***

ИГОРЬ КАРАВАЕВ








Тайно влюблён
стихи и проза





Балаковская писательская организация
Союз писателей России
2009
ББК 84 (2Рос-Рус)6
     К 21

Караваев И.В.
Тайно влюблён: [стихи и проза]. – Балаково, 2009. – 150с.

Игорь Караваев родился 1 марта 1964г. в городе Целинограде (Астана) Казахской ССР в семье рабочего.
После десятилетки закончил Саратовское высшее военное авиационное училище лётчиков.
Игорь Вадимович участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Как участник афганской войны, с важным историческим значением для нашей страны, - он является уважаемым, верным сыном Отечества.
В 2005 году вышла в свет его книга «Афгано-Чернобыльский синдром» - поэзия и проза. В 2007 году издан сборник стихов и прозы «Тень ангела». Третий сборник его произведений «Тайно влюблён» - продолжение темы любви и воспоминаний востребованы читателями, так как его творчество неотрывно связано с национальной душой и обращены к деятельности общества и человека. Суетные порядки не будут задавать тон культуре, а тем более диктовать правила и законы жизни России и добросовестным авторам от русской литературы.
Анатолий Седов,
член Союза писателей России.











© И.В. Караваев
© Балаковская писательская организация
Союза писателей России
Зверева) Двоих, прошедших воду и огонь,
Поправших смерть,
Познавших славы трубы,
Терзает память.
И в кулак ладонь сжимает,
И во сне скрежещут зубы.

В ночи порой покою не даёт:
То ль боль утрат, то ль боль от раны старой.
И тонкою струной души поёт,
Сквозь боль поёт в руках у них гитара!



(Н. Зверева)   
 
СОДЕРЖАНИЕ

От автора 7
К Пушкину 12
Любовь из детства 13
Друг без юбки 14
Люблю 15
Ваш взгляд 16
Этот взгляд 17
В чём изъян? 18
Тайно влюблён 18
Я однажды приду 19
Что-то вроде дежавю 21
«Вы не разгоните мою печаль…» 22
Находит 23
Аромат любви (песня) 24
Боль 26
Холодная гроза 27
Берёзовый лес (песня) 27
Медицинская сестра 29
Встреча 30
Окон свет 31
«Много маленьких звёзд…» 33
Салон Эммы (песня) 34
По следам садов Мории 36
Просветление 37
«Я бывший ликвидатор…» 38
Белая комната 39
Между разумом и чувством 40
Лаборанточка (песня) 41
Письма с войны 43
Пора 44
Я не понял 45
Блюз в тишине (песня) 47
Природные дожди (песня) 48
Старость 50
«Души прекрасные порывы…» 51
Что останется им? 52
Где-то здесь (песня) 52
Хозяйка из квартиры 22 53
Бабье лето (песня) 57
Его девушка 58
Эх, парень 59
Кто-то 61
Проще не думать 62
Куда мы несёмся? 63
Эхо чеченской войны 65
Вирус безразличия 65
Тепло твоих рук (песня) 67
Мне нельзя без тебя 68
Мгновенья остаются (песня) 69
«Смысл в том, что играешь ты роль…» 70
«Ты чуть наивна и беспечна…» 71
«Ты гордишься, что так хороша…» 72
Тост 73
Как мне жить без тебя? 73
«Я учился всегда наблюдать…» 74
Я хотел… 75
Где истина 76
Смелость или глупость 78
Обращение 79
После выборов 80
По берегу (песня) 81
Глаза, как лето 82
Ссора 83
Твоё имя 83
Весёлой, доброй и желанной 84
Ваш образ (романс) 85
Крутые переломы 86
Время лечит раны 87
Ошибка войны 88
Уж осень на дворе (песня) 89
Если любишь 91
На Пасху 92
Военный вальс (песня) 93
России верный сын 95
На книгу И.Караваева «Тень ангела» 96
Звучит романс 97
Стихи поэтессы, пожелавшей остаться неизвестной
98
Люди долга 99
Другу - лётчику 101
Македонская крепость (рассказ) 103
Волгоград 2008 (рассказ) 136
Куратор (рассказ) 139




Игорь Караваев

 
От автора

Сборник «Тайно влюблён» – моя третья книга и большая её часть – это стихи. Я посвящаю их своей жене Ольге и моим дочерям: Кристине, Евгении и Валерии.
В своих стихах я продолжаю раскрывать тему любви к женщине. Мой взгляд на женщину именно такой. Где-то он слишком прост, а где-то и через чур восторжен. Но между этими двумя крайностями, я постарался уместить свою душу. Считаю, что лучше женщины Бог никого не создал. А нам, мужчинам, на мой взгляд, ещё предстоит перестать быть агрессорами, захватчиками и раскрыть себя в познании мира, в познании женщины – ради мира и любви!
«Македонская крепость» – это мой второй рассказ о войне. Образ главного героя рассказа Ильи Кондрашова – собирательный, вымышленный.
Войну невозможно не помнить, её невозможно забыть. Мне кажется, этого нельзя не принять или как-то не понять. Война – это боль, которая не должна повториться.
Пока готовился к выпуску этот сборник в декабре 2008года погибли ещё два моих однополчанина – Сергей Анопко и Василий Олейник. Они оба не вернулись с полётного задания.
С Сергеем мы дружили, о многом делились друг с другом, вместе любили небо, вместе жили им. И я не мог не написать о нём стихотворение. Оно называется «Другу–лётчику».
Рассказ «Куратор» – это произведение о работе с кадетскими классами. Профильное образование – это очень интересное и нужное в наше время дело. Работа с молодёжью, её воспитание, патриотизм нашей стране нужны сейчас, возможно, даже больше, чем сами знания.
Рассказ «Куратор» – это близкая мне тема, потому что почти пять лет своей жизни я отдал профильному обучению.
Являясь заместителем директора по учебно-воспитательной работе СОШ № 26 и, имея высшую категорию руководителя общеобра-зовательного учреждения, я приобрел огромный опыт работы с молодежью, с кадетскими классами.
Своим опытом я с удовольствием делюсь с теми, к сожалению, немногими людьми, которые занимаются военно–патриотическим воспитанием не по нужде, а по призванию.
За последние 10 лет я провел множество встреч с учащимися школ города:
СОШ №1
СОШ №2
СОШ №3
СОШ №6
СОШ №7
СОШ №12
СОШ №26 СОШ №15
СОШ №16
СОШ №20
СОШ №21
СОШ №23
СОШ №25

СОШ №17 (гимназия №1)
СОШ с. Новониколаевка
СОШ с. Николевка
СОШ с. Матвеевка
МОУ ДОД ДЮЦ «Ровесник»
Балаковский политехнический техникум
Профессиональный лицей № 62, Балаковский институт техники и технологии и управления (БИТТУ).
И мне очень приятно, что везде меня ждали радушие и тёплый приём. Было видно, что молодёжи не безразличны темы войны, любви и жизненной философии.
В город Волгоград я действительно по–настоящему влюбился уже в зрелом возрасте. Я так и не могу ходить по этому городу спокойно. Какое-то волнение всё время живёт во мне. Может это ещё и потому, что за этот город воевал мой дед – Черницын Владимир Леонтьевич.
Он был пулемётчиком. В 1943 году пропал без вести. Тридцать лет наша семья ничего о нём не знала. В конце 70-х стало известно, что он попал в плен незадолго до Сталинградской битвы и умер в феврале 1945 года в одном из концлагерей фашистской Германии.
В заключении мне хотелось бы поблагодарить всех, кто помогал в издании этой книги.
С уважением и любовью ко всем читателям.
И.Караваев.



К Пушкину

Скажи-ка Пушкин, друг мой милый,
К чему прекрасные порывы,
Когда уходят времена,
Где рифма главною была.

Где на балу, в красивых платьях,
Отдавшись в пылкие объятья,
Скользили тонкие создания,
Душою требуя внимания.

И прорывались чьи-то речи
Сквозь гомон зала. Жажда встречи
Неописуемой была.
И жёг себя поэт дотла…

А что теперь, скажите Пушкин?
Красноречивый тон не нужен?
Из платьев – мини налегке,
Всё на бегу, накоротке.

А где ухаживаний речи?!
Иных уж нет, другой далече.
И в чувствах тайны не найти –
Всё на виду, где ни пройди…
Так что мы ждём Вас, милый Пушкин,
Когда же Вы вернётесь, душка!
Чтоб в этот торопливый век
Любви учился человек.

Любовь из детства

Мне кажется я знал тебя давно,
Наверное из прошлой жизни,
То в памяти забытое окно
Случайно приоткрыли мысли.

Я на тебя похожую любил
И помню ; это было трудно,
Но юный возраст всё же пригубил,
Я сам был чист и свеж, как утро.

Теперь, любуясь этой красотой,
Я чувствую как жмёт мне сердце,
Я словно сам, как прежде, молодой
И всё от твоего кокетства.

Ну вот и отлегло, хотя и жаль.
Наверно, было незаметно.
Лишь бы не выдали мои глаза,
Что я узнал любовь из детства.
Друг без юбки

Хотите верьте, а хоть и нет,
Дружу с девчонкой много лет,
Считаюсь лучшим другом я,
Но не скажу ей никогда:
«Зачем так мучаешь меня?
От форм кружится голова,
От запаха пьянею я.
При этом говоришь слова:
«Останься другом для меня».
Хватает совести твоей!?
Я столько лет тебе родней!
Роднее нет уж дурака
Встречать тебя по пустякам.
Лелеять все твои мечты,
Внушать тебе – добьёшься ты!
Что всё пройдёшь, что лучше всех,
Что ждёт тебя большой успех.
Я лишь одно хочу понять,
А что я буду ощущать,
Когда смогу тебя обнять
И уложить в свою кровать…
Тут прерываю мысли я,
Чтоб дать чайку, налить вина.
Я буду твоим другом, на…
- На, пей чайку, не дам вина!
Люблю

Давно хотел сказать тебе: «Люблю».
Сказать, чтоб не было в душе сомнений.
С тобой одной всю жизнь прожить хочу,
С тобой одной, без капли сожалений.

Потоком времени уносит нас,
Всё поглотит энергия движенья.
Готова-ль ты любовь мою принять?
Ты шепчешь: «Да… без тени сожаленья».

Поток магнитный связывает в раз
И ток любви пронзает нас мгновенно.
Мы знаем: за любовь нам Бог воздаст
И будет счастье, будет непременно.

Сгораем мы на медленном огне
И даже время замирает рядом.
Останется моя любовь в тебе
И успокоит душу нежным взглядом.

 
Ваш взгляд

Ваш взгляд, молящий о любви,
Увы, принять я не могу.
Давайте лучше постоим
Вот здесь – на волжском берегу.

Хотите, я Вам расскажу,
Как птицам вольно в небе жить.
Позвольте, я Вам объясню,
Им скучно по земле ходить.

Поэтому и кружат там –
Лишь в этом прелесть жизни их.
Я предлагаю дружбу Вам –
Я не любовник, не жених.

Вы правы, эта пара дружит,
Скорей их связывает хлеб,
А этим гнёзд уже не нужно…
Так Вам зачем любовь ко мне?

Но взгляд молящий о любви,
Как будто был неутомим.
О сколько нужно женских сил,
Чтоб разум сердце остудил.
 
Этот взгляд

Я увидел этот взгляд
Так, случайно, за столом
Разум силился понять
Что за ним и что потом.

А потом случился вальс
Или медленный фокстрот.
Трудно вспомнить всё сейчас,
Только взгляд всегда со мной.

Как забыть твои глаза?
Столько времени прошло.
Даже имени узнать
Было мне не суждено.

Но остался этот взгляд
Он важнее этих слов!
Столько месяцев подряд
Я берег в себе любовь.

И однажды потерял…
Нет, забыть твои глаза
Невозможно. Просто знал,
Мне тебя любить нельзя.
 
В чём изъян?

Мне трудно подобрать слова,
Настолько Вы красивы, грациозны.
А этот восхитительный цветочный
аромат…
К Вам точно благосклонны звёзды!

Я мог бы бесконечно так
Следить за Вашей магией движения.
К Вам в ноги всех бросает Ваша красота,
Но Вы не идеальны, без сомненья.

Жаль логика сейчас слаба,
Хоть всех друзей подвергни ты допросу,
При этом восхищенью ты найдёшь
ещё слова
Но в чём изъян? – Останется вопросом.

Тайно влюблён

Я Вас тайно люблю
И, встречаясь порой глазами,
Понимание в них нахожу
Как моей, так и Вашей печали.
Не грустите, мой друг,
Не судьба нам встречаться ночами.
Я для Вас что-нибудь напишу,
Вы прочтёте – и я будто с Вами.
Вот я к шеи прильнул,
Чтоб покрыть её жарким дыханьем.
В глубине ваших чувств утонул.
И привлёк Вас, стеснённый желаньем.
Вы послушны слегка,
Но растерянность эта уходит.
Гамма чувств пробуждается в Вас
И меня за собою уносит.
Мой неведомый друг,
Я могу ошибаться во многом.
Но мечта… Пусть останется тут,
В моём сердце. Её здесь не тронут.
Я в Вас тайно влюблён,
Потому выделяю не сразу.
Вы мой лучший, единственный сон.
Жаль не снитесь мне больше ни разу.

Я однажды приду

Я однажды приду
И коснусь Ваших плеч,
Вам на ушко шепну:
«Не бегите от встреч».
Я хочу Вас обнять,
Очень сильно хочу.
Не старайтесь прогнать,
Всё равно не уйду.
Красотою своей
Вы пленили меня.
Мне забыть бы скорей,
Но сильнее огня
Моё чувство внутри.
Я не стану скрывать,
Что хочу Вас любить.
Что хочу обладать.
Но один только взгляд
Был подарен лишь раз.
Год за годом подряд
Буду помнить о Вас.
И однажды приду –
Не гоните меня.
Я лишь раз обниму
Очень нежно, любя.
И поймёте Вы всё,
И простите меня.
Всё что раньше – не то
Дам понять это я.
Не устану мечтать
И искать Вас в толпе.
Отчего же опять
Вы пригрезились мне.


Ты ушла, не узнав обо мне,
Но внутри, оставаясь любовью,
Ты была словно ангел во сне,
Но во сне ты была не со мною.

Что–то вроде дежавю

То ли платья тихий шелест,
То ли чей–то вдруг парфюм,
Но однажды ты заметишь,
Что–то вроде дежавю.

То ли было это где–то,
То ли нет, но точно так.
Память нам даёт приметы
Значит, было, ты–то рад?

Звук напомнит, запах тронет
И, отдавшись небесам,
Поплывёшь в своей истоме
На свободных парусах.

И припомнишь дом забытый
Детство бурное, а там…
Как ты «грязный, неумытый»
Хулиганишь по дворам.

И её конечно, вспомнишь –
Необузданную страсть.
Голос дерзкий и весёлый
Жаль, любовь не удалась.

А потом поймёшь как будто,
Что напрасно ты грустишь.
День пришёл на смену ;тру
Звук из прошлого затих.

                * * *
Вы не разгоните мою печаль,
Нет сладу мне от этой праздной жизни.
Я рано трезвым стал не по годам,
Вы ни одной гульбой не удивите.

Но я возрадуюсь, друзья, за вас,
И буду с вами столько, сколько нужно,
Вот только пить не надо заставлять
И заставлять плясать меня не нужно.

Я с вами рядышком тихонько тут,
Порадуюсь и празднику, и смеху,
Но если я случайно ускользну,
Вы не ищите – я уже уехал.

Меня перины мягкие там ждут
И покрывала для любви и неги.
Меня дороги трудные ведут
В ту сторону, где я давно уж не был.

Находит

Безумная мечта –
прожить другую жизнь –
Не раз терзала мне
сознание ночами.
Безумная мечта…
но я кричу: «Держись!»
И комкаю впотьмах
подушку под плечами.
Я горькую отпил –
отчаянье узнал,
Награды и любовь –
ничто не миновало.
Но почему ж порой
не мил родной причал?
И хочется судьбу
мне испытать сначала.
Не вспомнив – не вернешь,
и каешься опять,
В надежде, что уйдут,
забудутся печали…
Безумную мечту
не в силах отогнать –
Вот потому опять
и мучаюсь ночами.

Аромат любви
Песня

Где аромат любви,
Там мчит полёт фантазий.
Хоть чувствуешь внутри-
Не сразу всё расскажешь.

Расскажут всё глаза –
Вам о любви расскажут.
Не чувствовать нельзя,
Но карта бита ляжет.

Вся жизнь – колода карт,
Одну лишь выбираешь,
Как ляжет тут судьба,
Заранее не знаешь.

Любовь – не та игра,
За выигрыш не спорят,
Но если что не так,
То в горе так же двое.

Где аромат любви,
Там мчит полёт фантазий.
Закружит – не гони,
Пусть сердце всё подскажет.

Тот аромат любви
Почувствуешь однажды.
Закружит – не гони,
Он не приходит дважды.

 
Боль

Здравствуй, боль, (пришла в кровать),
Что ты хочешь мне сказать?
Хочешь снова ты узнать,
Как стерплю тебя опять?

Ну, терплю, пока есть силы
Взять таблетку мне не лень.
Много лет с тобой дружили
Потерплю и этот день.

Незаметно ты стихаешь
(На затылке где-то села).
Баралгин ты уважаешь,
Больше нет тебе здесь дела.

Мне таблетки баралгина
Дописать стишок хватило.
Ночью мучила ангина,
Вот ещё-то "подфартило".

 
Холодная гроза

Эти мокрые Ваши ресницы,
Эти грустные Ваши глаза.
Я за окнами старой больницы
Слышал, как надвигалась гроза.

Ваши руки ладони мне грели.
Ваши губы шептали мне: «Спи».
Если б рядом со мной вы сидели,
Мне бы теплые снились дожди.

Только мокрые Ваши ресницы,
Только губы и Ваши глаза
Вдруг сказали мне: «Это не снится,
А холодная просто гроза…»

Берёзовый лес
Песня

Вот берёзовый лес…
Я остался один.
Ненадолго исчез,
Ускользнул и затих.

Одиноко стоял…
Душу стиснула грусть.
Всё стволы обнимал
Я мечтал, что вернусь.

Вдалеке меня ждал
Седовласый старик.
Он один только знал,
Что живём мы лишь миг.

Не зови меня вдаль,
Там поля и поля.
Здесь, у этих берёз,
Мне родная земля.

Лишь у этих берёз
Я б навеки затих,
Лишь у этих берёз
Голос ласково тих.

Лишь у этих берёз
Дороги мне поля.
Лишь у этих берёз
Слышал милую я.

Не зови меня вдаль
Седовласый старик.
В моём сердце печаль,
Но я жить с ней привык.

Ты не сможешь понять,
Что без этих берёз
Я не смог бы узнать,
Что такое любовь…
Что такое любовь.

Медицинская сестра
Светлане Пушкарёвой

Медицинская сестра,
Как легка твоя рука.
Боль чужую принимая,
Ты свою от всех скрываешь,
Береги себя всегда,
Ты себе и нам нужна.
       Автор

Посиди со мною рядом
Я минутку отниму.
Жизнь, как в мультике, жестянка.
Разреши? Я расскажу…
Видел я как жизнь прошла,
Как чужие поезда,
Промелькнув по полустанку,
Уносились навсегда.
И как будто всем чужой
Поезд жизни ждал я свой.
Поднимаясь спозаранку,
Не здоровый был, больной…
Очень долго ждал его.
Спас больничный эшелон
На забытом полустанке
Подобрал, конечно, он.
Ты инъекцию любви
Как-нибудь произведи…
Только чистую, без фальши
Пусть согреет всё внутри.

Встреча

А я уж Вас не ждал. Здесь, прямо у
порога?
Вы просите налить бокал хорошего
вина немного.
Смутившись, я иду на кухню,
наливаю.
В растерянности подхожу и вижу – вы
другая…
Хотя, остался взгляд тот, что любил
когда-то.
Он стал постарше, даже рад
Подумать только – взгляд Сократа!
«А что это я пью?..» и вот уже, Вас
обнимая,
Не бойтесь – яда не налью. Вы мне
нужна ещё живая.

Окон свет
Песня

I
В любви бывает
Необъяснимым каждый день.
В любви страдают,
А ты не знаешь: кто и где?
Ведь ты не знаешь,
Не знаешь о любви моей,
Не отгадаешь: откуда я приду к тебе.

Припев:

Но окон свет,
В которых я ищу тебя.
Тот окон свет,
В которых тебя ждут всегда.
А окон свет,
В которых я искал покой.
Был окон свет,
В которых тебя ждал другой.

II
В любви бывает
Необъяснимым каждый шаг.
Не угадаешь –
Тебя она коснётся как.
Но всё проходит
И то, что не должно пройти,
А происходит,
Чтоб мы могли любовь найти.

Припев.

III
В любви бывает
Необъяснимым каждый шаг.
В любви страдают,
А ты не знаешь кто и как,
Но всё проходит
И даже то, что так давно
Пройти не может,
Но есть у нас уже любовь, своя любовь.
 
* * *
Много маленьких звёзд,
Нахватавшись с небес,
Успокоившись, мы отдыхаем.
То, что мир сей не прост,
То, что правит им бес,
До поры мы о том забываем.

Побороться бы с ним,
Но откуда – то лень
Неожиданно вдруг наплывает.
Притвориться другим
Почему–то не лень,
Но за ленью всех страх поджидает.

Кто болеет за мир,
Как их мало сейчас.
Как смешны иногда их «потуги».
Всех волнует кумир,
Он богатым стал враз,
У него Мерседес и подруги.

Не волнует душа,
Всё возможно купить.
Были б деньги – вопрос отпадает.
Оценить как себя,
А придется спросить
По делам, или всё же деньгами?

Листья сада сгниют,
Укрывая теплом
Эту землю – она нам не рада.
Поколенья пройдут
Бесполезным трудом.
Значит, этого людям и надо.

Салон Эммы
Песня

I

Наш салон называется «Эмма».
Мы в салоне поэтов – большая семья,
Мы в салоне поэтов и есть много веры,
Что мы жизнь свою прожили вовсе не  зря.

Припев:

Эмма, милая Эмма,
Эмма – ты как сестра.
Эми, милая Эми,
Эми – любит всех нас.
II

Мы навстречу с друзьями одели, что
лучше
И в салоне твоём стих рождали не раз.
Был накрытым для нас замечательный ужин
И хозяйка вином угощала не раз.

Припев.

III

Для поэтов слов; – это вовсе не малость.
Больше нечем на жизнь им совсем
повлиять,
Но мы верим, что в людях надежда
осталась
И мы верим, что люди умеют читать.

Припев.

 
По следам садов Мории

Читая Н.Рериха

Укажи мой путь и прими труды.
Сердце гонит пусть тихой грусти дни.
Помоги создать Храм любви внутри.
Чистый дух познать и добро творить.

Сердце ждёт давно, не засохнет пусть
В нужный час придёт просветленья луч.
И достигнет дна глубины души,
И осветит мрак, распознать спеши.

Что в тебе добро окружает зло,
Что в других оно точно так живёт,
Но тебе познать будет раз дано,
Хочешь выше стать – излучай добро!

Скажешь слово вдруг – осознай внутри,
А его  ли слух ждал людей других.
Слово с делом враз разлучать не смей,
В миг уходит час мудрости твоей.

Для твоей страны надо меньше слов,
Больше дел дари, береги её.
Очень много в ней плодородных почв,
Ты ищи пути, чтоб создать любовь.
Просветление

Я поставлю свечу
И однажды пойму,
У икон постояв присмиревши,
Ничего не хочу,
Кроме счастья тому,
Кто ещё пребывает в надежде.

Было много всего
И желаний не счесть,
И возможности были горою,
Но однажды про всё,
Я забыл наконец,
С головой окунувшись в другое.

А другое совсем
Не похоже на мир,
От которого мы так устали.
Это тихая жизнь,
Это мирная мысль
И блаженная радость в печали.

Пусть не выгодно так,
А другим всё равно,
Но не скину я этой одежды.
Для меня не пустяк,
Когда счастлив другой,
А несчастный поверил в надежду.

И о главном скажу –
Я не стану молчать!
Мы – есть то, что уже натворили.
Но однажды поймут,
Кто обязан понять,
Не для этого нас сотворили.

Снова к Храму иду,
Чтоб поставить свечу,
За того, кто меня понимает,
И не раз я приду,
Чтоб поставить свечу
За того, кто нас всех сберегает!

* * *
Я бывший ликвидатор:
АЭС спасал когда–то,
От льгот там отказался
И вот я с чем остался.

Хожу по кабинетам,
Который год мотаюсь.
Все говорят – с приветом,
А я нуждою маюсь.
Спасибо государству,
Конкретно бюрократам.
Живёте вы в богатстве,
А я, как прежде, чахну.

Мне для страны не жалко
Отдать здоровье было.
Спасибо, бюрократы,
Но лучше б вас на мыло.

Белая комната

Я немощный лежал
В огромной белой комнате.
Я слушал тишину, и понимал:
В покое много всяких тонкостей.
Вот тлеющий причал
Напомнил мне, что я забыт,
Но может быть приду, ещё не знал,
Что вновь услышу много колкостей.
Вот боль сковала ум,
Пронзённый ею я лежал
И слушал тишину, и не кричал.
Я с болью жизнь распознавал.
Здесь странный дух витал
В огромной белой комнате.
Он видел – я лежал,
Он мне шептал: «Вставай,
Пройдись по комнате».
Я немощный вставал,
А он шептал мне: «Полноте,
Не слушай тишину». Он понимал,
Погибнуть можно в комнате.

Между разумом и чувством

Порой мне не хватает слов,
Порою я кляну себя.
Понять, что есть теперь любовь
Пытаюсь безуспешно я.

Ты мимолётна, как туман,
Являясь чудом во плоти.
Вокруг себя несёшь обман,
Мутнеет разум мой в ночи.

Я стал глухой к чужим мольбам,
Глупее я с тобой раз в сто!
Предела нет уже мечтам
Из–за тебя разрушить всё.

Возможно я сейчас не прав.
Возможно я люблю тебя,
А может это только страсть
И по уму – не для меня?

От форм твоих мне не уснуть,
От них кружится голова.
В тебе коварство – вот в чём суть.
Вот-вот судьба в твоих руках!

Совсем сгубила страсть меня,
Ты будоражишь мою кровь.
Конечно, я люблю тебя,
Но только – это ли любовь?

Лаборанточка
Песня

Я для тебя одной живу,
Девчонка-лаборанточка,
Готов с тобой про опыты
Болтать я целый день.
Ты стала моей участью,
Девчонка-бриллианточка,
Я для тебя одной дышу,
Хоть верь, а хоть не верь.
С девчонкой-лаборанточкой
Мне доведётся встретиться,
С девчонкой-лаборанточкой
Готов пробыть весь день.
С красивой практиканточкой
Быть может всё завертится.
Быть может всё закружится,
Мечтаю я теперь.

Ты всё анализируешь
И я анализирую,
Твоей красивой внешностью
Любуется лицей.
Когда же всё получится,
Меня за двойки выгонят.
Тебя–то ведь не выгонят –
Ты стрелку хоть забей.

Пробирки, химанализы
Ну сколько можно мучиться?
Возьми меня для опытов –
Я кролик стану твой.
Не слышит практиканточка
С утра до ночи трудится,
А под окном подопытный
Ждёт проводить домой.
Письма с войны

Я писал тебе с войны
Про седые, злые горы,
Про пустыни, миражи,
Про страдания народов –
Я писал тебе с войны.

Я писал в жару и в зной,
Надышавшись морем пыли,
Проклиная прошлый бой,
Я писал, чтоб не забыли
И в конце – хочу домой…

Я писал про мрак ночи,
Обещающий тревогу,
Вечный страх, тебя или ты,
Уповали все на Бога –
Я писал тогда с войны.

Я писал, а ты ждала,
Ты любила и терпела,
Ожиданием спасла.
А потом забыть сумела,
Словно не было войны.
Но не зря писал с войны,
Ты надеждою была мне,
Твой портрет с собой носил.
И прошёл песок и камни,
Я не зря писал с войны.

Пора

Памяти вывода войск
из Афганистана 1987–88гг.

Пора. Пора нам давно вернуться домой,
Но нету замены! Её просто не будет этой
весной.
Кто и когда так решил за меня,
Я не буду знать и не хочу знать никогда.
Я оторгаю тебя, война,
Потому что слишком много знаю,
Что ты представляешь из себя.
Я оставляю только друзей:
Их уставшие глаза, их улыбки и слёзы.
Я оставляю внутри себя, для себя,
В памяти моей и к сожалению твоей, война.
Я вспоминаю вторую весну с тобой
Там, в жизни другой,
Где губы шептали: «Пора, пора нам
вернуться домой!»
Две весны на войне –
Это слишком много для меня одного,
Но не тогда, а сейчас.
А тогда я был сильнее любого из
нынешних нас
Но я готов. Готов снова терпеть боль,
Изнемогать от жары, быть голодным и
ненужным,
Но всё–таки довольным, что я не такой
как они.
И не поймут ни за что они, другие,
забывшие ужас войны,
Что это не слабость и ненависть.
Это вечно живущая боль отторжения из
себя войны.
Пора. Пора нам вернуться домой,
Хотя бы тем, кто остался живой.

Я не понял

Я не понял: зачем живу?
Почему всегда трудные годы?
Может, позже всё это пойму,
Может, в этом мне кто–то поможет.

В этом мире заметное всё,
Просто видеть – дано нам не сразу.
В этом мире не вечное всё,
Хрупок мир. Но помнит ли разум?

В этом мире не вечное всё,
Но грустить всё же Вам не позволю.
Утекает меж пальцев песок,
Его время сдувает с ладоней.

Вам останется сон облаков
И дрожание век в непогоду.
Я давно отдыхаю без снов,
Не умею подолгу лить воду.

Расскажите друзьям обо мне
Как–нибудь между чаркой, другою.
И мальчишкам поставьте в пример
Как прожить, если трудные годы.

Я вдруг понял: зачем я живу,
Для чего эти трудные годы.
Думал позже всё это пойму,
Думал в этом мне кто–то поможет.


Блюз в тишине
Песня

Я жду гостей,
Гостей сегодня вечером
И с ними ты сюда войдёшь.
Возможно это
Будет и не вечером.
Возможно ты и не придёшь.

Припев:
А мне однажды, однажды в тишине
Причудился один нелепый сон
Как будто, как будто ты идешь ко мне,
Как будто я в тебя влюблён.

Я жду гостей,
Гостей сегодня вечером
И даже стол уже накрыт.
Придут друзья,
Придут сегодня вечером,
А я уж буду пьян и даже сыт.

Припев:
А это просто, просто в тишине
Причудился один нелепый сон.
Как будто, как будто ты пришла ко мне,
Как будто я в тебя влюблен.

Я жду гостей,
Гостей сегодня вечером,
Но гости отчего–то не идут.
Забыл похоже
Их пригласить на встречу я,
Зато я сочинил вот этот блюз.

Припев:
А это просто, просто в тишине
Причудился один нелепый сон,
Как будто, как будто ты пришла ко мне,
Как будто я в тебя влюблен.

Природные дожди
Песня

Вы не сказали мне,
Что любите другого
А я молчал всю жизнь,
Что был другой любим.

Вы не обмолвились
Ни словом, ни полсловом,
Легко расставшись
Ради счастья с ним, с другим.

Припев:
А для меня здесь не всегда легка дорога,
А у меня то дождь, то выжженные дни.
Я прожигаю то, что нажил так немного
И возвращаю всё, но вновь идут дожди.

Вы не сказали мне
Ни слова, ни полслова.
А я не стал вам в душу лезть
И промолчал.

Ну что ж такого,
Что хотели Вы другого.
Наверно он
Надёжней Вам причал

Припев.

Вот так по глупости
Обычно и бывает,
Вдруг понимаешь,
Что не создан для любви.

В тебе богатство
Всё моё осталось,
А я наверно
Создан для войны.

Припев.

Вы не сказали мне,
Что любите другого.
А я молчал всю жизнь,
Что был другой любим.

Вы не оставили
Мне права на полслова,
А мне не жалко
Для Вас счастья даже с ним.

Старость

Вот она – тихая заводь любви,
Вот она – лёгкая грусть созерцания.
Не унывай! Ты себе говори
Может быть, старость – тебе дарование!

Именно ты был оставлен судьбой,
Именно ты пережил все страдания.
Именно ты, а не кто–то другой,
Вдруг осознал бесконечность скитания.

Всю бесконечность утрат и потерь,
Все перемены, ведущие к знанию.
Что из себя представляешь теперь,
Что бы ещё ты сказал на прощание.

Я бы уже ничего не сказал
Всё потому, что уже было многое
И потому, что всё раньше сказал
И потому, что это надо немногим.

* * *
«Души прекрасные порывы»
Не оставляйте без внимания.
Дерзайте! Подарите миру
Ещё кирпичик мироздания
Из чистого мировоззрения,
Из целого всепонимания.
Тогда прекрасные порывы
Сыграют роль для процветания.

 
Что останется им?

Что останется им после нас?
Человечность, вражда или горе?
Безграничность любви, без прикрас
Или надпись на том же заборе.

Что оставят они для своих:
Ложь? Обман? – Что у нас переняли?
Не рождённый их сын не простит
Этих дров, что мы здесь наломали.

Что останется им после нас.
Красота или серость, унынье.
Чем обрадуем мы детский глаз?
Вот об этом подумать забыли.

Где–то здесь
Песня

Где-то здесь встречались мы с тобою,
Где–то здесь клялась ты мне в любви,
Где–то здесь игралась ты с судьбою,
Где–то здесь сказала: «Уходи».

Где–то здесь с тобой ходили рядом.
Где–то тут шептал тебе слова.
Где–то здесь решили, что быть рядом
Нам не нужно больше никогда.

А где–то здесь прощались мы с любовью.
А где–то тут страдал я до утра.
Где–то здесь я счастлив был с тобою.
А где–то здесь Костёр любви угас.

Зря слова бросали мы друг другу.
Тень обид не возвратит нам день.
День любви, когда метель и вьюги
Не могли испортить этот день.

Где–то здесь расстались мы с тобою.
А где–то тут я клялся о любви.
Где–то здесь игрались мы с любовью.
Где–то здесь подумал: «уходи».

Хозяйка из квартиры 22

К 5–летию салона
«Люстра Эммы»

Жил да был панельный дом.
Был обычным, кстати, он.
Как и все себе стоял,
Век свой с миром доживал.
Дай Бог, дальше так стоять,
Но покоя не видать
У подъезда номер два
Нет, не с раннего утра,
Где–то ближе так к обеду,
По субботам, реже в среду
Собирается толпа.
Все в квартиру 22…
Беспокоятся соседи,
Ну-ка, спросим эту леди:
– Вы хозяйка той квартиры,
Куда гости приходили?
Нам, соседям, знать пора:
Что за принципов игра?
И хозяйка той квартиры
Всем с улыбкой говорила:
–Успокойтесь, вы, соседи,
Не рычите, как медведи?
Как биолог вам скажу
За порядком я слежу.
Эти особи безвредны,
Сами кличутся поэты,
По ночам они не спят–
Сочинения творят.
Я скажу вам без обиды:
В сочиненьях мало силы,
Но в дверях моей квартиры
Расцветают и поют!
Что мне делать, признаю
Иногда вином пою,
Ну, конечно, и кормлю.
Если в доме нет запасов
Ну так что ж испейте квасу,
Но не думайте, что сразу
Я их выгнать так могу.
Всё пока мне не расскажут,
Всё пока не дожуют…
Палкой их не выгнать даже–
Вот такими и люблю.
Вот Михалыч – люстры брат,
Вот Петрович – патронат,
Владиславыч тут бывал,
Ну, Агеев, приезжал!
Наш салон не забывал…
Тот – Иванычем назвался,
Всё читать «Ранетку» рвался
Декламатор – хоть куда!
Поучитесь, господа!
Тут Вадимыч как-то раз
Вертолётчик, бывший ас.
Вскользь о люстре говорил,
Комплементы мне дарил.
Но ему Михалыч – брат
Так сказал: «Не твой квадрат!»
Уж о чём они не знаю,
Разговоры те прощаю.
В общем, милые соседи –
Мама я, а не миледи.
И подружки все мои
Очень добрые внутри.
Так напишут о любви –
Дух берёт, а сердце тает,
Жаль, что мало о них знают.
Поэтессы! Любят слово!
Вы не думайте плохого,
Никого не уведут,
Здесь у нас – совместный труд!
Ну, а если, что не так –
Лёша нам укажет Знак.
Он заполнит храм души
Словом Божьим. Поспеши
К нам придти в салон поэтов –
Не забудешь ты об этом.
Здесь у нас душа цветёт –
Значит, жизнь не зря идёт!

 
Бабье лето
Песня

Ещё не осень, но уже не лето.
Встречается такая вот пора,
Когда не хочется вставать уже с рассветом,
Когда ты ждёшь – когда придёт Она.

Она придёт, заботливо и нежно,
Обнимет, поцелует и шепнёт:
«Ты мой единственный, о, ты –
Моя надежда».
Обнимет крепче и тихо так уйдёт.

А утром, бреясь, вспомнишь вдруг об этом
И улыбнёшься: «Жаль, что это сон».
Уже ты чувствуешь приходит бабье лето,
Но ты не знаешь ничего о нём.

Оно придёт, закружит вальсом жёлтым
От цвета листьев под твоей ногой.
Оно придёт и станет цветом солнца
Как будто лето вновь над головой.

Но только резко, резко всё исчезнет,
Нахлынут неожиданно  дожди
И та любовь – твоей могла быть верно,
Но только ты её уже не жди.

Ещё не осень, но уже не лето.
Приходит к нам такая вот пора.
Пора любви, влюблённых в бабье лето,
Кому любовь познать ещё пора.

Его девушка

Я видел всё в твоих глазах –
Как ты смотрела не него.
Он был один в твоих мечтах,
Хотела ты всего–всего!

У вас счастливый будет дом
И чаша полная вина.
Всё это будет, но потом.
Сейчас – волнуешь ты меня.

Сейчас ты смотришь не него,
Не замечая всё кругом.
А я грущу всё о своём.
Ты молода и молод он…


Вот если б сбросить 30 лет
Я б фору дал ему сейчас.
Хотя, пожалуй, всё же нет…
Грущу и радуюсь за вас.

Эх, парень

По глупому всё вышло,
Ты молод был и пьян.
Всё норовил мне в «дышло»
Ударить за удар.

Хотелось бы без драки,
Но начал первым ты.
И мы, как две собаки,
Сорвалися с цепи.

Твой разум отморожен
И я немного пьян.
И дал бы я по роже,
Да, боль моя, Афган…

Не даст себя порочить
И вот стараюсь я
Не драться, а закончить,
Умней ведь, старше я.
По глупому всё вышло,
Ножом ударил ты.
Эх, лучше б ты мне в «дышло»,
Но – отморозок ты.



Если б выжил я тогда,
Я б тебе успел сказать:

– А ты видел, как бьёт ДШК? А как ведущий уходит отвесно? А как узко оно – ущелье в горах, что двум вертолётам становится тесно.
А как башню уносит с брони? Вместе с теми, кто был в ней внутри. Или, вдруг, у тебя задержка в стрельбе, просто пыль в глаза попала тебе. И, как бешенный, взводный сквозь грохот орёт:
«Если выживешь, с…, тебе попадёт!»
…Или раненный ты посчастливости в ногу. На плечах у друзей ты висишь всю дорогу. А испуг твой застыл в полуночной пустыне. Хочешь спрятать свой стыд, да друзья всё простили.
И дойдёшь ли назад или снова засада,
Что ты прячешь свой взгляд, думаешь нам было надо? А ты  смог бы, вот так же, судьбу испытать, за таких вот как ты, ты бы стал воевать?

Кто–то

Кто–то здесь первый стоит за удачей,
Кто–то сзади сидит, озадачен.

Кто–то тут ищет пути и находит,
Кто–то всегда куда–то уходит.

Вот кто–то танцует, а кто–то поёт,
А кто–то играет, а кто–то всё пьёт.

Кто–то с экранов опять рапортует,
Кто–то красиво всё так же шикует.

Кто–то был счастлив, а кто–то не будет,
Кто–то кого–то навеки забудет.

Кто–то стреляет, а кто–то в молитве,
Кто–то устанет, потянется к бритве.

Кого–то уколят, а кто–то и сам.
И это всё здесь, а не там, в небесах.
И кто же здесь счастлив, пытаюсь понять,
Так где же удача, за кем же занять?

Проще не думать

Проще не думать,
Проще молчать.
Проще забыться,
Проще не знать.

Проще не видеть,
Чем помогать.
Проще обидеть
И не прощать.

Проще нагадить,
Чем убирать.
Взрослый уж дядя!?...
Но наплевать.

Проще напиться
И не придти.
Так, чтоб упиться,
Не доползти.

Проще не драться,
Мимо пройти.
Проще сломаться,
Сдаться, уйти.

Проще заткнуться,
Проще заржать.
А пробовал кто
Разумным-то стать?

Чем же гордиться,
Хочется знать.
Лучше молиться –
Душу спасать.

Куда мы несёмся?

Куда мы несёмся?
Живём до получки.
Потом все смеёмся –
Растягивать лучше…

Но мы не умеем,
Нам хочется много.
Потом мы толстеем,
Худеем по долгу.

Проходим обиды
И ссоры проходим.
А время не видим,
Оно ведь уходит.

Уходят куда-то
Минуты, заботы.
И всё безвозвратно,
Вцепиться охота.

Вцепиться руками
За тот календарик,
Придерживать даты,
Чтоб дольше листались.

И чтобы годами
Минуты казались,
Но мы гоним время
Куда? Мы не знаем.

Кусочками веры
Мозаику жизни
Давайте неспешно
Уложим до тризны.

Мы в долгом походе
Под властью желанья.
К чему мы приходим?
Как жаль, что к прощанью.
Эхо чеченской войны

До какой же скажите поры
Будут гибнуть России сыны?
Безнаказанность – вот он финал,
Безответственность тех, кто послал.
Кто вообще это всё допустил?
Почему не хватило вам сил
Без войны свою власть поделить
И ребят своих тем сохранить.
Вся бессмысленность этой войны
В том, что гибли России сыны.
Вот ненужность потерь и утрат,
О которых всё время молчат.
Снова стыдно одеть ордена
Тем героям, кто там воевал.
Субъективность событий опять–
Скрытой гордости не миновать.

Вирус безразличия

Вирус безразличия
Он в меня попал.
Всё из-за двуличия –
Близких обижал.

Лишь намного позже
Я узнал финал.
Вирус этот точно
Душу обокрал.

Я бы стал богаче,
Щедрою душой.
Может быть, иначе
Видел мир большой.

Если ты увидишь
Что-то у себя,
Срочно антивирус –
Не тяни ни дня.

Не помогут деньги,
Ни поможет власть.
Не найдешь спасенья,
Дальше будет красть.

Что тебе поможет
Сам сумей понять.
Что в душе тревожит?
Загляни в себя.

 
Тепло твоих рук
Песня

Пусть тепло твоих рук
Отогреет любовь.
Пусть не будет разлук
Обещаю я вновь.
Не хватает тебя
Каждый день, каждый час.
Бесконечно любя,
Вспоминаю сейчас.

И когда я с тобой
Вдруг забуду тебя,
Ты дотронься рукой,
Дай мне каплю тепла.
Пусть тепло твоих рук
Отогреет любовь.
Я, как близкий твой друг,
Обернусь к тебе вновь.

Пусть не будет разлук,
Пусть промчатся года.
Если любишь, мой друг,
То года – не беда!
Эту лёгкую грусть
Ты забудь и не тронь,
Если любишь, мой друг,
Сердце греет любовь.

Пусть тепло твоих рук
Обрывает мой сон.
Пусть тепло твоих губ
Обжигает огнём.
Я дыханьем твоим
Наполняю свой день.
Только ты моя жизнь
Говорю я теперь.

Мне нельзя без тебя

Тихо падает снег.
В доме радость, тепло.
Дочь играет себе,
Ты печёшь нам пирог.

Ты ещё хороша,
Да и я ничего.
Молодеет душа,
Значит, живы ещё.

Раньше был я какой?
Жил совсем не любя.
Мне спокойно с тобой,
Мне нельзя без тебя.

А представь себе день
Где не встретились мы.
И острить ведь не лень –
Значит, счастлива ты.

Для меня это всё,
Всё, что есть у меня.
Вы, плюс радость, плюс дом
Знать, живу я не зря.

Мгновенья остаются
Песня

Мгновенья не уходят,
Мгновенья остаются.
Они сольются в годы
И в памяти сольются.

Ты помнишь луч заката
Над Волгой. Шум деревьев.
Как целовал когда–то
В весёлом настроенье.

Как вместе мы грустили,
С болезнями боролись.
Обиды все простили,
Да ты, конечно, помнишь.

Тебя люблю я нежно.
Нет, правда, очень крепко.
Ведь ты моя надежда,
Жаль не дожили предки.

Сложу я все мгновенья
И в памяти оставлю.
И как цепочку звеньев
Я дочке передам их.

Мгновенья не уходят,
Мгновенья остаются.
Они сольются в годы,
Пусть в памяти сольются.

* * *
Смысл в том, что играешь ты роль.
Не живёшь, а всё время играешь.
Здесь рассветов непознан пароль,
Но закаты багряны бывают.

Скоротечность свою осознать
Не всегда ты порой успеваешь.
Так чего же ты хочешь опять,
Если смысл ты свой забываешь.

Человек – есть безумная роль,
Для тебя это просто подарок.
Уберечь сам себя хоть позволь,
Режиссёром не будь ты обманут.

* * *
Ты чуть наивна и беспечна,
Но классно смотришься опять.
Я как забытый день навечно
В твоей привычке забывать.

Я как забытый лист осенний,
Я как примятая трава.
Ты словно первый луч весенний,
А как ты смотришь на меня!

Во сне минуты и мгновенья,
Когда ты в танце вся была.
О, эти плавные движенья!
Ты как награда для меня.


Двенадцать строк тебе дарю я.
И может где-то в сорок пять
Мне подаришь поцелуи,
Которых ждал я в тридцать пять.


* * *
Ты гордишься, что так хороша,
На показ себя всю выставляешь.
Опьяняет твоя красота,
Ты довольна и ты это знаешь.

Мне волос твоих нужно тепло,
Я дыханьем твоим согреваюсь.
Целовать тебя так хорошо,
Ты опять же сама это знаешь.

Плавность линий твоих как всегда,
У меня вызывают желанье.
Неземная твоя красота!
Как мне жаль, что приходит прощанье.

 
Тост

За то, что мы здесь!
За то, что мы есть.
За то, чтобы жить!
Любить и творить.
За то, чтобы радость
Друг другу дарить!

Как мне жить без тебя?

Чтобы помнить тебя
И не видеть тебя,
Подскажи мне хоть раз,
Что мне делать сейчас.

Как же жить мне любя
И не видеть тебя?
Ты скажи мне теперь,
Как прожить этот день.

Как с ума не сойти,
Как дорогу найти,
Как смириться, забыть,
Как тебя разлюбить?!
Словно замерло всё,
Нет движенья вперёд
Вот уж кто–то другой
Тебя к ложу ведёт.

Чтобы видеть тебя,
Чтобы жить для тебя.
И ты веришь порой
Он играет с тобой.

Как мне жить не любя,
Как не видеть тебя.
Ты не веришь. Поверь.
Возвращайся скорей.

* * *
Я учился всегда наблюдать.
Быть весёлым и выглядеть здорово.
Главное, друг, счастливых понять.
Только это всё требует многого.
Надо быть самому не простым.
Надо быть интересным и искренним.
Надо сильным тут быть, но простить,
Когда нужно бывает, завистливых.
Корректировать надо себя,
Признавать недостатки, ошибочки.
Отследить надо их и тогда
Все в дорогу сольются тропиночки.
Но мораль и свобода всегда
Для тебя, извини, что советую,
Станет главным из идолов дня.
Коль не станет, я зря проповедую.

Я хотел…

Я хотел, чтобы Вы полюбили,
Полюбили безумной любовью.
Я хотел, чтобы Вы подарили,
Мне хотя бы минуту с собою.

Мотыльком бестолковым летел я
В Ваши знавшие опыт объятья.
Ваших чар исступлённо хотел я,
Ваших рук и коленей касаться.

Я мечтал написать Вам романы,
Чтоб за них Вы меня полюбили,
Но все планы остались обманом –
Для кого-то доступней Вы были.

Как я мучился, весь исстрадался,
Но в итоге роман был написан.
Там, в конце, Вам богатый достался,
У меня же – блокнот весь исписан.

Но однажды, как будто случайно,
Повстречались Вы мне на причале.
И сказали: «Я еду в Майами.
Так, что правду Вы там написали».

Где истина?

Куда ведёт лукавство,
Где истина, друзья?
Пытался разобраться
Однажды как-то я.

Есть правда государства,
Есть правда блока стран,
Но всех ведёт лукавство
К проблемам, господа.

Вы истину закрыли
Повязкой на глаза.
Народы бы простили,
Природа – никогда.


С годами все устанем
Про боль души читать
И под знамёна встанем
Природу защищать.

Куда ведёт лукавство,
Где истина, друзья?
Пытался разобраться
Однажды как-то я.

Природа и свобода ;
Они у нас «без рук».
Безумствует природа
Лукавству радость тут.

Кругом не жизнь, а праздник:
Вот ; боевик! Вот ; шоу!
Смотрите, выбирайте
И станете шутом.

Пример Петра не нужен
Сегодняшним дельцам,
Бывал бы вкусным ужин
На виллах, где–то там.


Хорошая охрана,
Спокойное житье,
А тот, кто за оградой
Тот скоро сам помрёт.

Людей никто не видит
Из тех, кто должен знать.
Коня легко обидеть,
Но трудно удержать.

Смелость или глупость

Побывав кратковременно в вечности,
Не успев что-то здесь осознать,
Человек остаётся в беспечности,
Значит, вечность ему не познать.

И зачем ему вечности блага,
Чтобы мучаться дальше опять?
На планете и так много влаги,
Хватит слёзы–то ей добавлять.

Мы стремимся к комфорту – и только,
Ну ещё ; удовольствие плюс.
А дано нам развиться настолько,
Чтобы в будущее заглянуть?
И узнать ожидает ли скоро
Облегченье в процессе пути?
И куда развивается город,
Чтобы к древнему миру прийти?

Никому узнать не хотелось бы?
Ну а мне вот неймётся опять.
Что же это? Глупость или смелость?
Самому бы однажды понять.

Обращение

Я молю тебя: от греха сберечь,
От разлук и бед, от ненужных встреч.
И от взглядов вслед, и от мыслей злых,
И не встретить впредь, чтоб завистливых.

И ещё молю, о другом молю,
Не любя себя, я других люблю.
За других ; сгорю, за себя ; никак.
Лишь внутри могу обращаться так.

Всё кипит внутри, когда вижу боль,
Когда разум спит у страны такой.
Слишком долго спит у ответственных,
А когда не спит – себя чествует.
Показать себя любят многие,
А сменить уклад – мы убогие.
Для детей своих не примеры мы.
Всё заполнено полумерами.

Власть имущие не пробудятся,
Для людей своих не потрудятся.
Когда совесть спит в таком разуме,
Бог не всё простит было сказано.

После выборов

Свято веря, что помогут,
Ошибаясь в сотый раз,
Отдавали мы свой голос,
Говоря: «В последний раз…»

От нужды своей подальше,
Поделивши чей–то трон,
Мы кричали: «Хватит фальши!
Нам поможет только Он».

Всех рассудит Царь далекий –
Рассуждает стар и млад,
Охладило одиноких
Время веры и утрат.
По берегу
Песня
О.Кулаков
И.Караваев

По берегу одной реки,
Рука к руке, с тобою шли.
Свою любовь, чтоб не ушла,
Закрыли в замке из песка.

Припев:

Не стройте замков из песка,
А то холодная вода,
В один прекрасный миг придёт
И замок ваш собой зальёт.

Твоя рука в моей руке,
Пишу я имя на песке,
Но ты смеёшься вновь и вновь,
Не веришь ты в мою любовь.

Припев.

Прошла любовь, прошли года
И юность навсегда ушла,
Но вдруг, шагая по песку,
Ты видишь ; строят замки тут.
Припев.
Глаза, как лето

У тебя глаза, как лето,
В них  цвет Солнца через лист,
Как люблю оттенок этот,
Удивительно красив!

Ты отводишь взгляд при встрече,
Значит, я не то сказал.
Ты смутилась словом этим?
Комплимент мой опоздал?

Я убит, но неотрывно
Всё смотрю в твои глаза:
Я тебя своею видел,
Ровно пять секунд назад!

Наконец я насмотрелся,
Да и ты сказала: «Всё,
Мне пора… А насчёт лета,
Это было б хорошо!»

 
Ссора

Ухожу я опять от тебя,
Не нужна мне такая любовь.
Не ищи, не зови меня вновь,
Только ранишь себя и меня.

Не гуляю, устал просто я,
Разве можешь ты это понять?
Продолжая от жизни бежать,
Убегаю я сам от себя.

Не себя я люблю, не перечь…
Просто выслушай молча, хоть раз.
Хотя знаешь, не тот это раз –
Лучше чувства молчаньем сберечь.

Твоё имя
Жене Ольге

Твоё имя ; это я,
Моё сердце ; это мы.
Если грусть прочту в глазах,
Стану смехом я твоим.

Если ты меня ждала,
Разве мог я не придти?
Если нас судьба свела,
Вместе будем мы в пути.

Твоё сердце ; это я,
Хоть дороги все пройди.
Знаю, будет так всегда,
А печали ; прочь гони.

Весёлой, доброй и желанной
Моей жене

За Вами право признаю
Быть той единственной на свете,
Которой я сказал: «Люблю».
С которой счастье в наших детях.

Нелёгкий нрав мой усмирить,
Одной лишь Вам дано по силам,
Одну лишь Вас могу любить,
Мне только с Вами Солнце мило.

Не важно всё! Вы – целый мир!
И сердце наполняет радость.
Вы мой единственный кумир –
Весёлый, добрый и желанный.
В любви купаюсь Вашей я,
Как в ванной плещется ребёнок.
Я благодарен Вам всегда,
Ваш мир душевный очень тонок.

Боюсь поранить я его
Порой неосторожным словом.
Вы излучаете добро,
А это надо долго помнить.






Ваш образ
Романс

Ваш образ нежный мысленно целую,
Ваш гибкий стан приснился мне во сне.
Я в тишине один сейчас горюю
О том, что поздно Вы приснились мне.

В цветочек, светлым было Ваше платье,
И развевалось шёлком по ветру.
Стремились Вы попасть в мои объятья,
Но сон растаял ; утро наяву.

Я в тишине один так долго не был,
Хотя и бросил, но всё же закурил,
Растаял образ, образ был – и не был,
Любовь, прости, что я тебя забыл.

Я знаю, Ваш душевный мир тоскует,
Но сам хочу быть чист перед собой.
Так лучше уж забудем поцелуи,
Где мы дружили, где жизнь была другой.

Крутые переломы

Я смотрел в окно однажды
Просто так без всяких дел
Там кустарник был вальяжный,
А теперь весь поредел.

Вон сосед машину моет,
Был «Ниссан», теперь «Москвич».
Я свою уже не мою –
В кризис сдал, купил кирпич.
Ещё парочку куплю я
И собачке будет дом.
Все страдают: и буржуи,
Ну и те – кто не причём.

А собачке будет радость.
Всё ж пришла её пора!
Не о чём я не печалюсь,
Будут лучше времена.

Время лечит раны

Время залечит раны,
Только храни терпенье.
Даже, когда устал ты –
Стерпи до воскресенья.

Прошедший войну – терпи,
Ты ведь терпел когда–то.
Прошедший войну – молчи,
В забвенье уйдём, ребята.

Иное время пришло,
Ненужности нашей рады.
Вспомнит защитников кто?
Вспомним сами, солдаты.
Но горечь и боль забыть
Ровно настолько надо,
Чтобы суметь их простить.
Люди – не все солдаты.

Ошибка войны

Ошибка, что я над пустыней лечу,
Ошибка, что взять караван я хочу,
Ошибка заложена в нашу судьбу:
Ошибка войны – я с ней жить не хочу.

По чьей–то ошибке товарищ наш сбит,
«Прощайте ребята …» в наушниках хрип.
Мне это всё снится, война не со мной.
Скалистый театр – из жизни другой.

Стреляю в ответ, но это не я.
Если я сплю, разбудите меня.
Если не сон, то за что здесь война?!
Целься, солдат, ведь это «Игра».

И кто в ней хозяин? Не скажут в ответ.
Твой мир управляем, сам выбрал билет.
Но кто-то всё время шепчет тебе:
«Ошибка, хозяин, нет смысла в войне».
Уж осень на дворе
Песня
О. Кулаков
И. Караваев

Уж осень на дворе,
Ты сердце не тревожь.
Весь в рыжем сентябре
Срывает листья дождь.

Промок пустынный сад,
В нём сорваны цветы.
Но песни всё звучат,
Везде и всюду ты.

Припев:

Мне трудно без тебя, поверь.
И встречи кажутся забытым сном.
Но не стучишь в мою ты дверь.
Ты не войдёшь в мой дом.

Сейчас ты, может быть,
Навстречу мне идёшь
И может не грустишь
Ты в этот хмурый дождь.
А, может, в облаках
Растаяла любовь.
Зачем же ты была,
Когда же ты придёшь?..

Припев:

Мне трудно без тебя, поверь.
И встречи кажутся забытым сном.
Но не стучишь в мою ты дверь.
Ты не войдёшь в мой дом.

Остался ночи плен
Полузабытым сном.
Полупрозрачный день
Уходит за окно.

Спешат куда–то все,
Наверно, по делам.
И только дождь в окне
Напоминает нам.

Припев:

Что трудно без любви теперь.
И встречи кажутся забытым сном.
Но не стучишь в мою ты дверь.
Я не войду в твой дом.
Если любишь

  Волшебство твоих волос
  Затуманило глаза.
  Всё случилось так всерьёз,
  Что никак забыть нельзя.

  Сумрак дня, огни в ночи
  Перепуталось кругом.
  Если любишь не молчи,
  Расскажи мне хоть потом.

Расскажи мне как тебе
Было скучно в ноябре.
Как в июле там в окне
Словно снег лежал везде.

Как знобило всю тебя,
Но не знал об этом я.
Расскажи мне тихо, мило
Будто ты уже любила.

Хоть любила ты его,
Мне не важно. Всё одно
Я представлю там себя
Будто стала ты моя.
Твой красивый, грустный взгляд
Если б видел он сейчас,
То признал бы: виноват…
Не оставил бы в тот раз.

Ну, а мне досталась грусть,
Вся твоя. Приму любя.
Я то как–то разберусь,
А вот ты, любовь моя?

На Пасху

Мне на Пасху пришло озарение,
Что страдали за нас неспроста.
Вот и дождь – не несёт потепления,
Но не меркнет здесь образ Христа.

Только часто ли эти страдания
Вспоминаем мы в жизни мирской.
Суть учения – есть сострадание,
Но не сразу доходит порой.

И, поверив однажды в спасение,
Облегчение в вере узрев,
Ты поймёшь, что твоё исцеление –
Это Богом отсроченный гнев.
Военный вальс
Песня

Уходил на войну
Паренёк молодой
И шептали ему:
«Возвращайся живой…»
Губы алые те
И слеза на щеке,
Нет не снились ему,
Когда шёл на войну.

Лейтенантский был бал.
После отпуска в бой.
Парень это не знал,
Предлагал стать женой.
Был у счастья рассвет
И короткая ночь.
Он мог много успеть,
Лишь узнал – будет дочь.

И стремительно ввысь
Уносил самолёт.
«Ты держись, ты держись», -
Слышал голос пилот.
В каждой строчке письма
И меж ними мольба:
«Ты лети самолёт,
Пусть любимый живёт».

Но суровую жизнь
Предстояло пройти.
И сказал он: «Держись»,
Чтобы друга спасти.
И пошёл он вперёд
В свой последний полёт.
Чтобы цель ту накрыть,
Ну а другу, чтоб жить.

Уходил на войну
Он совсем молодой.
И шептали ему губы:
«Миленький мой,
Возвращайся домой,
Возвращайся живой».
Письма шли на войну:
Письма долго идут.

 
России верный сын

Отставному капитану
И.В. Караваеву

Человек, вернувшийся оттуда, -
Из страны, где скалы и пески,
Уцелел на той войне он чудом,
И об этом знают земляки.

Он с железной волей, сильный духом,
Ужас перестройки пережил.
До сих пор Афган в нём не по слухам,
Та война вся в памяти лежит…

А в стихах он воскрешает словом
Всех друзей, которых не поднять,
Оживают в песнях они снова!
Нам, возможно, это не понять:

Что такое воинское братство,
Ключ присяги – долг перед страной!
Там учились смерти не бояться
И мечтали все прийти домой…

Он сумел не огрубеть душою,
Полюбить! Пройдя сквозь кровь и смерть,
Доказать, что жить солдату стоит,
Хоть вину с души нельзя стереть.
Нина Воронова, 19.12.2008.

На книгу И. Караваева
«Тень ангела»

Караваев, Караваев,
Каравай свой недопёк.
Пыл, конечно, очень жарок,
С огоньком и огонёк.

Верх прожарил, а серёдку
Так, как надо, недопёк.
Караваев, Караваев,
Дальше выпекай пирог!

Чтоб и корочка хрустяще,
И серёдка не в комок.
И послаще, и послаще,
И со смаком всяк кусок.
В. Зотова

 
Звучит романс

Караваеву
Игорю Вадимовичу

К гитаре пальцы прикоснулись…
Желанный час –
Забыв о сутолоке улиц
Звучит романс.

Прекрасной даме – реверансы,
Сомнений тень.
Не говори мне, что романсы – 
Вчерашний день.

Круженье мысли в быстром вальсе
Останови…
О чём же пишутся романсы?
Да о любви!

… А мне в любви не быть отважной
Как дважды два,
Но как порой бывает важно
Найти слова.

Без тёплых слов на сердце пусто,
И говорю:
«Не за романс, за Ваше чувство
Благодарю».

И в тихом полумраке зала
Себя корю
За то, что раньше не сказала:
«Благодарю».
Ольга Якушева

Стихи поэтессы, пожелавшей остаться неизвестной

В тебе всё сказочно сверкает.
Вот только новое кольцо
Мне иногда напоминает,
Что быть с тобой не суждено.

И лишь на этот веский довод
Никак ответить не могу,
Но это ведь не к соре повод,
Я всё равно тебя люблю.

И за одно, за это только.
За это, больше ни за что,
Прошу: хорошим будь настолько,
Чтоб всем нам было хорошо.

И главное – ведь понимаю я,
Что попросту вторгаюсь в жизнь твою.
Ох, Игорь, милый, извини меня,
Но сердцу приказать я не могу.

Ты говоришь, что это всё пройдёт.
Не знаю, может быть, я не права.
Но мне не верится, что навсегда уйдёт
То, что тебя люблю так сильно я.

Наверно, думаешь: нет воли у меня.
Не буду спорить, может быть, и так.
Махну рукой, глаза закрою: ерунда,
Лишь бы ты был, а остальное всё пустяк.
1998г.

Люди долга

Мы одной тропой незримой
Шли с тобой солдат сквозь годы.
Этот мир необозримый
Открывали мы в походах.

Отдавали всё, что было,
Годы жизни, дух свободы,
Только бы жила Отчизна,
Только бы ушли невзгоды.

Для одной лишь цели жили,
Не плутали мы в потёмках.
Помнить будут нас живые,
Назовут нас Люди долга.

Кто не вспомнит – тот вернётся,
Чтобы путь пройти такой же.
За своё надо бороться,
Нет другой страны дороже.


И солдаты всё сражались,
Им правители велели.
Потом новые рождались
И опять ряды редели.

Не умнее все и сразу.
Беспощадна власти жажда.
Не люблю я эту фразу –
От неё одни напасти.

В безграничность жизни верю,
Есть у памяти дорога,
Слышишь? Шум уже за дверью –
Это близится тревога.
Другу – лётчику

Посвящается Сергею Анопко,
трагически погибшему
21 декабря 2008г.

Память будит тревогу
Коммуфляжная тога.
Вспоминаю Серёгу,
Он был летчик от Бога!

Сколь раз говорил мне:
«Мы живыми вернёмся».
Ты ведь друг капитан здесь
Силой духа прорвёмся.

Мы тогда по ошибке
Все его "хоронили".
Кандагара тропинки
Уж давно исходили.

А вернувшись, летали,
Вновь о цели мечтали.
Все ошибки прощали,
Спирт топил те печали.

Очень небо любили,
Ты же помнишь, Серёга?
Мы тебя не забыли.
Ты же лётчик от Бога.

Дольше многих держался
И летал под завязку.
Вот полёт оборвался
Так внезапно и сразу.

Вертолёт наша слабость,
Наша сила и вера.
Нам полёты все в радость
Лишь любило бы небо.

Шли военной дорогой.
Боль…Афгана осколки.
Как дружили с Серёгой,
Всё в альбомах на полке.
 
Не говорите, что вы любите стрелять.
Не говорите, что война для вас прогулка.
Любую в мире вы спросите мать:
«Нужна ли ей войны хотя б минутка».

Македонская крепость

Памяти моих друзей – летчиков и техников отдельной боевой вертолетной эскадрильи Чукарева Анатолия, Беляева Александра, Новикова Ильи, Циренина Николая, Тарасова Игоря, Макарова Андрея, Крылова Андрея. Отдельного боевого вертолетного полка Чекалдина Геннадия, Паршина Николая, Расторгуева Сергея, Курбанова Олега, Единого Виктора, Иванова Станислава, Чеботарева Владими-ра, Золкина Павла, Олейник Василия, Анопко Сергея и многих других…
Друзьям–десантникам, служившим в городах Кандагар, Лашкаргах, Шиндант,  Фарахруд и Чарджоу п о с в я щ а е т с я.

Илья долго не мог уснуть. Вставал, выходил на улицу, садился на крыльцо модуля размещения летного состава, курил, долго смотрел на темные силуэты гор, на огромную луну над ними.
Он скучал по жене. Если верить календарю, который висел у него над кроватью, то получалось, что они не виделись уже почти семь месяцев.
А тут еще в столовой новая официантка появилась – Ирина. Говорят ей где-то около сорока.
«Евсеев, конечно, меня опередил сегодня в столовой. Первый к ней подошел. А мог бы я с ней первым закружить, хотя, наверное, вряд ли. Мне здесь только одна продавщица нравится из магазина. Но она уже занята. Какой-то кошмар! Нас тут в военном городке шестьсот мужиков и только шесть женщин, прямо какая-то несправедливость», – мысли по поводу женщин не давали покоя Илье. Далеко за полночь он все же уснул, положив под подушку фото своей жены.
«Она у меня красивая», – это было последнее, что помнил Илья перед сном.
…Какой-то рев, взрывы, топот ног, бряцанье оружия, чьи–то крики: все это одновременно заставило его открыть глаза и вскочить с кровать.
– Вставай скорей, Илья! – услышал он в темноте голос командира экипажа. – Нас обстреливают. Хватай полётные карты, автомат, надевай бронежилет, каску и бегом за мной в бомбоубежище. Это был первый серьёзный обстрел военной базы в 1987году.
Выбегать на улицу было еще страшней. Илья ничего не успевал. Спросонку, не придя в себя, Илья бежал за командиром, не успев одеть ни каску, ни бронежилет. Все это он тащил за собой по камням волоком, втягивая голову в плечи и пригибаясь при каждом взрыве, стараясь не отставать от бегущих впереди.
Небо над базой расчерчивали жёлто–красные полосы. Вой летящих снарядов заканчивался взрывом. Это происходило то спереди справа, то сзади слева. Илья в темноте не мог понять, куда все бегут, просто бежал вслед за другими, тапки с ног у него слетали, каска падала, но он быстро их поднимал и бежал снова.
Перед самым входом в убежище в метрах двадцати прогремел взрыв. В этот момент Илья споткнулся и ударился головой о железное перекрытие лестницы, которая находилась прямо над входом в бомбоубежище и тут же скатился в тёмный проход. Кто-то наверху захлопнул дверь и наступила тишина. По лицу потекло что-то тёплое. Боль Илья еще не чувствовал. Сняв пилотку, он потрогал рукой голову, и понял, что ударился переносицей.
Кто-то зажёг спичку.
– О, у нас уже первый раненый.
Илья заговорил.
– Мужики, кажется, мне ракета прямо в голову попала.
Чувствовалось, что Илья волнуется.
– Какая ракета, Илюха? – услышал он знакомый голос своего командира Володи Евсеева. – Это ты просто своей башкой чуть не снёс верхнюю перегородку входа в укрытие.
Тут же все, кто был внутри, засмеялись.
– Ничего, – послышался голос начальника штаба, – сейчас забинтуем. Не переживай, лейтенант, до свадьбы заживёт.
…В августе 1987 года Илья Кондрашов наконец-то побывал в отпуске. Как он его ждал. Кто бы знал.
Пробыв дома с женой и дочкой целых три недели, он вдруг понял, что не хочет возвращаться на войну. Весь отпуск он старался не думать о том, что ему необходимо возвращаться в Афганистан. Но день расставания неминуемо настал.
«Сбежать что ли куда-нибудь», – думал Илья в последние дни отпуска, когда жена и дочка провожали его на вокзале. «Приду – а дочери будет два с половиной года, и она по–прежнему будет называть меня не папой, а дядей», – с грустью продолжал думать Илья. «Ну, ничего, это дело поправимое. Лишь бы придти, лишь бы скорее закончилась эта война».
И вот она снова была рядом: война, любовь, переживания, борьба с самим собой, ожидание конца войны, сострадание к своим, к афганскому народу, к самому себе, всё перемешалось в голове. Странные чувства испытывал молодой лейтенант, с детства готовивший себя к службе в армии: не желание войны, отрицание её, и в то же время невозможность изменить что-либо. Всё это меняло внутренний мир лейтенанта Кондрашова. Вся его сущность противилась войне. Но он ничего не мог изменить. Это было время, которое выбрало их. Время потери друзей, время сомнительных побед, время терзаний и великого терпения для всех кто воевал, кто ждал и кто любил.
И вот они вновь летят над пустыней Дашти-Марго. 30 минут полёта в необозримом, красивейшем простран-стве, где бесконечно синее небо сливается с бескрайними желтыми песками. «Дашти-Марго, так могла зваться какая-нибудь красивая женщина и обязательно королева», – думал Илья и продолжал бороться со сном. Голова его гудела от очередного похмелья и через какое-то время он уже почти безразлично смотрел на мелькающие внизу желтые барханы. Он силился вспомнить свое задание. «Мне надо собраться, командир эскадрильи перед вылетом особо отметил, что в этом задании всё зависит от меня и что он во мне не сомневается. Это, конечно, приятно слышать. Но и это же значит, что у меня нет права на ошибку. Управляемой ракетой я должен попасть в верхнее узкое окошко одной из четырех башен старинной крепости».
Илья помнил эту крепость, они часто летали мимо неё. Поговаривали, что строили её ещё во времена Александра Македонского, когда он пытался покорить Афганистан. Но это была единственная страна, которая не покорилась ему. Не покорялась она и советским войскам. В Илье просыпалось сознание и он продолжал думать: «Почему я должен разрушать этот исторический памятник. Он стоит там тысячу лет, ну неужели без этого нельзя. И почему именно я?» Все в Илье протестовало. Он не хотел выполнять это задание. Он вообще не хотел воевать. Но у него не было выбора.
Командир батальона спецназа при постановке боевой задачи сказал, что духи засели в этой крепости и контролируют довольно большой участок дороги, по которой будут выходить наши войска из города Д.…да. Конечно, эту операцию могли бы взять на себя спецназовцы, но велика вероятность, что много наших придется положить, что бы взять эту крепость, а тут один пуск управляемой ракетой и все дела.
Илья снял трех килограммовый защитный шлем, так как больше половины часа в нём не выдержишь. Наверное, трудно обыкновенному человеку, не прошедшему войну, было бы понять то, что чувствовал в тот момент Илья. Он должен был продолжать воевать только потому, что машину войны мгновенно не остановишь, к тому же это была не его война, и ничья из всех советских солдат и офицеров. Это была война политиков, в которую были втянуты сотни тысяч советских людей и миллионы людей афганского народа.
«Американцы могли войти в Афганистан в 1979 году вперёд советских войск. Вот она, определяющая мысль советского правительства конца 70–х годов. Именно из-за этой мысли советского руководства мы до сих пор и  здесь», – думал Илья. «Кстати, у американских лётчиков защитные шлемы весят по килограмму, а у нас  по три, а то и даже по пять». Тут Илья всё же заставил себя надеть тяжёлый шлем.
Перед Афганистаном, в городе Каган, лётчикам показали фильм, где душманы сбивают вертолёт прямым попаданием в голову командира вертолёта. Это почему-то впоследствии всегда заставляло Илью пригибаться в кабине при выполнении полётного задания.
– Оператор, приготовиться, выходим на боевой курс, – послышался голос командира экипажа Григория Павловича Савосина.
«Вижу, что выходим на боевой», – сказал сам себе Илья. А по переговорному устройству ответил:
– Понял, командир!
Сегодня он летел с заместителем командира вертолётной эскадрильи. «Да, Григорий Палыч человек серьёзный, обстоятельный», – думал про командира Илья. Но ему не нравилось, что он всё время перестраховывается, осторожни-чает что ли. Иногда даже вроде как трусит. Хотя, как показало время, именно это качество Григория Павловича в последствие не раз спасало экипажи от беды. Но в этот раз Григорий Павлович был настроен решительно.
– Марка на цели, – доложил Илья. – Они, кстати, Григорий Палыч, нас уже заметили и, кажется, открыли огонь, но пока недолёт, – фиксировал события лётчик–оператор.
Тут Григорий Павлович засуетился.
– Так, Илья, давай тогда с максимальной дальности её запустим.
«Ну вот, опять он за старое, малодушничает», – подумал Илья.
– Я не донесу её, Григорий Палыч, далековато, – пытается убедить Илья командира экипажа. Но тот упорно не хочет слушать лётчика-оператора. Илья понимает, чего так боится Палыч. Он просто не хочет входить в зону плотного огня противника.
«Эх, Григорий Палыч, – думает Илья, – чего же ты всё время боишься–то. А может и хорошо, что он боится. Глядишь и меня убережёт».
Илья пускает ракету с шестикилометрового расстояния, сколько может держит её на цели, но через прицел уже видит, что ракета не подчиняется рулям управления и проседает всё ниже и ниже к земле. Ракета падает в 60 метрах, недолетая крепости, откуда бьют духи.
« Промах…, – думает Илья. – Это мой первый промах на войне».
Вертолёт попадает под обстрел из стрелкового оружия и Григорий Павлович делает энергичный маневр влево от крепости. В этот момент вертолёт дергается влево ещё резче и сильный удар сотрясает правый борт вертолёта. Илья ударяется головой о правый пульт панели приборов и на какое-то время теряет способность видеть, слышать и соображать. Фактически он теряет сознание. Если бы не защитный шлем, он точно бы разбил голову о панель приборов или о прицел вертолёта.
«…В правый борт из крупнокалиберного, ДШК наверное, – начинало возвращаться сознание к Илье, – где это гудит?». «А, это же у меня в голове. Все-таки не зря я этот шлем надел».
В эти секунды командир все-таки выравнивает вертолет, убирает скольжение и со снижением выходит на высоту 10–15 метров. Теперь они почти цепляют брюхом желтые барханы.
– Ты как там, живой? – спросил командир.
–  Нормально, – ответил, едва пришедший в себя, Илья.
– Заходим на повторный, – вновь послышался в наушниках голос командира экипажа. Кстати, не забудь сколько стоит такая ракета, как мои ;Жигули;.
Илья усмехнулся. «Она стоит больше, Палыч. Просто ты, наверное, никогда не задумывался над этим». По переговорному устройству Илья все-таки решил упрекнуть замкомэску.
– Я же говорил вам, товарищ майор, что далековато, что не донесу её до крепости.
– Давай другую, – ответил быстро он.
«Конечно, он командир, я подчинённый, значит, я виноват, что промахнулся».
– Сейчас попробуем поближе подойти, – послышался опять голос командира. В его нотках чувствовался уже азарт.
А вот Илья за эти полгода войны вдруг впервые остро осознает, что он не хочет ни войны, ни стрельбы. «Почему я не пошёл в гражданскую авиацию, почему не остался в училище лётчиком–инструктором. Ведь предлагали же и не раз. А я всё: хочу в боевой полк, в боевой полк…».
– У нас последняя ракета, – напомнил командир своему лётчику–оператору.
– Знаю, – ответил Илья.
«Если я и сейчас не попаду – будет позор на всю эскадрилью. Может они за это время успеют уйти из крепости. Блин, о чём я думаю. Это же моя  работа. Да что же это у меня за работа. Кто же прав из нас в этой войне».
В левый блистер кабины оператора попала пуля. Оператор вздрогнул. «Скользящая. Мимо», – собрался он.
– Пуск, – резко прозвучала команда командира.
Ракета тяжело сошла с правого пилона и постепенно приблизилась к центру треугольной марки прицела. «Какое маленькое окошко, ракета больше этого окна… У них есть ещё пятнадцать секунд… Мне нельзя ни о чём думать… Скорей бы она долетела до цели… Скорей бы закончилась эта война… Я уйду из армии… Не хочу ничего… Буду ходить в церковь… Буду просто спокойно жить…».
Взрыв… Башня уничтожена. Вертолёт опять ушел в левый крен.
– Уходим, – довольно сказал Григорий Павлович.
Илья оторвался от прицела, откинул голову назад, отключил наушники и закрыл глаза. Он не хотел смотреть туда, где только что была башня. Он выполнил задание, он просто выполнил задание. Ему не нужны были ни похвала, ни награда. Он просто не хотел видеть всего этого. Он просто хотел домой…
Очень давно хотел, с первых минут войны…
– А что дырок–то так много на фюзеляже, – спросил инженер отряда у Григория Павловича, когда они вернулись на свой аэродром.
– Да, так получилось, – сказал Григорий Павлович.
– А вот эта выбоина в правой бронеплите, похоже, от ДШК, правильно? – спросил инженер.
– Угадал, – сказал Григорий Павлович. И говорить больше никому ничего не хотелось.
Илья шёл расстроенный. «Мы как бойцовые собаки дерёмся здесь в клетке, насмерть, чтобы выжить». Какая-то огромная пустота стояла у него в груди, хотелось выть, а не  радоваться после выполнения боевого задания.
После разбора полётов Илья пошёл в магазин, надо было что-то выпить.
В магазине ему приветливо улыбнулась Надежда – молодая продав-щица из «Военторга». Это была симпатичная, миниатюрная девушка. Её стройное, загорелое тело скрывал белый, короткий халат. Это зачастую сводило с ума воображение солдат и офицеров базы. В неё были влюблены все десантники и лётчики из лётного отряда. Естественно она нравилась и Илье. Илья в свою очередь замечал, что Надежда с интересом частенько поглядывала на него. Бывало он оставался в магазине поболтать с ней.
– Дай мне бутылку водки и пачку «Явы», – как-то сухо в этот раз произнес лейтенант Кондрашов, когда подошла его очередь.
– Вы же у нас не курите, товарищ лейтенант. Вы же спортсмен?!
Было видно, что Надежда хотела все-таки какой-то игры с ним.
– На войне все курят, – ответил сумрачно Илья, после чего он молча вышел из магазина.
Но уже через час он снова пришел. Что-то неодолимо тянуло его к Надежде. Может, ему нужно было высказаться, просто пообщаться. Он даже не допускал мысли о какой-то близости с ней. Ведь он был женат всего два года и не мог позволить изменить своей жене. К тому же продавщица была уже боевой подругой в этой части и ни кого-нибудь, а командира роты спецназа капитана Сафронова, которого боялись и уважали не только в своем батальоне, но и далеко за его пределами. Илье хотелось просто видеть её, говорить с ней, может быть, даже, конечно, мысленно, представлять себе, как он обнимает ее, целует…
Они проболтали где-то около получаса, когда в дверях «Военторга» появились капитан Сафронов и старший лейтенант Гончаров. Илья тут же как-то протрезвел и несколько отодвинулся от Надежды.
– Ну, конечно, когда тут у нас в гостях такие герои–лётчики, что нам бедным десантникам делать остается.
Илье повезло, Сафронов был в хорошем настроении. Надежда быстро уловила это и тут же спросила:
– А почему герой?
– Ну, как же, – ответил Фёдор Сафронов, крепко пожимая своей здоровенной ручищей руку Ильи. – Они сегодня своим экипажем отличились у нас в батальоне. Дорогу из Д…–да открыли. Вон наши советники уже выдвинулись. Молодец авиация, – похлопал по плечу Илью Сафронов, который был на голову выше Ильи и закрывал собой половину прилавка магазина. – А вот что ты у нас в магазине завис? А Кондрашов!
– Да, так, – насколько можно было спокойней в этой ситуации ответил Илья. – Вот поболтали немного о том, о сём.
– Ну и давай к себе, в свой отряд дуй, товарищ лейтенант, – басом закончил свою речь Сафронов.
Илья, несколько обескураженный, пошёл к выходу, но старший лейтенант Гончаров догнал его.
– Илья, подожди, провожу, – сказал он. Офицеры вышли из магазина и остановились перекурить. Они когда–то вместе играли в футбол, волейбол и хотя лётчикам и десантникам удавалось это не часто, тем не менее, между ними сложились хорошие, дружеские отношения. К тому же они и на боевые задания летали вместе.
– Ты не обижайся на Сафронова, Илья, – сказал старший лейтенант Гончаров. – Ты же знаешь, он свою Надюху никому не отдаст. К тому же он у "духов" её сам отбил, помнишь, я тебе рассказывал? Когда их военторг вместе с колонной на перевале зажали.
– Да не нужна мне его Надюха, я просто хотел поболтать с ней и всё, – затягиваясь ответил Илья. Голова у него сильно кружилась, но он не обращал на это внимание.
– Ну, ладно, проехали. Ты лучше скажи мне, Андрей, когда наша очередь подойдёт уходить отсюда. Ты-то, разведка, всё знаешь!
– О, Илюха! Это ещё не скоро. Кандагар ещё должен "выйти " весь. А мне – в отпуск ещё надо успеть сходить в феврале. Жена написала: дочь родилась. Так что мы ещё увидимся.
Радость, грусть и надежда почти одновременно отразились в глазах Андрея Гончарова. Попрощавшись, старший лейтенант Гончаров вернулся в магазин.
А Кондрашов пошёл к себе в модуль. Он  шёл, стараясь не покачиваться, но у него это не совсем получалось. Илья не отдавал себе отчёт, что в этом сегодняшнем бою он получил контузию и сотрясение мозга. На появившиеся головные боли он не стал жаловаться врачу. «Странно, – думал Илья, – выпил мало, а так качает. Какой–то день у меня сегодня, что–то он мне совсем не нравится: с утра – крепость, вечером – Сафронов, с Надюхой не дал даже поболтать, гад, сейчас что–то с головой творится непонятное… И Гончаров сегодня какой–то грустный ушёл, а всегда, сколько его знал, весёлый был». Илья вспомнил, как он с Гончаровым на тренировке по рукопашной в спарринге стоял и что интересно: по борьбе он его выигрывал, а в рукопашке – всегда проигрывал. Этого десантника трудно было победить в абсолютном бою. Но при этом в нём не было видно ни злости, ни ненависти к тебе, как к сопернику. Нравился Илье этот старлей из спецназа. Вот только встретится им больше не было суждено.
Через полтора месяца старший лейтенант Гончаров погибнет в неравном бою в тридцати пяти километрах от базы, в которой они дислоцировались. Гончаров тогда как раз возвращался из отпуска, но так и не успел доехать из своей части. Илья помнил тот бой. Они прилетели к ним парой боевых вертолётов на помощь, но было уже поздно. Минут на пять всего–то опоздали. Андрей погиб, можно сказать, на глазах у Ильи. Его тело лежало возле горевшего БТРа…
… Все ждали нового 1988 года. Очень ждали. Потому что это был год окончания войны. С Надеждой Илья всё–таки ещё раз встретился. Это было на Новый год. Лётчики и десантники отмечали праздник в лётной столовой. Илья никогда не встречал так Новый год. Салют был грандиозный. Стреляли из всего, что стреляло: пистолетов, автоматов, пулемётов, танков и самоходных орудий. Илья поймал себя на мысли, что такое, наверное, никогда не забудется. Где–то в середине праздника у Ильи появилась возможность потанцевать с Надеждой один медленный танец. И в полутьме праздничного зала, в котором из украшений была одна только пальма, под грохот музыки и канонады Илья всё-таки поцеловал Надежду.
– Ты знаешь, а я всё же, наверно, счастливый человек, – мечтательно произнёс Илья. В этот момент он думал о том, что война кончается, что он танцует с Надеждой и что скоро домой.
– Я тоже, – сказала Надежда и склонила голову ему на плечо.
– Слушай, Кондрашов, – неожиданно спросила она его, – скажи, только честно, кого ты больше всего в жизни боишься: духов или Сафронова, или, может быть, свою жену. Илья уловил юмор, ведь он больше не заходил к ней в магазин с того дня.
– Сафронова, – улыбнулся Илья и они вместе рассмеялись. – Вон, кстати, и он заходит в зал с друзьями. Кажется, выпивши и пока нас не заметил.
Танец заканчивался и Илья даже успел проводить Надежду до столика, за которым сидели другие девчата. Это были продавцы, официанты, повара воин-ской части. Всего их было человек шесть на
этом празднике. Мужчин же было почти двести...
Больше они с Надеждой не виделись до конца войны.
Головокружение, тошнота и даже рвота сопровождали Илью почти во всех последних боевых вылетах. Командир экипажа, капитан Евсеев знал об этом, но тоже молчал. Они договорились – никому не говорить об ухудшении состояния здоровья лётчика–оператора. Им нужно было просто дотерпеть эту войну. Потом Кондрашову, по всей видимости, надо было бы списываться с летной работы. И все же в августе 1988года Илья попадает в госпиталь. Но там же через две недели он узнает, что его лётный отряд наконец–то тоже выводится. Илья сбегает из госпиталя, на попутных вертолётах и бронетранспортёрах, недолеченный от болезни, он добирается до своей базы. Там он даже успевает выполнить ещё один полёт на прикрытие наземных войск, в котором фактически уже не сможет выполнить боевого задания. Он отводит ракету от людей, которыми, как живым щитом, прикрывались душманы.
Был единственный день и это был последний день войны, когда Илья все же пришёл к Надежде в гости. В тот вечер Илья упаковал свои сумки и чемоданы, снял со стены фотографию жены, уложил фото поглубже в сумку и долго сидел, не зная чем заняться. «А с Надеждой–то я уже не увижусь никогда… А она так хотела со мной встречи. Пойду-ка, наверное, всё-таки зайду», – подытожил он свои размышления.
Он постучал к ней в номер и долго с волнением ожидал, когда она откроет дверь. Через какое–то время Надежда вышла в коридор и, придерживая дверь рукой, поцеловала Илью в щечку.
– Ты поздно пришел, Илья. Во-первых, у меня капитан, а во-вторых, завтра нас здесь уже не будет. Так что прощай.
Илья стоял, опустив голову. В этот момент он был похож на обиженного ребёнка, которому сначала пообещали подарок, а потом не дали его. Надежде стало как-то жалко его и, оглядываясь по сторонам, одной рукой обняв Илью за шею, она всё-таки поцеловала его сама крепко в губы.
– Ты мне очень нравился, правда, Илюша.
После чего быстро ушла в свою комнату. Больше они никогда не встретились.
– Что, облом? – спросил Илью Володя Евсеев, когда тот вернулся в модуль лётного состава.
Илья не отвечал. Он сам не понимал, чего он хотел от Надежды. Возможно, просто этого её поцелуя.
– Не переживай, – продолжал Евсеев, – скоро будем дома. Там тебя жена согреет. Давай-ка лучше с нами по одной.
– Нет, не буду. Голова что–то опять болит.
– А–а, я уж и забыл, – сказал капитан Евсеев. – Ну, как хочешь. А мы с "бортачём" всё же по рюмашке выпьем. Как никак полтора года ждали этого дня.
В тот последний, тёплый вечер на войне друзья–лётчики вспомнили многое: и как готовились к Афгану в Узбекистане, и свой первый день на войне, и первый бой, и как из–за несогласования действий наземных войск и авиации случайно ударили по своим (слава Богу тогда всё обошлось), и то, как опять же по случайности, их самих чуть не сбили советские истребители, и то, как Сашку потеряли и Андрюху, и Толяна, и других очень многих ребят.
Первый обстрел, взрыв самолета в Кандагаре, бой в ущелье под Чарджоу, стингер в пустыне, гранатомёт у дороги на Шиндант. Все эти эпизоды легли тяжким грузом на сердце. Это была боль, от которой  хотелось как можно скорее сбежать. Боль, от которой невозможно было не страдать и от которой невозможно было укрыться. Кроме того, им всем, включая Илью, постоянно не хватало тепла и общения с близкими и любимыми.
Утром они вылетели в Союз, сделали два долгих круга над базой, где они служили. Прошли Герат и пересекли границу Афганистана и Советского Союза. Какое счастье испытал Илья вместе с другими ребятами, дожив до этого долгожданного дня. Но и это было ещё не всё. В Союзе оказалось, что вертолёты, на которых лётчики вернулись с войны, необходимо было перегонять через всю страну на Север, в Забайкалье, то есть в те места, откуда эти вертолёты улетели на войну. Это заняло еще не менее трудные три недели. И хотя с земли по ним уже никто не стрелял, все-таки над Волгой их эскадрилья потеряла еще один вертолёт. Погибли все три члена экипажа только что прошедшие войну из-за неисправности авиационной техники. Техника не выдерживала, но люди ещё держались.
Лейтенант Кондрашов вернулся с войны не только контуженным и морально опустошённым. Давало о себе также знать и то, что он, незадолго до войны, целый месяц проработал над станцией Чернобыльской АЭС дозиметристом четвёртого энергоблока и получил там серьёзную дозу облучения.
Но, несмотря на все сложности со здоровьем, почувствовав себя несколько лучше в отпуске, после войны Илья решает продолжить службу в авиации. Его назначают командиром экипажа, он приступает к полётам. Но, к сожалению, через полгода он попадает в аварию, виновником в которой был не он один, его вертолёт разбивается при взлёте. К счастью весь экипаж остается жив. Но Илью долго не удается вытащить из-под обломков вертолёта. Все ожидали взрыва, потому что один из двигателей ещё работал. И только один инженер–спасатель, рискуя своей жизнью, с трудом, но всё-таки вытаскивает лётчика из груды металла. Илья находился без сознания, у него были повреждены рука и нога.
И вот уже после этого случая путь в небо, о котором он так мечтал, был для него закрыт. Последняя тяжёлая травма головы сыграла роковую роль для здоровья Кондрашова. После аварии он стал заговариваться, неадекватно вести себя дома, на службе, на улице, в транспорте. Он выбрасывал деньги, рисовал на них какие-то знаки, постоянно выдвигал какие-то бредовые идеи, ночами просиживал за Библией, днём рассчитывал какие–то гороскопы, то есть фактически он потерял рассудок. Вскоре он попал в психиатрическую больницу, надолго застряв в одной из киевских военных клиник. Врачи не смогли помочь ему. После всего, что было, вернуться к нормальной жизни он так и не смог. В итоге он был списан с лётной работы, уволен из армии, вскоре от него ушла жена, не выдержала. Но самое страшное было то, что он всего этого сам не осознавал. Несколько раз в Киев к нему приезжала мать. Видя сына в таком ужасном состоянии, она отчаянно пыталась ему помочь. Но ей не хватало денег, чтобы долго жить в Киеве, рядом с больницей. Вернувшись в очередной раз домой, мать, не выдержав переживаний за сына, умирает.
Из больницы Илью пришлось выписывать почти в таком же состоянии, добавились только отрешённость и угнетенность. Друг Валера и его жена Елена, которые забрали его из Киева, решили привести Илью к священнику.
– Вот батюшка, помните, мы вам о нём говорили, – спросила Лена. – Помогите ему, пожалуйста, как сможете. Как будто и не живёт совсем, как растение какое–то, – женщина убрала слезу. – Ни радоваться, ни улыбаться не умеет. А такой парень был.
– Не переживай, дочка, – ответил отец Вадим. – Поможем. Как ни помочь.
Чуть позже Илья уже помогал убирать двор, разносить газеты, службу стал стоять.  Он так и остался при церкви.
Вскоре в миру о нём забыли.
Всё-таки по-разному складываются судьбы людей.
Командир Ильи, командир Евсеев, после войны развёлся с женой и перевёлся в другой полк.
Григорий Павлович Савосин так и остался служить на должности замкомэски. Потом он вышел на пенсию и стал заниматься дачным хозяйством. Попросить его рассказать что-нибудь о войне было бесполезным занятием. Он упорно уходил от этой темы. «Кому и зачем это нужно», – говорил Григорий Павлович.
Андрей Гончаров погиб в феврале 1988 года, через две недели после начала вывода войск из Афганистана. Посмертно был награжден орденом Красной Звезды. Дочка гордится своим отцом, но защитить её в школе от какого-нибудь разгильдяя было некому.
Капитан Сафронов прошёл ещё через один конфликт на Кавказе. После чего ушёл на гражданку и организовал где-то под Ростовом сильную охранную фирму. Пить он стал редко, но, как говорится, метко. Сына своего он отдал в Суворовское училище. Надо хранить традиции.
Надежда после войны вышла замуж, но не за Сафронова. Родила двоих сыновей. Старшего она назвала Фёдором, в честь капитана–десантника. А младшего Ильей. Потом воспитывала детей одна.
«Многие первые станут последними» было сказано в писании. Но ведь мы не были там первыми. Почему же получилось так, что многих наших советских солдат, воевавших в Афганистане, ожидала сомнительная гордость за это участие в войне. «Мы вас туда не посылали», «Как вам не стыдно носить ордена» – все это часто в девяностых годах мог услышать солдат, прошедший войну.
Как вернуть нравственный смысл военного пребывания советских войск в Афганистане, если историки и сегодня не могут объективно разобраться в противоречивом характере этой войны.
Можно много говорить об этом, а можно и ещё дальше молчать. Но выводы, которые сделают следующие поколения, наверное, должны быть наполнены благодарной памятью о живых и мертвых, чувством соучастия к проявленному патриотизму. И самым главным должно стать то, что в этих выводах не должно быть присутствия идеологической окраски, характерной для красно–белого понимания мира
.
Волгоград 2008

Давно хочу признаться в любви к этому городу – городу-герою Волгограду.
Наверно, невозможно себе представить человека, который, посетив этот город, сказал бы примерно так: «Ну и что в нём такого? Город как город». А для меня он остаётся незабываемым.
Впервые побывав в Волгограде в 1978 году, я был поражён величием монументов Мамаева Кургана, красотой Волжских просторов, которыми можно было любоваться с высокого правового берега великой реки. Собственно б;льшего, в силу своей молодости я тогда и не заметил.
Но вот, спустя 30 лет, судьба снова подарила мне встречу с этим замечатель-ным городом. Городом, за который воевал мой дед, Владимир Леонтьевич. Городом, за который он погиб вместе с другими сотнями тысяч советских людей.
И всё это было тогда для того, чтобы мы сейчас любовались его красотой. Конечно, несколько дней в Волгограде – это не так уж и много времени, чтобы узнать город. Но мне и этого хватило, чтобы заметить окружающую чистоту на улицах, во дворах, в подъездах. В подъездах, кстати, там висят небольшие плакатики с надписью: «Давайте жить в красивом, чистом городе!» и никто из жителей эти плакаты не срывает.
Ровные дороги, новые светофоры с индикацией времени, много цветов, много зелени. Везде заметна ухожен-ность, во всём чувствуется любовь к своему городу как жителей, так и властей. Приятно радует глаз прохожих постовые милиционеры на перекрёстках в центре города. В своих белых праздничных рубашках (хотя день был совершенно обыденный) они неминуемо привлекали внимание многочисленных иностранцев, гостей города.
Много чему радовалась здесь душа: набережная, речвокзал, церковь Иоанна Предтечи. Вот укладывается новая тротуарная плитка в парке, вот строится новая часовня, вот рядом с часовней приютилось открытое кафе и музыка оттуда не разносится по всей округе. Всё как-то так гармонично соседствует друг с другом. А вечер на Елецкой улице мне вообще показался сказочно загранич-ным: не слышно мата, нет хулиганов, семечки никто не грызёт и возле кафешек нет пьяных разборок. Прямо какая-то не наша, не русская жизнь.
Может мне всё это показалось в августе 2008 года? Навряд ли. Просто здесь есть культура и любовь к своему городу. И не на словах, а на деле.
Когда я был в Волгограде, поймал себя на мысли, что хотел бы остаться в этом городе жить навсегда. Но потом, когда вернулся домой, понял, что надо уметь любить то, что дано тебе рядом. Не мечтать о культуре, а быть культурным и цивилизованным человеком. Мало того, надо научить этому других. И тогда твой любимый город станет таким же красивым, как город-герой Волгоград.
 
Куратор

Вот скажите, почему так бывает? Когда ты  видишь весну – хочется радоваться жизни, а когда слышишь мат, ложь, обман, неприкрытое хамство или видишь наглость, то хочется подойти и спросить у этого человека: «А зачем ты живешь? Может стоит уже над этим задуматься?» Но, вместо этого мы спрашиваем его: «А есть у тебя совесть?» Или не спрашиваем совсем, потому что знаем, что её у него нет. Но самое интересное то, что она может все-таки появиться. Может быть этот человек пока ещё пишет черновик своей жизни, и когда-то начнет всё сначала, с чистого листа.
В каждом хорошем человеке есть капля плохого, но и в каждом плохом есть что-то хорошее. Так бывает всегда. Мы от рождения несём эту заложенную в нас закономерность, эту полярность, так сказать с примесями, которой наградила нас природа.
Но чего же больше в тебе: хорошего или плохого? После не самых глубоких раздумий любой молодой человек в состоянии прийти к такому вопросу. Но не каждый хочет и не каждый может это. А сумеет только тот, который стремится к духовному росту, гармоничному развитию и к равновесию собственного "я" с окружающим миром.
«Интересно, я такой человек или нет и чего же больше во мне?» – в очередной раз спросил сам себя Илья, вышагивая по мокрому тротуару и обходя многочисленные лужи. Но ему было сорок, а думать  надо было, наверное, лет с четырнадцати.
«Лучше поздно, чем никогда», – сказал он сам себе, легко взбираясь вверх по лестнице, ведущей в школу, где он работал заместителем директора по воспитательной работе с кадетами.
«Да, внешне легко получилось, но внутри – уже отдышка», – успел подумать Илья.
В рекреации первого этажа школы уже шло во всю построение кадетов. Кто-то опаздывал, кого-то подгоняли, а кто-то не спешил даже после того, как его поторапливали учителя. В общем, всё было как обычно в школе с профильным уклоном.
Но не совсем был обычным этап учёбы – он был завершающим. Наступала пора выпуска кадетов.
; Равня–йсь! Сми–рно! Равнение на пра–во! – уверенно и громко прозвучала команда командира кадетского класса Михина Антона.
Илья не мог не заметить, как вырос и окреп за этот последний год Антон. Плюс ко всему у него появилась отличная военная выправка. «Такой добьётся всего сам, – подумал Илья, – всё-таки не зря я с ним работал».
Выслушав доклад командира, Илья поздоровался с кадетами.
; Здравствуйте, товарищи кадеты! – чётко и бодро обозначил начало учебного дня капитан Кондрашов.
«Плохо всё же, что кураторы кадет-ских классов не носят в школах военной формы», – подумалось в этот момент Илье Кондрашову.
; Здравие желаем, товарищ капитан! – звонко и на редкость одновременно ответил отряд кадетов.
; Ну что ж, сегодня уже лучше здороваемся, молодцы! Не прошло как говорится и года, – с шуткой похвалил кадетов Илья.
Юноши и девушки переглянулись в ответ и заулыбались. Илья всматривался в лица ребят и в какую-то секунду понял, как дороги ему эти дети, со всеми их нарушениями и "закидонами", со всем тем хорошим и тем плохим, что было с момента поступления в кадетский класс.
А было у него с ними очень многое. Да, взять хотя бы эту строевую подготовку – столько нервов она ему вымотала. Илья Владимирович бывало срывался: орал на них, как бешенный, давил на характер, гонял вокруг школы, не отпускал домой, пощады не знали даже девчонки. Но он добивался отличного строевого шага и чёткого исполнения строевой песни. Кадеты на любом школьном мероприятии всегда показывали свой высокий класс. И не последняя заслуга в этом была капитана Ильи Кондрашова. А вспомнить-то было много чего: были походы, поездки, соревнования, выступления, торжествен-ные встречи, уроки мужества, почётный караул, «Зарницы», демонстрации, были уроки тактики, огневой и физической подготовки, которые вёл с ребятами отставной капитан–лётчик. Были изнуря- ющие тренировки и соревнования по рукопашному бою, были награды, победы и поражения, были конфликты, их преодоления, споры и обиды, но не было в их отношениях фальши и лжи. Между капитаном Кондрашовым и кадетами была взаимная дружба и уважение, открытость и понимание. И он чувствовал, что ребята уважают возраст, награды, опыт, профессионализм и даже то невысокое воинское звание, которое имел Илья. Именно это всё и вспомнилось ему на построении в рекреации школы. Илья собрался с мыслями и начал свою речь.
; Товарищи кадеты! Подошёл к концу ваш период обучения в кадетском классе. Все вы знаете, что это было не легко. Трудно перечислить сколько хорошего было сделано вами за этот период времени. Столько же много сил и энергии отдали вам ваши преподаватели и офицеры. Но они уже, можно сказать, сдали свой очередной жизненный экзамен – они подготовили вас к выпуску из школы, к поступлению в те военные учебные заведения, в которые вы стремитесь поступить. Все вы стали умнее, сильнее, профессиональнее. И если на вашу долю выпадут какие-то испытания или трудности – мы знаем, что вы их сумеете преодолеть. Теперь всё зависит только от вас.
; И от наших родителей, – послышался голос из строя одной из девушек-кадет.
; Да, это точно, к сожалению или к счастью, не знаю даже как правильно здесь сказать. Но самое главное, – продолжал Илья, – постарайтесь быть достойными своих учителей и самих себя. И ещё… Равняйтесь на лучших! Вольно, а теперь идите на занятия.
Илья тут же захотел было уйти, но что–то вспомнив, повернулся к Антону, пожал ему руку и сказал:
; Давай, Антоха, удачи тебе, ты всё сумеешь… Пока.
; А вы что покидаете нас, Илья Владимирович? – послышался чей–то голос из строя.
; Что, из-за здоровья, да, товарищ капитан? – спросил кто-то другой, похоже ребята не торопились ещё уходить.
Тут Илья вспомнил и про облучение в Чернобыле, и про Афганистан, и про высокое давление, и про головные боли, о которых никто из ребят не знал, и про то, как он проиграл на последней тренировки по рукопашному бою Стасу и Серёге из 11 «Б», а ведь он был их тренер, а значит – пример…
; …Да нет, ребята, – ответил Илья, – считайте, что я просто ухожу в отпуск, в большой отпуск, – добавил он, а про себя уже подумал: «На всю оставшуюся жизнь, я ведь уже всё сделал, что должен был сделать на этом месте за эти пять лет. Мог бы, наверное, и больше, но пора подумать и о здоровье, и о семье, всё–таки дочери два года, и её ещё надо успеть воспитать. А на кадетское движе-ние нужны очень большие силы, дорогие ребята, и не только тех, кто учит и воспитывает в школе, нужна законода-тельная база на муниципальном и областном уровне, нужны серьёзные материальные вложения, иначе всё это большое дело можно превратить в фарс, в пустую атрибутику, в очередную ненужную игру взрослых с детьми, в которую будут верить только дети».
А вот этого больше всего не любил отставной капитан, первый куратор кадетских классов на постсоветском пространстве в городе Н. Илья Кондрашов.
Многие выпускники тех первых кадетских классов стали отличными военными, отважными пожарными, спасателями МЧС, работниками право-охранительных органов и даже офицерами элитных подразделений российской армии и военно-морского флота. Так что, отставному капитану, кстати, кавалеру многих боевых, да и не только боевых наград, всегда было в жизни чем и кем гордиться.
Был, правда, забавный случай. Однажды одна молодая девушка, секретарь школы, увидев его в парадной форме с наградами, воскликнула: «Ой! А у моего дедушки тоже есть такой орден, но он у меня ветеран Великой Отечественной войны. А вы что, Илья Владимирович, тоже воевали в Отечественную?» Илья даже не знал, как среагировать и что ей ответить. Он, конечно, хотел бы, чтобы она восхищалась им самим, ну, в том смысле, какой он ещё интересный и не совсем старый мужчина, но девушку привлекла лишь похожесть награды. Позже Илья пришёл к выводу, что это был всё-таки комплимент ему.
Единственно, что он успел тогда сказать девушке:
– Нет, я не воевал в Отечественную, но ордена нам давали такие же.
Возвращаясь в тот день домой, он зашёл, на всякий случай, в магазин, взял бутылку водки и немного подумав, пошёл к своему другу лётчику, майору, настоящему лётчику-истребителю.
Капитану-вертолётчику и майору-истребителю всегда было о чём поговорить и поспорить, но главное – они любили повспоминать то время, когда они были нужны Родине, потому что умели защищать воздушные её рубежи. Но такова особенность русских лётчиков, что они иногда лучше рассуждают за рюмкой водки, чем трезвые. Вот и наш Илья понял, что есть капля плохого в этом большом и хорошем деле, а именно то, что он не передал ребят кому-то из руководителей, то есть ушёл от них как-то неожиданно. И майор, кстати, ему об этом тоже  самое говорил.
На подходе к самому дому, уже в очень неприличном состоянии Илья всё же сказал сам себе так: «Ну и пусть это будет во мне самое плохое из того, что было там, в школе».
А что в тебе было самым плохим за эти последние пять лет? Задумайся об этом, молодой человек.

 
 
Литературно-художественное издание