Миллион Алых Роз

 МИЛЛИОН   АЛЫХ    РОЗ

   Как-то в детстве, уже в последних классах, мы с моим приятелем решили летом обворовать плантацию роз, находящуюся в одном из пионерских лагерей. Лагерей этих в нашем городе была тьма-тьмущая, город лежал у моря в уютной крымской долине,  и на каждом углу здесь цвели розы самых разнообразных оттенков: красные, алые, белые, желтые, и вообще Бог знает какие, на любой вкус и на любой выбор. Можно даже сказать, что клумб с розами в городе было больше, чем приезжих курортников, и розы эти были практически никому не нужны, их можно было даром, если и не посреди бела дня, то, улучив нужный момент, срезать себе любое количество: хоть одну, хоть десять, хоть миллион. Однако нам с приятелем зачем-то понадобилось обворовывать именно плантацию роз в пионерском лагере, который ночью, естественно, охранялся,  и где воровать что-либо было небезопасно. Чего тут присутствовало больше: юношеской бравады, желания рисковать, или даже безумия, - неизвестно; видимо, и того, и другого, и третьего было достаточно в этом безумном и абсолютно бессмысленном предприятии. Бессмысленным  оно было в силу того, что нам эти розы было некому подарить, потому что в те времена мы только лишь начали шататься по танцплощадкам, но своих девушек еще завести не успели. С гораздо большей пользой можно было бы купить бутылку портвейна, и выпить ее ночью у моря, сидя на мокром, забытом кем-то лежаке, а потом пойти по городу, ища себе приключений, которых, конечно же, на каждом шагу здесь было достаточно. Но мы, повторяю, движимые странным и сладостным чувством, постоянно замирая при каждом шорохе и обливаясь от страха холодным потом, проникли на территорию пионерского лагеря, и начали, раня себе об острые шипы пальцы и руки, срезать заранее припасенными ножами одну за одной алые розы, которых здесь было, очевидно, не меньше миллиона. Огромная плантация алых роз, освещенная с боков мертвенным светом больших фонарей, казалась неким полем жестокой битвы, залитым кровью поверженных и бездыханных бойцов. И к этой чужой ирреальной крови примешивалась наша собственная кровь, текущая из наших насмерть исколотых пальцев и рук. Мы срезали алые прекрасные розы, все в каплях нашей безумной юношеской крови, и складывали их в огромные алые кучи, казавшиеся багровыми кострами, горевшими в темноте звездной июльской ночи. Мы срезали эти розы в течение нескольких часов, опустошив почти всю плантацию; этих срезанных роз было, без сомнения, не меньше миллиона! Этот миллион алых и страшных роз лежал у наших ног,  и в бледном свете наступающего крымского рассвета походил на огромную кучу давно поверженных тел, - отвратительных, страшных, и давно уже мертвых. И нам вдруг стало страшно. Мы вдруг поняли, что розы эти нам совершенно не нужны, что в своем безумии мы совершили абсолютно бессмысленную работу, поскольку нет того идеала, той женщины или девушки, к ногам которой мы могли бы бросить этот миллион алых кровоточащих роз. И тогда мы стали медленно отступать назад, с этой арены безумной сечи, с этого ристалища наших собственных  фантазий и  грез, и постепенно очутились у моря, где долго потом отмывали с себя кровь и алые розовые лепестки, проникшие, кажется, сквозь кожу, и  навеки впитавшиеся в нашу плоть и нашу тогда еще наивную душу. С тех пор я не люблю розы. Более того – я их ненавижу. Каждый раз, как я беру в руки розу, я вижу перед собой огромную кучу алых кровоточащих тел, нелепо застывших в неотвратимо надвигающемся на землю июльском крымском рассвете. А безумие той странной крымской ночи, и миллион алых безмолвных роз, неподвижно лежащих у моих ног, не забуду уже никогда.

19.02.2010г.