победы жечь дотла
В душе расстроенной. Лить свЕт на
Чью-либо душу – нет посла
От той, что светлой тут была…
Кидая взоры незаметно,
Средь прочих дам Евгений тщетно
Искал замену ей – мила
И в сердце прочно уж вросла.
Гостей, казалось, тут – несметно,
Но выпадал он беспросветно
В толпе из общего числа.
Внезапно, с долею тепла,
Ему на выручку конкретно,
Нельзя сказать, что беспредметно,
Сама же Катя и пришла:
– Вы самый трезвый, что заметно.
– Пить начал позже всех, но впредь…
Ну, как от вас не запьянеть!
Я буду пьян определённо.
Не осерчав и благосклонно
Переваривши комплимент,
Зарделась Катенька в момент.
Пусть всё банально и салонно,
Но… комплимент есть комплимент –
Он проникает, аж до лона.
Гость имитировал акцент,
Зато без фальши ел влюблённо
Глазами Катю беспардонно.
– Вы к нам сюда издалека? –
Хозяйка напряглась слегка. –
Вас мне представить не успели…
– Из обрусевших Церетели…
Для вас – Георгий. Ваш слуга.
Хозяйка сделалась строга.
«Нет, он не то чтоб сумасшедший
Сей незнакомец, в дом вошедший,
Но как заходит далеко!
И оголтЕлый, как никто»! –
Так рассудила поневоле
Она, пугаясь странной роли.
Онегин к действию готов –
Не наломать бы сходу дров.
Чтоб день не кончился провалом,
На подготовку уповАл он
Этапов сложных и простых.
К своим критичен недостаткам,
Над ними верха он достиг.
К изящным кремовым перчаткам
Имел он пару запасных.
Как хороша Катюша! Милость
Небес – за нею наблюдать!
Его душа не зря стремилась
В себе пассивность обуздать.
Влюбился, не моргнув и глазом,
По новой пылко он и разом.
Едва вошёл он в дверь, как разум
Ему готов был отказать,
Как будто пьяному маразму
На откуп отдал свою стать.
Повиновался он соблазну.
Но рисковал не понапрасну.
Вошедши, он не то что б сник,
Но вверил сам себя зачаткам
Того, что вытащив на свет,
Он выдаст за менталитет
Далёкой Грузии. Актёрство
По сути выше, чем притворство.
Онегин вышел из угла
И поклонился. Как мила!
Живая Катя иль виденье?
Ему на счастье иль на зло?
Безумство или провиденье
Страдальца к той сейчас вело,
Чей образ – страсти порожденье.
И в амплуа, и в ремесло,
Испив и страх, и наслажденье,
Актёр внедрялся тяжело:
Объект любви свой запредельно
Воспринимал, как сновиденье.
Принявши за нору жильё,
Вполз тихой сапой во владенья
И влился в ауру её,
Где на волне самозабвенья
Он от неё ни на мгновенье
Отплыть уж был не в силах сам.
Прикован взор к её глазам.
Увы, не крутят шуры-муры
С ним, то раскрытые в ажуре,
То затаённые в прищуре,
Два совершенных василька.
Столь осторожного зверька
Из недр её натуры гордой
Прельстить легко ль фальшивой мордой?!
Герой зубами не сверкал,
Но всё ж улыбчив был слегка.
Он мог бы, что ничуть не хуже,
Опять воздействуя на уши,
Продолжить начатое вслух,
Но, повинуясь некой неге,
НемногослОвен был Онегин.
Безмолвно он поведал ей
То, что в речах внушить трудней.
Но это лишь его томленье,
Что в каждом теплится яйце…
Не в силах в первом отделенье
Он снять со зрителя сомненье:
Правдива ль пьеса? Что в конце?
Вновь, то прищур, то изумленье
У Катерины на лице.
Не то горит, на загляденье,
Синь самоцветами в ларце,
Не то два омута-колодца
В глубь завлекают синевой.
Невольно можно расколоться,
Ведь роль грузина-то впервой
Он на себя всерьёз примерил
И необъявленной премьерой
Рискнул продолжить ту игру,
Что тут не каждой по нутру.
Так вызывающе их пара
В безлюдном нежилась углу,
Что неминуемо попала
Под взор толпы. Толпа шептала
О том, о чём бы поутрУ
Злословить ей высокопарно…
Сей паре, ввергнутой в игру,
Пора бы прятаться в нору,
Как жаждут многие попарно.
На них двоих хватило б чАр, но,
Жаль, ритм сердец их не совпал.
Вдова, смущаясь чрезвычайно,
Поспешно прервала молчанье:
– Был небольшой, но всё же бал.
В оркестре скромном, не в ударе,
Но музыканты нам играли,
Пока скрипач наш не припал
К бутылке – поздно отодрали…
Мне Ржевский нОгу оттоптал –
На мне ведь туфли не из стали…
А вы чего же опоздали?
– Я… мне… я сам не ожидал,
Что так нуждаться буду в даре,
Что мне, похоже, Бог послал.
Безумно жаль, что этот бал
Я пропустил. Потерян шАнс мой
Вас пригласить, но я, несчастный,
Жду, что, позволив погостить,
Вы согласитесь возместить
Великодушно мне утрату…
За столь же чувственную плату.
Ну а пока что я в пыли
У ваших ног и жду решенья.
– Пусть вы затейливо сплели
Своё циничное прошенье,
Отвечу прямо, без затей:
Вы – самый дерзкий из гостей,
Пусть даже самый утончённый!
Но воздыхатель вы никчёмный,
Коль не желаете пройти
По романтичному пути.
– Да не дикарь я и не звЕрь я!
Мне ваше дорого доверье.
Свиданьем с вами дорожу
И в землю лягу обречённо,
Коль вас навеки рассержу.
Когда б не с детства обручённый,
Я вас своей бы наречённой
Сам без раздумий бы назвал.
А вы решили: я – нахал?
Мол, раз грузин, то не романтик?
Иль мордой от гусарских харь
Я в чём отличен в худшем? Жаль,
Коль вам гусарский аксельбантик,
Весь этот пестрый доломан,
Милей, чем сердце Церетели.
– А соловьиные мне трели,
Как Ржевский, будете вы петь?
– Посмел он петь?!
– Примерно треть
Того, что я была способна
Без скуки выслушать…
– Прискорбно
То, что он спеть посмел их вам!
– И что с того?
– Да я, болван,
Ему доверился всецело!
Он знал, что я влюблён! ТО ценно
Нам в честной дружбе не терять,
Что позволяет доверять…
Пройдёт, не ведая коварства,
Мужская дружба все мытарства
И станет крепче во сто крат!
Босяк ты иль аристократ –
Не оскверняй святые узы,
Коль в дружбе нет тебе обузы!
Однако Ржевский без преград
Тут волочился всё ж за вами!
Со мною равными правами
Посмел воспользоваться гад!
И мне ни слова! Вот так сводня!
Себя поднять на постамент
Гусарской славы нынче модно.
– Да, но не тут и не сегодня.
Недавно в парке прецедент
Произошёл, вполне свободно,
Пусть по-гусарски, но не вдруг,
Причём в кругу моих подруг.
– Так это ж всё в далёком прошлом!
Порой мой друг быть может пошлым,
Но предавать друзей ни-ни!
Кремень, Господь его храни!
Я рад, сударыня, безмерно:
Никто меж нами не стоит.
Надеюсь, вам отчасти льстит
Признанье смелое?
– Вы скверно
О дамах думаете. Спит
Во мне всё то, что не язвит.
На то, что я вдруг легковерно
Доверюсь вам, лишь вы вошли,
Моя надежда эфемерна.
Хотя упрямством вы в ослы
Вполне годитесь, ради Бога,
Не распаляйтесь так с порога!
Меня и так вы потрясли
Своим наскОком, Церетели!
– Но я любовью распалён!
– Мне преподать вы захотели
Свой темперамент южный в деле,
Где мне не нужен компаньон.
А вы, поди, ведь и ревнивец?
– Когда недавно обронён
Платок был вами, я, счастливец,
Не поспешил вам вслед – вернуть.
Застыл, чтоб на него взглянуть
Тайком, как на судьбы подарок.
– Поступок ваш бесчестен, жалок,
Но я прощаю вам легко.
Платку не сыщется аналог.
Такой где-либо на базарах
Своей горячей Сулико
Вы не найдёте ведь… для бала,
Чтобы она его роняла.
– Узор причудливый, кривой…
Такому странному впервой
Дивлюсь, хоть видывал нимало.
– Я, став безвременно вдовой,
В бреду платочек вышивала:
Без сна сидела над канвой,
Едва владея головой.
Потери мне не жаль заранее.
– Ужели все без замиранья
Сердец бросают прочь итог
Печали скорбной?
– Лоскуток?
Мне так горьки воспоминанья,
Что… с глаз долой, из сердца вон!
Излишни ваши покаянья,
Но странно, что на вышиванье
Не понеслись со всех сторон,
Чтоб взять, другие кавалеры.
– Я всё равно бы принял меры,
Чтоб конкурентов упредить.
Уместней было б подарить
Мне, чем потом считать всех павших,
Всех от дуэлей пострадавших
Иль оценивших мою прыть.
– Бретёр!
– Грузинский темперамент
Сложней, чем вышитый орнамент!
Его не выдернуть за нить!
– Мне нет заботы вас дразнить,
Но вы мой гость – так отчего же
Мне, ради вас, не лезть из кожи,
Чтоб, опьянив, вас отрезвить?
Всё ж лучше, чем за пыл казнить.
– Я уловил ещё в прихожей:
Мы темпераментом не схожи.
Но дайте шанс мне примирить
Мой жар и вашу осторожность!
– Вы странный. В этом-то и сложность.
– Однако, странность не порок.
– Вас разгадать мне дайте срок.
– Что ж, есть у вас и слух, и зренье.
– Меня тревожат опасенья:
Не для любовных ли интриг
Пришли ко мне вы в воскресенье?
Любовь поесть – для нас спасенье,
Иначе же у нас двоих
Любовь поест весь разум вмиг.
– А вам, ценя ваш дар природный,
Поручик Ржевский сумасбродный
ПольстИть бы мог за каламбур.
– Час наступил для пищи плотной,
А не воздушной, как Амур.
Вас тоже ужин ждёт добротный:
Тьма рыбы, снеди огородной.
И дИчь по вам уж извелась.
Прошу к столу, мой ловелас.
Когда в меня свой взор голодный
Вы тут метнули в первый раз,
Понятно стало всё без фраз.
Увы, мой разум не был чуток,
Чтоб вашу страсть загнать в желудок.
Я искуплю свою вину,
Вас заполняя в глубину
Всем, чем богат сегодня стол мой…
Тут Ржевский с хохмой к ним:
– Ну-ну.
Мой друг с не меньшей бы истомой
Вас мог бы, и не вас одну,
На всю заполнить глубину...
. . .
Свидетельство о публикации №110022308154
С любопытством!
Ирина Галкина 27.04.2010 23:34 Заявить о нарушении
Спасибо, Ириша! Сама понимаешь, что повествование лучше воспринимается без долгих перерывов между чтениями фрагментов.
Благодарный Ушкин.
Сергей Разенков 28.04.2010 20:05 Заявить о нарушении