Ржевский и Онегин - питерский дуэт. Фраг. романа

К столу приник я головою
И весь запас чернил учёл,
Чтоб тёк роман водой живою,
Где б с новой встретиться главою
Сюжетец старый предпочёл.

Ведомый силой волевою –
А мне попутно не с любою –
Я загадал себе вечор,
Дыша мечтою голубою,
Что вновь пойдёт стих сам собою.
Фрагмент забавы молодых
Из давних лет впитает стих.
                *        *        *
Когда Судьбы незримый штрих
Стал стартом подлинных явлений,
Уж был лицом двух поколений
Поручик Ржевский. Чем не гений
Он в части выдумок шальных?
Накоротке с ним, вне сомнений,
Тогда общался наш Евгений –
Заметный питерский жених,
И мэтр деяний озорных.

Был Александр во всём взрослее,
В гулянках Женю поощрял.
На похвалы жалеть елея
Он не привык, чувств не скрывал.

Однажды летом эти двое
На вечер выехали в парк
И рассуждали там на воле,
В чём проявить себя и как.

Каким же боком сей пустяк
Прокрался в наш сюжет заумный?
Поручик темперамент слюнный
На Женю выплеснуть рад в знак
Того, что Женя не простак.
Гусар подначивать мастак:

– Держу пари я, друг мой юный,
Что вас на дерзость вдохновит
Не светлый день, а мрак безлунный
Мрак вас не выставит на вид.
– Поручик! Я ж не московит,
  Чтоб прибегать к уловкам тёмным,
  Коль захочу прослыть нескромным.
  С шампанским дюжину вы мне
  Легко проспорите.
                – Вполне
  Я вам проспорить буду счастлив,
  Ведь дело вовсе не в цене.
   А в вас.
                – Наставник мой участлив,
  Но зря предписывает мне
  Быть робким там, где я опаслив.
  При солнце, а не при луне
  Я отличился аж в Париже.
  Я крайне дерзок. На пари же
  Могу я дерзким быть вдвойне.
  Коль с кем-то я наедине…
– О! Нам везёт! Трёх дАм я вижу
  В безлюдном этом уголке.
  Ту, в центре, знаю я и иже
  С ней двое тоже налегке
  Уже со мной общались где-то.
  Пока от них мы вдалеке
  И сзади, в рамках этикета
  Их можем тайно проследить –
  Парк позволяет сделать это,
  Скрывая нас и нашу прыть.
  Всё! Не шуметь и не острить,
  Дабы себя не выдать смехом!
  Есть цель: догнать, опередить
   И противостоять помехам…

Дозор, стремящийся к потехам,
Дам настигал ловчей, чем вор.
Легко ли вникнуть в разговор,
Где вздор, присущий полусвету,
Перетекает в больший вздор
И где для пауз места нету?
Непредсказуем женский хор
И тайных грёз скопилось к лету…
Но ведь самцы и ценят флёр
И всяк вести разведку скор.

Забравшись в глушь, но не плутая,
Девицы время коротали,
Хоть ценность есть уж в нём самом.
Сопоставимы с помелом,
Дорожку шлейфы подметали…
Уподобляясь птичьей стае,
Подружки, бойкие числом,
Смакуя всяк свои детали
В беседе женской обо всём,
Одновременно щебетали
Все трое. Был ли в том резон?
«Был»! – даст ответ нам пустозвон.
Два женолюба крались тихо,
У озорства на поводу,
Но каждый, в предвкушенье мига
Любви,   себЯ   имел в виду.

Они шептались о природе
Дам, презираемых в народе.
Не обсуждалось на ходу,
Легко ли будет жить в ладу
С роднёй штурмуемых «фортеций»…

– Не надо нам Венеций, Греций –
   Есть и у нас весёлый люд, –
Успевши к дамам присмотреться,
Онегин был горой за блуд.
– Нигде гусару не за труд
   В компашку женскую втереться.
  Средь женщин много есть зануд,
  К которым можно притерпеться.
  Ту, в центре, Ка'тенькой зовут.
  Её, хоть все и заорут,
   Я мог бы съесть без всяких специй, –
Поручик, тихо прошептав,
Всё так же крался тихой сапой.
Евгений, малость приотстав,
Вдруг с силой вдарил оземь шляпой,
Занятно выразив свой нрав,
И, как охотник одержимый,
За мышкой бросился стремглав –
На равных с нею среди трав
В безумной гонке рвал он жилы.

Друг Сашка, оглянувшись живо,
Оторопел, аж простонал.
Что Женька вздумал, кто бы знал?!
Видать, не всё в порядке что-то
В мозгах. Такое не простишь:
Идёт на баб сейчас охота,
А этот дурень ловит мышь!
А был не глуп… Вот и пойми ж!
Шалун достоин был затрещин –
Поручик вспыльчив, крут везде…

Но вдруг центральная из женщин
В кусты свернула по нужде.
Одна. Совсем не ради встречи
С кем-либо в зарослях в черте,
Где лишь подружки на хвосте.

Ну да, присела недалече –
Уж явно не плести венок.
Гусар взбодрился:  «НАШ  денёк»!
Онегин шикнул: не до речи!
В глазах зажёгся огонёк,
И мышелов, не чуя ног,
Взял к Кате курс. Никак не мимо.
А ты, поручик, дам  займИ, мол,
Беседой так, чтоб их отсечь.
Я ж поведу тут с   Катей    речь.

Поручик был обескуражен,
Но подмигнул дружку: дерзАй, Жень!
Мол, я подружек задержу.
Теперь понятно и ежу,
Что, маскируемый пейзажем,
Онегин вздумал госпожу
Сразить с налёту эпатажем.
К дорожке кинулся гусар,
А друг – в лесной шёл «будуар».

Кати попИсала немножко.
Ещё открыты были ножки
Великолепной белизны –
Тут Женька к ней из-за спины…

Едва оправилась девица –
Он не замедлил появиться.
Предупредителен и мил,
В упор он мышь ей предъявил:
– Сударыня, ни слова! Тише!
   Не то не удержать мне мыши!
   Пуглива мышь – из кулака
   Задать готова драпака.
   Уютно ль будет вам от мысли,
    Что вы – десерт её пайка?
КатИ ли сдастся первой, мЫшь ли –
КатИ на вид была крепка.
Пусть крикнуть было б ей нелишне,
Девица пискнула чуть слышно
И лишь качнулась взад-вперёд.
Откуда этот сумасброд,
Чей путь совпал с её дорожкой?!
Сама себе закрыв ладошкой
Открывшийся в испуге рот,
КатИ на миг лишь побледнела,
Всё ж на зверюшку пялясь смело.
Глаза расширились – их взор
Не поощрял ни ложь, ни вздор,
Ни серость лЕсти приземлённой.

Мужским желаньем распалённый,
Онегин Катю бы донял.
Он полагал, что с обороной
Её покончит и – финал!

В бесчинствах плотских умудрённый,
И не таких он распинал!
Заочно свой успех хвалёный
Он и над ней уж воспевал,
Но взор её незамутнённый
Сразил героя наповал.
Нет чтоб, коленопреклонённый
И преисполненный похвал,
Он в ней взаимность вызывал,
Так нет же – вёл себя несносно!

Герой, увлёкшийся серьёзно,
Сдавил зверька в руке нервозно –
Совсем забыл про мЫшь, чудак.

– Зачем вы мучаете так? –
Невольно шёпотом спросила
Катюша. – Некуда деть силу?
Онегин был не лицемер,
И он сочувствовать умел:
Когда б у Кати стало сыро,
Из глаз его б заморосило,
Поскольку совесть он имел.

Чтоб с ней они не загрустили,
Просил он, чтоб его простили:
– Я, ради вас бы онемел.
  Но не в моём молчанье стиле.
  Сочли вы, что я охамел?
  Вы всё поспешно упростили.
  То не в моём, поверьте, стиле.
  Я вас бы мучить не посмел.
– Меня?! Но речь идёт о мышке!
  Вы не даёте передышки
  Бедняжке – жмёте в кулаке!
– У вас слезинка на щеке.
  Вы снять позволите? Простите.
– Но прежде мышку отпустите,
   Коль есть в вас добрая душа…

В траве проворно мельтеша,
Зверёк, по-своему ругаясь,
Унёсся, зрителей смеша…

Освободившись от мыша,
Франт, что-то бормоча и каясь,
Залюбовался: хороша!
Но не искал он роль пажа
И, лишь рефлексам подчиняясь
(халиф на час всё ж есть халиф),
Пошёл внезапно на прорыв.

Комплексовать на всяком вздоре
Тут не с руки – средА не та.
Однако ж, дама не проста.
О, очи ангела! – во взоре
Немая скорбь и чистота.

Но Женька – хват: в его лета
Мужская хищная черта
Толкала дерзко без оглядки
Плоть исключительно на ****ки.

Ну, а с самца и взЯтки гладки.
Он демонстрировал ей хватку:
Свои объятия раскрыв,
Схватил красавицу в охапку,
Про всё на свете позабыв.

Любовной дерзости во имя,
Искал он губ её своими.
Мужская деликатность – миф?!
И в нашем случае он жив?!
А где же нежные все чувства?
Большого, впрочем, нет кощунства
В том, что герой нетерпелив.

Досель ещё не зримый гриф
Неукротимого безумства
Возник в чертах его лица.
Сын похотливого отца,
Он мог отдаться страсти сразу,
Минуя лёгкие проказы.

Его пьянил Катюшин шарм,
Крутые бёдра, чудо-грудки.
С ней пообщаться б по душам
Он мог, но… есть у Кати зубки!

В его раскованном поступке
Слились и похоть, и восторг.
Но, извернувшись, Катя губки
Свои не вЫнесла на торг.

Юг, север, запад и восток
Ей, проклинавшей чью-то удаль,
Не предвещали в бегстве убыль,
А незнакомец был жесток.

Отозвались презреньем губы:
– Вы беспардонны, сударь, грубы!
  Ваш миг ворованный истёк!
  Прочь убирайтесь, наутёк,
  Пока всерьёз не рассердилась!..
                .         .         .
Не тем ли Катя открестилась,
Что ядовит её настрой?
(С такой, как с Божьей лишь сестрой,
Бубни про церковь, домострой…)

Иного знака в ней ретивость.
Необратим её настрой.
В ответных чувствах нерадивость
Так оскорбительна порой,
Что лишь садист или тупой
На равнодушие не глянет
И в буйстве похоти воспрянет,
Глазами сладострастно съест.
Подвигнул чтоб на пафос пряник,
Гурман поищет пусть невест.
Людей приятно многогранных
Найти так хочется окрест!
Что ж наш Онегин? Тот же пряник!
Он от любви своей размяк
И раскраснелся, словно мак.

Досадно слышат его уши
То, как заслуженно шерстит
Его презрительно Катюша.
Простила, нет? И не простит!
Растущий ужас, как и стыд,
Пред Катей выстрадал Евгений.
Как оправдаться? Оскорблений
Он ей достаточно нанёс,
А о любви не произнёс
Ещё ни слова – о любвИ к ней!

«Влюблён внезапно, дико! Вникни
В то, что настигло невзначай!
Сам за свой промах отвечай!
Найди пути для оправданий!
Она – венец твоих желаний
И, может быть, предначертаний.
Сыщи к ней правильный подход.
Добейся, хоть бы через год,
Любви чрез тернии страданий!
Ну а пока умерь свой пыл»! –
Подумал он и отступил
Благоразумно и поспешно,
Коль уж размолвка неизбежна.

Махнув на Ржевского рукой,
Он удалился на покой,
Но далеко не безмятежно…
                .         .          .
Целенаправленно прилежно,
Как будто свадьбу затевал,
Поручик бойко флиртовал
С Катюшиной игривой свитой.
Смотрелся личностью маститой
Он, всех сражая наповал.

И тут-то в прежний путь позвал
Бог Катю, ставшую сердитой.
Катюша вышла Афродитой,
Одну ладонь прижав к виску,
Другую – к бодрому соску,
Что к чужаку попал в объятья.

Но ей своих пылавших скул,
Как бунт сосков, не скрыть под платье.
Сыскать бы ей, давя тоску,
Кого б призвать за стыд к оплате,
Кого сечь за мужской разгул!
А Ржевский шею зря тянул,
Стремясь увидеть, где ж приятель –
Блажной естествоиспытатель.

Молясь седлу и стременам,
Гусар приравнивал к коням
Смазливых женщин безгранично.
Катюше рад он был привычно.
– Катюша, здравствуйте! Вы к нам?
   Иль на пути к другим… парням? –
Вопрос последний ни в чьё ухо
Попасть не мог – был задан глухо, –
   Катюша, ах! Вы не по дням,
   А по часам всё б хорошели!
– Что, так и есть? Ах, неужели?
– Принадлежу ль я к болтунам?!
– Поручик, рада вам! Вы кстати!
   Защитой будете вы нам,
   Не то я страх ко всем теням
   Тут испытаю…
                – Бога ради!
   В чём дело? Что-нибудь не так?
– Да нет, всего лишь мышь. Пустяк!
– Вы были с нею в некой сваре?
– Я без вниманья к мелкой твари,
   Хожу, не видя и дорог.
– Но что же с мышкой-то? Жива ли?
   Иль насмерть крошку напугали? –
Спросил нейтрально, чтоб подвох
Никак замечен был не мог,
Заинтригованный поручик.
– Не знаю. Мышь мне не попутчик.
   Я б не хотела всякий раз
   Касаться этаких зараз…
– И в мимолётном разговоре?
– Ну да. А как ещё? – притворе
Привычней густо покраснеть,
Чем поклоняться правде средь
Не солидарных с нею в горе.
Понадобиться ей скрытность вскоре
И быть ей скрытной с Сашкой впредь.

С другого края коль смотреть,
Гусар мил с Катей в разговоре,
Но предпочёл с ней умолчать
О том, кого он сам дотоле
Тут подбивал созорничать.
Не знал предательской он доли –
На нём молчАния печать.

О Женьке вякни лишь и вскоре,
Не видя юмора во вздоре,
Начнёт дружка разоблачать
Екатерина априори.

Гусар посредством аллегорий
Ей дал понять, что он один
Готов гулять был до седин,
Да увидал, себе на горе,
Обворожительных богинь...
                *         *         *
Неравнодушен к плоти сочной,
Поручик Ржевский не прощал
В своей бестактности порочной
Природе женского прыща
Там, где положено быть бюсту.
А бабьи сиськи мять до хруста
Он сам себе не запрещал.

Однажды с девой худосочной
Он в вальсе пЕттинг воплощал:
Своей клешнёй бесцеремонной
По спинке полуоголённой
Он лазал вдоль и поперёк.

В вопросе девы удивлённой
Слились и трепет, и упрёк:
– Ах, что вы делаете, право!?
Поручик, между тем, коряво
Свою безудержную длань
Сместил с лопаток вниз, за ткань.

Неподражаем в эпатаже,
Поручик, не смутившись даже,
Вложил в ответ весь свой цинизм:
– Я вашу грудь ищу, Наташа,
   Растратив весь свой оптимизм.
– Как грудь?! Не поняла. Она же…
– Да. Ваши грУдки там ищу.
– Они же спереди!
                – Прошу
   Прощенья, я уже искАл там.
И громовым своим раскатом
Он, не стерпев, захохотал.
Потом, конечно, был скандал...
                .          .          .

Терзаясь сам с собою в ссоре,
Всё ж сам себе не скажешь: сгинь!
И Катю жаль, как не раскинь,
И к самому себе есть жалость.
В хандре Онегин – в нём слежалась
Былой беспечности зола.
Хандра на подвиг не звала.
Ночь посвятил герой вопросу:
Ну почему судьба нос к носу
Так дико с Катей их свела?!

Внутри царит гормонов бойня.
Коль век сопутствовал успех,
То нынче счастье рок отверг.
Разочаровываться больно,
Но исповедаться не грех.
Есть повод другу на удачу
Свою доверить незадачу.
                .         .          .
Да разве ж дружба – кабала,
Коль повод есть наполнить кубки?
Друзей, коль завтракать пора,
Влекут друг к другу их желудки,
И, завершивши порознь сутки,
Повесы встретились с утра.
Им не грозил изъян в рассудке,
Но оба, к откровеньям чутки,
Признались, что не шла игра,
На спор начатая вчера.

Дурные мысли-паразиты
Застолью шли наперекор.
Вот две бутылки уж распиты,
Но от вина не шёл задор.

На невесёлый разговор
Друзья сошлись без женской свиты.
Хоть кто бы, лаврами увитый
Из них досель, вчера на спор
Произвести бы смог фурор!
В пролёте оба – вот позор!
Но как хозяин домовитый
Онегин нёс, на ноги скор,
На стол клико, потом кагор.

Гусар свой голос басовитый
Обрушить мог, как прокурор:
– Все эти сопли – просто вздор!
   Ну, брат, меня и удивИл ты!
   Задал от бабы стрекоча!
   Уж коль мы оба деловиты,
   В бою не действуй сгоряча!
   Врага сначала подлови ты,
   А уж потом руби сплеча!
   О деле думай! Не о славе!
   Что в тесном ты строю, что в лаве,
   Врага подмять, брат, не пустяк!
– Пусть так, но Катя мне не враг –
   С ней в бой вступать я был не вправе.
– Так подловить её в дубраве –
   И отпустить!
                – Я не вахлак!
– Но ты же свой не спустишь флаг,
   Игру продолжив до победы?
   Она ж – вдова. А ты не зверь.
– Не снизойдёт и до беседы
   Со мною Катенька теперь.
   В свой дом едва ль откроет дверь
   Для мышелова-непоседы.
   Уж к ней на званные обеды
   Не будет ходу мне, поверь.
– Понятно, жизнь не без потерь, –
Гусар язвил. – В мышиной шкоде
   Переборщил ты, братец, вроде.
   Не знаю, как тебе помочь.
   По Петербургской новой моде
   Мужчин с мышами гонят прочь.
– Мужчин с мышами, да?
                – Точь-в-точь.
– По моде?
                – Пять тузов в колоде –
   И у тебя? Сыграть не прочь?
   Хандру ты должен превозмочь.

Онегин зол на новомоду
И даже на свою природу:
– Я опрометчиво влюблён
   И не понравился ей сходу.
   А с кем же спит она? Кто он?
– Она свободна. Удивлён?
   Она во всём серьёзна сроду.
   Ты этим что ли оскорблён?
– Ей не подходит мой шаблон
   Поползновенья на свободу.
  Не захотелось, мне в угоду,
   Ей своего терять лица.
   Откуда… для вдовы купца…
   В ней благородство без жеманства?
– Она по линии отца
   Из обедневшего дворянства.
– Со мной отвратен ей интим,
   Как будто я не дворянин
   Иль не способен на поклон ей.
– Ко мне она чуть благосклонней,
   Но ей претит гусарский слог.
   Я б напроситься в гОсти смог,
   Когда б не мой язЫк солёный
   Да спешка, как при ловле блох.
   Я для неё ведь тоже плох.
   Мне как-то всё равно, брат, Кате ль,
   ДругОй ли, въехать между ног…
   Мой козырь – женщин брать врасплох –
   Внушил мне мой же подстрекатель.
   Я к своему дружку не строг.
– Поручик, лучше бы ты сдох!
   Так не годится с гордой Катей!
– Вот если б я по ней бы сох,
   Как ты, блаженный мой вздыхатель,
   Тогда сама бы Божья Матерь
   Взяла бы в ангелы меня.
– Да ни в какие времена!
   Ей не присуща несерьёзность,
   Чтоб допускать с тобой оплошность.
   Любой наш поп, мулла, раввин
   Для этой цели не сгодится,
   А ты – невинная девица?!
   Ты, что для гор, что для равнин –
   Как есть, ходячая скабрёзность,
   В любви сплошная несерьёзность!
– Зато в мозгах-то – УМ один
   И мне несвойственна, брат, косность
   И глубже видеть есть возможность.
   Ты что – вахлак или кретин?
   Ты – утончённый дворянин!
   Стать ей по нраву – разве сложность?
   Тогда при чём тут одиозность?!
   Твой светский стиль неоспорим.
   Парик, твой артистизм и грим
   Дадут тебе освобожденье
   Враз от её предубежденья.
– Друг Саша, дело за тобой!
  Прорвись к ней, сделай одолженье.
– Но ты-то вслЕд хоть, робкий Женя,
  За мнОю к ней?
                – Само собой.
  Будь первым, а потом – гурьбой
  Нагрянем – я с толпой смешаюсь…
– Ты весь заросший и рябой,
  С рубцовым шрамом, весь кривой?
  От счастья б Катя помешалась…
– Зато не вспомнит Катя шалость
   Из парка с мЫшкой роковой.
   Коль подъезжать к ней по кривой,
   Меня увидев как бы внове,
   Она не станет хмурить брови.
   Ей будет даже невдомёк,
   Кого ты в гриме приволок…
– А вдруг она из полных лох:
  Слепа, рассеянна? Ворон ей
  Считать бы в парке и сорок…
– Скорей ты сам – крот и сурок!
– Я у кобылы эскадронной
  Подрежу хвост, а ты парик
  Успей сплести. Наш план велик –
  Успеем ли сменить твой лик?
  Давай-ка свой табак ядрёный –
  Придаст он замыслам размах...