Вспомнилось

Сейчас Великий пост - с уважением - вот, вспомнилось:

Москва, 199*-й год. Так было - Рома Бакинский и я приезжаем в "Тройку", это напротив метро "Черёмушки" был такой хороший азербайджанский ресторан, воры там собирались, поэты и т.п.), и Рома в который раз говорит, наша машина наводит жуть!! (Это он о нашем джипе "Тахо", двухдверном. Чисто по-бакински. Машина вообще - моя, но настоящий джигит всегда говорит "мы", традиция ))) Заходим, прямо у стойки сидит Жора-Грузин, ничего не ест. Стол пустой, бутылка "Боржоми". Бывший борец, крестился, жена русская, сейчас - пост. Из-за этого из Движения вышел, кроме как крушить приезжающих в Рашу миссионеров, больше не соглашался ни на что. Рома быстрым шагом идёт к нему, спрашивает, что такое?! Пачиму-и-не-ешь?! Как Иван Грозный. Он выпрямляется, встаёт, пояс подтягивает "Пачотти", пацанским жестом, кто понимает, о чём речь, джинсы "Версаче" почти до груди. Всё чёрное, конечно). Как надо. Пуговицы - серебряные, дельты касаются трапеций, те - свёрнутых в пельмени ушей. Говорит, у меня, Рома, пост, Великий, до (называет) *** апреля (Пасхи). Я молчу. Ну, воцерковлённый, что - говорить, что я, такой верующий? Рома смотрит на него, отвечает: "Скажи, бежо, ты мене брат?" Тот, понимая - к чему, молчит, отворачивает голову.
Потом:
- Ну, брат, Рома...(грустно)
Рома, а он так плотно сидевший - брату на зону повёз однажды 10 кг маковой соломы, просто в рюкзаке, в Сибирь, там и остался, тоже на 10 лет, с братом вместе, как родственник, прапорщик помог, брат умер, а он - нет), повторяет:
- Не, скажи, ты мене брат? Или нет?
За "нет"-то можно и ответить.
Грузин говорит:
- Брат, да, Рома. ( с ужасом качает копной тяжёлых волос) Брат, да. Канешно.
Тогда Рома, как отец, говорит:
- Тогда, эли, надо - кушать. С друзьями. Сейчас.
Бедный Георгий вздыхает, садится у окна, с тоской смотрит на Царское село. Хотел, видно, уйти до Роминого прихода, да на красивые дома загляделся. Рома машет официанту рукой: "Тимур!!" Вся ночь, это тогда было где-то долларов двести, с осетриной и шашлыками. Я падаю на стул, готовлюсь: где-то в одиннадцать Рома, как всегда, закажет "Белый лебедь". И оркестр споёт.
А Рома поворачивается ко мне и, как кавказец - кавказцу, объясняет:

- А то как он, ара, до а п р е л я доживёт, а?

конец