Очарованье мастерством Статья Виталия Кириченко

ОЧАРОВАНЬЕ МАСТЕРСТВОМ

Валерий Захарович Клебанов приехал на юбилей писателя Ивана Бойко, из Сочи в Краснодар. Мы шли втроём к началу торжества, в концертный зал филармонии. Я оглядывался  и всё всматривался в его полноватую фигуру, немного замедленную походку, изо всех сил пытаясь угадать в нём поэта. Нет небрежно забрасываемого вверх и набок чуба, демонического горения глаз, гордой посадки головы, наконец, небрежно распахнутого длинного кожаного пальто. Вывод был такой: по внешнему виду он из тех, кто легко затеряется в толпе. Ни за что не угадать в нём его труднейшей профессии, да ещё и незаурядную, тонко лиричную, обладающую почти абсолютным чувством  меры – душу. Он идёт в городской толпе, символизирующей поток жизни, замаскированный под обыденность, и прислушивается, всматривается, как бы ждёт от улицы подарка в форме образа, точного или яркого слова, чтобы примерить их к будущему восьмистишию. Сдружившись с работой над словом, он остался верен ей смолоду, незаметно выросши в огромного мастера, которому, пожалуй, мало равных не только на Кубани.
Увидев меня впервые, он тут же подарил новую свою книгу, признавая таким образом за «своего» брата-литератора. Я отдарился тем же. И моя книга исчезла в его ёмком портфеле.
А с его «свеженьким» сборником – знакомство моё состоялось позже, уже дома, на любимом диване…
Пока идёт это чтение, считаю нужным немножко остановиться на опасностях, подстерегающих стихотворца. Дело в том, что ныне обесценилась трудная и сложнейшая профессия поэта, появились тьмы и тьмы псевдостихов, сочинённых толпами легкомысленно относящихся к сочинительству, считая его доступным чуть ли не каждому.
Один из подводных камней – обычная малограмотность, которая и выдаёт рёв осла или его длинные уши. Причём, сам автор этого не замечает и млеет от счастья, не видя насилий над словами.
Главное отличие графомана от нормального литератора – эгоцентризм. Себя он только и  видит, с себя и списывает всяческие, не интересные другим, картины. А литература-то, по М.Горькому – это любовь к человеку, сострадание к ближнему. Это острое видение окружающего, тщательный отбор нового и поразительного из рутины повседневности.
А для этого нужен талант. Настоящий, своеобразный, выкованный и ограненный каторжным трудом. Талант, вобравший в себя общую культуру человечества. Талант, творчество коего радует массы и массы людей.
Валерий Клебанов – как раз из таких. Он не новичок в литературе. Выпустил 17 книг за последние 20 лет! Его стихи востребованы многими коллективными сборниками, звучат по радио и телевидению, печатаются в газетах, журналах и альманахах. Его творчество заслужило Всероссийскую литературную премию им. Александра Невского «России верные сыны», отмечено Дипломом краевого тютчевского фестиваля. Союз писателей России наградил поэта Почётной грамотой.
И всё же! Крутые перемены последнего 20-летия прошлись катком по всей культуре. Закрываются музеи, сельские библиотеки. У союза писателей отнимают здания, лишают финансирования. Бизнес освобождается от «балласта» социума, выплёскивая на помойку вместе с водой и ребёнка. Народ пребывает в растерянности, долготерпении. Подросли новые поколения, у которых заужен угол зрения лишь на «иметь всё и сейчас», воспитанные на чистогане и прибыли. Нужна ли им будет поэзия, литература, да и вообще чтение?
Неоценённые поэты состарятся и уйдут. Новые графоманы создадут свою псевдокультуру кривлянья, громких звуков. Эпос заменят Эросом, Искусство – Экстримом, Брак – Сожительством, отменят слово Совесть как химеру.
Валерий Клебанов прекрасно всё это чувствует и выражает в стихах. И даже не предлагает спасительных рецептов. Он старается не отстать от быстротечного времени, глубокая вера во всё хорошее не даёт развиться пессимизму. Книга «На сайте сердца» удивила названием. Ведь многие люди ещё и не знают слова «сайт». Но стоит прочесть стих под портретом Валерия Захаровича:

«Нет, весь я не умру, и в том порука –
«Собака, точка, ру» и память друга.
Безжалостны года, но не стереться
словам, что навсегда на сайте сердца».

Это как пушкинское завещание, иронично начинающееся его же строкой. А ведь и в самом деле: виртуальный мир Интернета надёжно сохраняет любую информацию, лишь был бы друг у клавиатуры, набравший электронный адрес поэта. Неожиданный ракурс бессмертия, открытого всему миру, совсем и не плохого в сравнении с книгой.
Первый раздел книги назван так: «Меня пустили по миру стихи».
То есть, подумал я, столкнулись житейский прагматизм и страсть к творчеству. Конечно, дворцов поэты ныне не наживают своей продукцией. Но в эту фразу поэт вложил, главным образом, второй смысл, более для него важный: стихи сделали его имя довольно широко известным, он стал духовно необходим многим людям.
У поэта обязательно должен быть внутренний музыкальный слух, безошибочное чувство ритма и стихотворного размера.
Валерий Клебанов использует как полномерные, силлабо-тонические размеры, так и (за счет пропуска одного ударного слога в строке) что-то вроде дольника, создавая более упругие ритмы, приближающие его стихи к тактовым, паузированным; при этом значительно усиливается их выразительность.
Поступь ритма гармонирует с содержанием, а часто и привносит в него много неожиданного и ценного.
Развитый внутренний слух помогает и в подборе рифмы. Здесь у В. Клебанова широкая палитра: рифмы точные и приблизительные, усечённые и дактилические, составные и ассонансные!
Этому поэту не грозит заштампованность стихотворной речи, он мастер неожиданных, только ему присущих образов, метафор, сравнений и прочих поэтических тропов, всегда несущих новизну.
Об одержимости поэзией Валерий Захарович так написал в одном из стихотворений:
 
«Как изломала жизни линию
души возвышенная блажь!
Жена ворчит: «Всё это лирика…»,
а я опять впадаю в раж.

То окрылённый, то раздавленный,
не сплю, ворочаюсь всю ночь…
Я так боюсь за Мироздание
и так хочу ему помочь!» 

Или такие 8 строк:

«По земле, что до боли кругла,
забывая, зачем я живу,
продолжаю тянуть, как бурлак,
своих песен и дней бечеву.

Сколько было уже – не сочтёшь! –
огорчений, потерь, пепелищ;
сколько будет ещё их… И всё ж
вдохновенно дорогой пылишь».

И, наконец, кристаллизованное кредо поэта:

«Хоть трепещу, Господь, но всё же дай
терзанья те, что заслужил по праву.
Дай пить и пить из тёмной чаши тайн
смертельную, но сладкую отраву.

Вновь душу озареньем подстегни,
измучай разум бденьями ночными…
Меня пустили по миру стихи,
и если я богат – то только ими».

Тяга к творчеству многократно сильнее и  благороднее  материальных побуждений.
Такты ритма поэта часто (и это верный признак настоящего таланта) сопряжены со звукописью. Вот картинка поздней осени:

«Дух сырости или тлена.
Лес выдохся и одрях.
Почти не осталось лета
в корявой коре коряг.

И ветви сквозят, как вены,
и трудно сдержать слезу,
когда вот такое время
в осеннем стоит лесу…».

Это наша, кубанская осень. А повторяющиеся звуки напоминают тамбурин в умелых руках.
Аллитерации, звуковые повторы, внутренние рифмы, «подмигивание» (по выражению А. Блока) звуков в стихотворении друг другу – это всё из арсенала Валерия Клебанова.
Десятки строк пронизаны обострённым чувством диалектики Бытия и скоротечности Времени. Например:

«Меня учили – медлить вредно,
твердили мне – поменьше спи,
ведь за тобой несётся Время,
как пёс, сорвавшийся с цепи.

Но не пойму я, что со мною.
Живу советам вопреки,
хоть явно чувствую спиною
разгорячённые клыки…»

Какой великолепный, необычный образ Времени! Какое пронзительное чувство истаивания, исчезновения человеческой жизни! Многие, наверно, так чувствуют, но выразил лишь В. Клебанов. И как просто, доступно пониманию каждого. По-народному.
 Поэт умеет обобщать метафорически сложнейшие мысли, как бы сплавлять их в неразрывный образ:

«Наш век, он уйдёт вместе с нами
куда-то в иные миры,
пронизанный нашими снами
и полный наивной муры.

Но то, что витало в поэтах,
возможно, в эпохе иной
прикроет собою планету,
как тонкий озоновый слой…».

Попутно обратите внимание на роскошную рифму: «С нами – снами». И глубина мысли, которую можно расшифровывать на многих страницах прозы. То, что создают и ныне, и присно, и во веки веков настоящие поэты – спасёт Будущее, как тонкий озоновый слой оберегает нашу Землю от ультрафиолетового излучения! Значит, верно выбрана цель, поэзия – не « всё это лирика», а жизненно важный хлеб Вселенской Души.
Стержневой линией поэта являются думы о родине.

«Мой дом грустит, подкошенный судьбою;
век вековать придётся здесь и впредь…
И всё же отдаёт зубною болью: 
«Увидеть бы Париж – и умереть».

Но страсть к России… Как мне с нею быть?
Родные прохудившиеся крыши,
бессилье, заставляющее выть…
А что в Париже?»

Какой удивительно точный образ: отдаёт зубною болью желание повидать чужедальнюю столицу. Прочитаешь и невольно пощупаешь собственную челюсть, нет ли и там боли? А чего стоят слова «бессилье, заставляющее выть…»! Как это знакомо мужчине, не умеющему плакать! Бессилье от невозможности поправить, исправить, вмешаться, настоять на своём, найти поддержку и понимание.
Практически всю сознательную жизнь поэт живёт в Сочи. Сроднился и сросся со своей малой родиной. Он  ощущает город  и как материнскую колыбель, и как сурового наставника, то есть как «среду обитания», которую надо принимать, какова б она ни была:

«Пусть не стану я снова молод,
но не сдамся судьбе легко.
Окунусь в твою гущу, Город,
как в кипящее молоко.

Не всегда мы здоровьем блещем,
но для горечи нет причин.
Сколько раз ты меня калечил…
Сколько раз ты меня лечил…».

Сразу вспоминается ершовский «Конёк-Горбунок». Казалось бы, Ершов исчерпал образ: Иван в кипятке не сварился, а омолодился. Но Валерий Захарович уместно и удачно использовал по-новому эту сцену, применив к себе и городу. В суете улиц, оказывается, тоже рождается энергия преодоления. Упрекнув любимый город, он тут же признаёт: и калечил – и лечил. Эта рифма так же вызывает эстетическое наслаждение передвижением ударения, что часто встречается в народном творчестве.
Каждое восьмистишие по-своему прекрасно, удивляет новизной и глубиной не только ощущений, но и мыслей. Их хочется цитировать и цитировать, чтобы хоть так поделиться радостью поэтического открытия с читателем, не знающим книг В. Клебанова.

«В преддверии иного мира
не впасть бы в суетливый раж:
кому останется квартира,
кому достанется гараж,

а тайну главную открыть бы,
последним воздухом дыша:
кому теперь доверит крылья
осиротевшая душа?»

Изумились, когда поняли? А ведь сколько людей «впадает в суетливый раж»! Бьются и дерутся за малейшие крохи наследства, забыв о родстве, интеллигентности и общей культуре. Поэт же беспокоится, на чьих  крыльях станет летать осиротевшая, без тела, душа. Кому достанется духовное наследство, кто продолжит дело стихотворца?
Поэт – это страж и воин, ревнитель Истины и Высших сил.  «Он не доступен звону злата». На нём огромная ответственность за человечество, в малой капле росы он видит Вселенную. Стихи приходят к нему таинственно, неизвестно с каких высот, и он невольно прислушивается, не сойдёт ли вдохновенье. Он ждёт всегда!

«Пространства к вечеру продрогли.
Мир мглист и пуст.
Похож на чёрный иероглиф
безлистый куст.

День отмаячил, как и не был,
клубя дымы.
Вновь никаких вестей от Неба,
помимо тьмы…». 

Да, в этот день вестей не поступило. Но и он не прошёл зря, оставив надежду на будущее и …сочинённое стихотворение. И как обрывисты вторая и четвёртая строчки в первом четверостишии! Поэт не случайно использовал краткие прилагательные. Чтобы подчеркнуть свою досаду!
Как ни мрачно время, как ни безнадёжно вокруг, но маленькие приметы жизненно-основного радуют В. Клебанова:

«Жизнь навряд ли станет лучше.
Чудеса теряют вес.
Но когда блеснёт из лужи
отражение Небес,

или вдруг, как в доброй сказке,
мать с четвёркой малышей:
одного везёт в коляске,
трое топают за ней!...»

По всей книге рассыпаны такие восьмистишия – прелестные зарисовки, отражающие изменчивость действительности, но постоянство нравственных устоев.

«Забор он отгрохал с китайскую стену,
хоромы – до звёзд; кто узнает им цену?
Извёлся, богатств невозможных желая,
и глохнет душа от собачьего лая.

Он топит в стакане своё одиночество.
Полцарства в руках, но всё большего хочется.
А ствол воронёный припрятан в столе,
и дремлет до времени пуля в стволе».

Как говорится: ни добавить, ни убавить! И простор для читателя домыслить картинку.
200-страничную книгу хочется перечитывать, перелистывать. Всматриваться в технику поэта, что-то обобщать и отыскивать. Радоваться неожиданным метафорам, новым глубоким мыслям, пронзительной интимности раскрытой тонкой души. Находить общечеловеческое. Многие читатели ощутят: «И я такое чувствовал, и я так переживал и наблюдал».
От этого – столь глубокий и острый интерес к книгам поэта у очень многих читателей. Вот совсем недавний отзыв в Интернете некоего Павла Тесленко: «…Оторваться не мог, прочитал всё от корки до корки. Сказать, что стихи этого Поэта великолепны, значит, не сказать ничего… Большой поэт – большая поэзия. Перед этим человеком я снимаю шляпу».
В книгу органично вмонтированы 23 раздела. Здесь собственная лирика широкого диапазона: от раздумий о путях России, личных переживаний и мыслей, обострённого чувства Времени, до наблюдений улицы и природы, в которых-то и заметна, бросается в глаза изменчивость Бытия. В сборнике есть лирические новеллы и оригинальные пародии на собратьев по перу. А так же 19 стихотворений, посвящённых кубанцам, Героям Великой Отечественной войны. И переводы стихов с армянского сочинца Ашота Кочконяна. Причём, в переводах, пародиях, лирических новеллах и стихах-посвящениях Героям тоже чувствуется рука Мастера Валерия Клебанова.
Особенно удивила редкая поэтическая форма – венок сонетов «От терния до лавра». Для тех, кто не знает: классический сонет насчитывает 14 строк и состоит из двух четверостиший с одной парой рифм и двух трёхстиший; в венке 15 сонетов, объединённых одной темой, причём последняя строка каждого из 14 сонетов является первой строчкой следующего за ним, а 15-й сонет (магистрал) состоит из первых строк предыдущих четырнадцати.
Мне кажется, что венок сонетов – одна из труднейших поэтических форм, которая не каждому под силу. А когда я узнал, что В. Клебанов написал его всего за пару дней, был просто поражён.
Но главным для себя жанром поэт всё-таки считает лирические восьмистишия, многие из которых имеют глубокий философский подтекст.
Когда я цитировал их в этой статье, то не выбирал специально и не сортировал эти стихотворения, ибо все они сочинены на высоком художественном уровне.
Роль летописца своего Времени, идущая от монахов Нестора и Пимена, достойно продолжает В. Клебанов. А ведь это поэт уровня Юрия Кузнецова. И создал не меньше. Даже не верится, что он мало известен. Потому что живёт в провинции? Неужели все мы стали столь «убогенькими», что не отличаем зёрна от плевел?
Закончу пророчеством: в школах всё же станут изучать стихосложение по Валерию Клебанову, составят словари  его рифм, его поэзия станет одним из краеугольных камней кубанской литературы.

Виталий Кириченко,
лауреат шолоховского конкурса «Лазоревая степь»,
дипломант пушкинского конкурса «Божественный глагол»,
член Союза российских писателей,
журналист

(ст. Брюховецкая).