Из Движения 58 Двор

«Повезёт — сядешь на трон, а нет — станешь бандитом.»

Народная абхазская поговорка.

Пацанский офис был в тихом дворе на набережной Москвы-реки, это важно, тихий двор. Если офис в центре. Совсем рядом были фешенебельные отели, рестораны, клубы. Во дворе у офиса обычно собирались пацаны. Местные жители косились на все это сначала, привыкли.

В тот день машин было много, мы собирались ехать на стрелку отбивать турбазу. Турбаза была хорошая, общая ее оценка была где-то под арбуз, конечно, деревянных. Если бы было долларов, офис был бы на Манхеттене.

Ехать было далеко, на другой конец Москвы! И чем накормят, хинкалями или огненной кашей, было неизвестно. Стрелку нам забили грузины. Та самая бригада, что нахлобучила двух ментов, чтобы их оружие отнять, наглухо. Они и здоровались словами типа:

- Ну что, ты победил?

А вместо рукопожатий дружескими ударами в челюсть, такие батумские рокеры. Воровских понятий они не признавали, вообще понятий никаких, «мы и не стремимся», уважали только силу. Сами были жирные, толстые, здоровые, все за метр восемьдесят. Сейчас эти беспредельщики все мертвы. Как, автор не знает, но точно, что их давно уже нет. Отморозки вообще долго не живут. Да, погибли они все на Родине, говорят, чеченцы. А тогда были живы.

Мы все были на бодрячке, типа, на святое дело идём, дружка из беды вызволять, как в фильме «Место встречи». Злые и весёлые! Вообще обычно на стрелки едут на бодрячке, обычно пацанам в Движении хлебом не корми, дай подраться. Хотя бы словами. Конь, ружьё и вольный ветер.

Батя с хитростью Вора принимал всех. Хорошо, пусть придёт, а там как себя проявит. Если что, простимся. Резкие меры к своим Батя применять мог, но не любил, осуждал ореховских. Своих мучали.

Дворик полон машин, причём совершенно разных, были и полностью убитые «копейки». А были и совсем свежие мерседесы, много 124х. Люди все тоже были разные, деловые и нет, в законе и комсомольцы, наглухо отбитые спортсмены и карточные шулера с женскими руками с длинными пальцами, преступный мир, он разный. Были только что примкнувшие и ушедшие из других бригад или выгнанные за косяк, были те, кто в розыске и только что освободившиеся, были мутные бродяги и правильные пацаны, сумасшедшие афганцы и бывшие сотрудники органов, были все. Я есмь мщение и аз воздам, собралось машин двести. Сильны были в то время параллельные структуры.

Все, кроме Киллера, командира нашей расстрельной команды, эскадрона смерти, были во дворе. Киллер на стрелки не ездит вообще, только на экзекуции, суетиться ему было нельзя. Если честно, его побаивался даже Батя, который прибыл, конечно, раньше всех! Батя вообще был лёгкий на подъем. Он стоял на крыльце офиса и шутил, всё за два месяца до своего собственного ухода, никто, конечно,  не подозревал этого.

В 93м милицейская машина ждала автора у подъезда, в ней был сотрудник в штатском, рядом на сидении лежал автомат. Автор находился в розыске за совершенное им преступление, так как материалы с грифом «к исполнению» были спущены с Петровки, где фигурировали рекет, иконы, квартиры, заложники и прочее, его считали активным членом действующей в центре Москвы ОПГ. В случае сопротивления приказ был стрелять на поражение. В это время бабушке автора приснился сон, автор лежит в гробу красивый и молодой. Потом исчез. Спас автора как ни странно путч. Все силы уголовного розыска были там задействованы, поэтому позже удалось прекратить дело. Автор выиграл время. Если бы по горячим следам, если бы смогли, задержали точно. Занимались автором профессионалы. И он мог бы побороться за свою свободу, тогда прозвучала бы очередь. К чему автор пишет это все? Дело в том, что потом он несколько раз думал, а, может, оно было бы и хорошо? Тогда не было бы всех тех испытаний, через которые автор прошёл после? В этой жизни умереть не сложно, строить жизнь значительно сложней! Коротко и красиво, как мы тогда хотели, было бы лучше? Не знаю! Жизнь распорядилась по-другому. Если заезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно? Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, так тогда считали в Движении.

Пережив вышеупомянутое, автор написал такие стихи:

Давят года на жалость,
Сыпят песок на раны,
Здравствуйте и пожалста,
Урки и наркоманы!

Гопники, пейте водку,
Флаг наш совецкий, рейся,
Наш one way ticket, вот он,
Самым последним рейсом!

Нам политуру выпить
Так же, как вмиг втемяшить,
В мире не трудно выжить,
Трудно жить в настоящем!

Ох, как трудно! А пока автор прикалывался, сидит на капоте своего джипа и отрывал лепестки у ромашки, громко считая:

- Победим не победим, победим не победим...

За что получил тычок от Молодого.

Леший, как всегда в состоянии полу грогги, полу аффекта, был в морпеховской майке-тельняшке, на плече у него была видна наколка.

НЕ РАБОТАЕШЬ ХОТЯ БЫ ПОЕШЬ

И, чуть ниже:

Я ШУТИТЬ КОМАНДЫ НЕ ДАВАЛ

А все буквы мастерски прорисованы в виде истекающих кровью альбатросов. Колол ему сам Князь из солнцевских. Тоже автоматчик. Многие урки автоматчиков не любили. И что? Падали мы все одинаково.

Манерный был в костюме-тройке «Анри Тюдор», волосы уложены под Элвиса Пресли шикарным гелем, лакированные ботинки. Вид такой, собрался не на стрелку, а сниматься в кино. Пижонский вид делал Манерного его по-настоящему жутким, смерть врагам при галстуке и платочке в горошек. Манерный в драке был ловким и даже подлым, с ним боксируешь, мог ударить ладонями по ушам, плохой мастер. Дрался, правда, он редко. Манерный время от времени ловит солнце своей печаткой с камушком на пальце, посылая зайчик стоящему рядом Лешему в чёрные очки. Камень был настоящий брюлик, вместе с кольцом в Париже Манерному выдали свидетельство. Он мог,:придя в любой ювелирный магазин любой страны мира, сдать его за деньги. Столько и столько карат. Менты потом у него кольцо отняли.

Приехал и Стоматолог, Александр Александрович, сам, всё бросил, прилетел из Сочей, Вор со всесоюзным именем, внешне похожий на хоккеиста Фетисова, их даже путали. Хотя это был не его момент, а Бати. Когда улыбался, Саша Сочинский блестел всеми своими золотыми зубами, рот весь был золотой, отсюда и кличка. По иронии судьбы он был крышей ресторана «Золотой» на Киевской. По слухом, все зубы ему вырвали в доперестроечное время какие-то страшные личности, то ли суки на зоне, то ли менты в КГБ, но он вырвался.

«Возможно, говорить будет он?» - подумал Студент.

Здесь были и Пропащий, автоугонщик из Бутово, и Расул Пидия, их банда, именно так, это были не воры, гоп-стоп, мы подошли из-за угла, но особо их Студент не знал, подтянул их Молодой на всякий случай, если грузины позовут чехов. Расул был абхазец, у него к ним своё отношение. «Сухуми, мы ещё вернёмся.» Борец Расул стоял в центре двора как-то лениво, словно огромная цветная цикада, сейчас наведёт на кого-то свои фасеточные глаза и скушает, но это была обманчивая лень. Восточная лень часто обманчивая. На самом деле она была наполненная гремучей ненавистью ко всем фраерам, грузинам особенно, ядовитой ртутью. Те, кто живет не по понятиям, конечно, фраера. Она говорила, за отца, за мать, за весь Кавказ он скоро им там отчебучит!

Француз подошёл к Расул, сказал:

- А сейчас артист Никулин голый хер засунет в улей!

Расул рассмеялся. Француз, всегда словно в полусне, всё настоящее будет после смерти, сидел от всех в стороне на корточках спокойно, без напряжения. Он ел эскимо, листая бульварный детектив «Один в пятый угол», отобранный недавно у какого-то продавца на Арбате. И как часто, улыбался чему-то. Хорошо была видна его  умная голова, каждый день он учил французский язык. Манерный бриллиантом пустил в него ещё один солнечный зайчик. Сам Француз с виду был похож на опустившегося французского сантехника, такой уличный Ален Делон, полубандит, полуклошар. Но не полупокер!

- Месье, только без морковки, - читая, сказал он. Потом повернулся ко всем: - П...издец! Опять луковый суп.


По иронии судьбы для грузин, попавших скоро под Батин замес, он был самый опасный из всех, стрелять в них начал именно он, главному в колено.

- Сцится, но виду не подаёт, - читая дальше, сказал он.

Остальные кучками по четыре-пять рассыпались по двору, обсуждая кто что, от прошлых побед до футбола над женщинами. Извините! От прошлых побед над женщинами до футбола, описался. В двух шагах от офиса, кстати, был Кремль. Не сахарный, настоящий.

Бита сел за руль «карата», Батя рядом, Стоматолог на заднее сидение, Батя махнул рукой, поехали! Гладиаторы собрались в колонну. Сначала она была длинная, но потом распалась. Француз со Студентом в «Чироке» застряли в пробке у Каменного моста и всё проклинали. Потом Француз, яростно крутя баранку с дорогим кожаным чехлом, вывернул из своего ряда и резко дал по газам по осевой, почти проезав регулирующему пробку гаишнику по сапогам. Не уважал Француз уставную обувь. Такого мата Студент не слышал даже в Литинституте. Гаишник с планшетом долго бежал за ними, стараясь ударить из машину кулаком. Если перевести его слова на обычный язык, было примерно это.

- Ну вы совсем оборзели! - кричал гаишник, - сами понимаете, что так НЕЛЬЗЯ!!!

Наконец, они влетели на повороте в ворота маленького дворик, резко затормозили, спрятались от гаишника. Студент чуть не разбил себе об зеркало лицо. Француз, как всегда, были невозмутим, после того, как его сжигали в лагере в топке, что-то в нём навсегда изменилось. Не каждый день, знаете, сжигают в топках, и не каждого.

Они опоздали на стрелку, что было не хорошо, но ничего не поделаешь! Больно большая Москва, большой город! Первым выпрыгнул из машины Студент. Он быльодет по-боевому, чёрная рубашка, брюки и носки, гибкий хлыст в руке, может попасть кому-то, но не факт, что тот упадёт, просто будет больно. Француз из-за руля сначала не выходил, от езды ещё не отошёл плюс проспорил косарь. Тысячу долларов. Обещал Студенту, что привезёт их вовремя. Который не компенсирует, сам виноват. Так что пара телок накрылась медным тазом, и он был злой. Что и надо было доказать. Притом он еле втиснулся во дворе последний ряд. Грузинский ресторан не имел хорошего места для парковки. Пожалел денег Арчил Гомиашвили.

Стрелка уже завершилась. Леший вышел, сель в свой «Тахо», запускает двигатель, чуть сдал назад, заперев Француза. Расстояние между машинами такое, что теперь Француз при всём желании не мог выйти машины, пока все не поедут. Француз долго думать не стал. Он просто два раза включил дальний свет, нажимая на кнопку рядом с автоматическим переключателем скоростей, сигнализируя всем, что он приехал.Студент уже рядом с центром событий.

- Как грузины? - спросил Студенту Лешего. - Нормуль?

- Пока живые, - ответил Леший. - Один из них там чуть не обосцался. Он на таком большом событии в первый раз был.

- Ну это вопрос решаемый! - сказал Студент. - Обосцытся ещё!

- Или обосцут! Грузины, они...Все такие добрые, - сказал Леший, чувствуя радость  в душе Студента, - стали, когда Стоматологов увидели. Стали стремящиеся!

Леший был уже никакой, работа. Разговор на стрелке выматывает на сто процентов. Человек часто после разборки чувствует себя как выжатый лимон. Есть такие парни, могу стрелять, могу нет, человеческая жизнь имеет для них отрицательную стоимость, Леший был не такой, после новокузнецкой жизни хотел заиметь Имя, закрепиться в Москве.

Батя тоже вышел, позвал Манерного.

- Андрей! Подойди сюда!

С любого другого, включая Француза, Манерный бы за такую реплику спросил крепко. Что значит «подойти»? Кто-то в нем увидел не Человека? Но не с Бати, и не сейчас, и не здесь.

- Андрей,:начинается война. - Батя повернулся к машинам. - И похоже, она будет долгой.

- И дорогой, - сказал Андрей.

Леший быстро подбежал к ним, взял спутниковый телефон. Батя куда-то позвонил. Потом он помахал бойцам и коллегам, все сели по машинам, первые стали трогаться за вторыми, вторые за третьими, приехали на набережную, минуя знаменитый Дом, но не вместе, у светофора они рассыпались веером, как казацкие челноки на реке, до офиса каждый добирался сам, а не вместе.

Француз со Студентом остались у грузинского ресторана забрать Стоматолога. Через минуту Сочинский вышел, было слышно, как он сказал старшему грузину:

- Тенгиз! В принципе, ты прав! - И, потом, после секундного перерыва:

- Но по существу, ты глубоко ошибаешься.

И тут Француз, не разобравшись, ни с того ни  с сего выстрелил в главного грузина. То ли от мандража, то ли от куража! Стоматолог аж присел. Прямо из кабины в колено. Грузин сразу ски...****рючился. Все вам смехуечки, да ****ахаханьки, а тут огонь! Он как куль повалился на ступеньки.

- Он был как все земные боги,
  Чугунный лоб и глиняные ноги!

Сзади шла бригада Расула и чём-то говорили с грузинами-беспредельщиками. Расул по-грузински понимал, отвечал им по-русски. И, екарный случай, за секунду до выстрела один из отморозков похлопал его по плечу, сказал:

- Сухуми, мы ещё вернёмся!

По-русски. И Француз с Русланом одновременно стали их гасить. Увидев внутри вспышки света, Студент в охапку схватил Стоматолого, вбросил его в машину, Француз дал по газам. То есть, Француз из машины так и не выходил. Главшпан не признающих авторитетов грузин катался по крыльцу ресторана, обхватив колено, теперь уже без распальцовки:

- Щени деда!!! Мама страки!!!

Матерился по-грузински. Расул внутри постреляли всех тех, не насмерть, кого куда, надавали пинков, а потом вышли и прострелили грузину второе колено, он потом на тележке ездил. Говорят, его свои же с крыши на тележке вниз так в Тбилиси и столкнули. Так и не встал на ноги. Хоть и наблатыканный, а летать не умеет.

То есть, получился прикол. Сначала все все порешали, потом постреляли всех, когда расходились! Казус Движения. Мы спрашивали Француза, ты что?! Сказал, не правильно понял! Показалось, просрали стрелку. Стоматолог сказал, ты не прав. Мол, у вас сила, поэтому турбазу уступили. А ее выиграли!

Скиф сказал:

- Хуле!

Разумеется, перед отморозками никто не извинился. Некоторые из них занимались массовыми казнями абзацев, были отпетые звиадисты, знали лично Гамсахурдию. Крови на них было много, замёрзли далеко и надолго, склеить их жизни было уже невозможно. Коммерсантов они своих рвали так, что потом никто не поднимался. Иногда буквально между двумя грузовиками или березами, забирали последнее.

- Вы у них отобрали все, - в сердцах как-то сказал им Студент. - Оставьте им хотя бы дачу! - Речь шла о семье одного промышленника. - Последнее даже Вор не берет!

- Нет, беджо, - был ответ. - Или мы, или они. - С Мишей мы так не поступали. Выписывали ему регулярно в торец и по мягким местам за его дебильные рамсы, но прощали. Конечно, ради Христа. Серьёзно относился к нему только Рома. Азербайджанцы не совсем разбираются в русских и европейцах. Для них мы все на одно лицо. В Америке Студент узнал, белая раса пошла с Кавказа, вся. Настоящие армяне были светловолосые с голубыми глазами. То, что сейчас они «чорные», заслуга турков, то есть азербайджанцев. Весь старый центр Тбилиси был построен армянами!

Земля им всем стекловатой! Армянские Воры стали на сторону Расула. Им за это ничего не было. Сам Расул сказал за них мне!

- Абхазия это Грузия нет, параход! - Словом «параход» у жителей Сухуми выражалось ироничное несогласие с тем или иным утверждением. Например, когда Студент сказал Расулу, что Таня Лагидзе телка нормальная, пишет буфера как «Першинг два», но болтливая сильно. Хочешь, чтобы все все узнали? Скажи Тане по секрету!

- Таня болтливая очень!

Отает был таким:

-Болтливая нет, параход! - Видимо, в Абхазии девушки ещё более болтливы.

- Е...буны они голимые, - сказал Батя. А когда накрывал поляну Руслану за храбрость, тот заметил:

- Батя, мы, что, чангалисты чтоль? Дали этим защеканцам по макитре!

«Чангалист» на кавказском сленге значит «нахлебник».

Батя рассмеялся:

- Ты ешь! Клянусь мамой, обижусь!

С советских времён абхазы стояли в Москве хорошо. Ещё в середине восьмидесятых получали со стекляшки напротив библиотеки имени Ленина. Водка и бутерброды! Стекло стеклом, все купили себе трёхкомнатные квартиры. Понты они не кидали, тянули мазу за Батину бригаду чисто конкретно. В конце концов, вазрах они или не вазрах? Знают, не знают?

продолжение следует