6. Всё начиналось примерно так. В. Блеклов

                6. Всё начиналось примерно так
              События же по его непосредственному зарождению произошли примерно по следующей схеме. Пушкин, с 15-го сентября  и по конец ноября 1832 года (Это отчетливо явствует из его переписки: с женой, и с П.В. Нащокиным.  Смотрите, её, самостоятельно хотя бы по книге самого П. Щеголева.), ездил,  в Москву, для работы в архиве. Где вновь исследовал, - с помощью, кстати, «архивных юношей», выделенных, им, в конце седьмой главы «Евгения Онегина», - царствование Екатерины II, Павла I и Александра I.
              В Москве, через князя Владимира Голицына, внука знаменитой старухи, княгини Натальи Петровны Голицыной (Знаменита она тем, что, по одной из версий света, являлась незаконнорожденной: то ли внучкой, то ли правнучкой самого Петра Великого.), услышал семейную легенду Голицыных. Услышал семейную легенду о трех картах и графе Сен-Жермене, якобы давшем в Париже, молодой Н.П. Голицыной, «три верных карты». Карты, с помощью которых она: и отыгралась, после проигрыша в карточной игре; и, дав внуку тоже три карты, даже помогла отыграться - и  ему.
              Названная легенда хорошо изложена в воспоминаниях П.В. Нащокина, друга Пушкина и - весьма азартного игрока.
              Рассказал ли князь Голицын, Пушкину, указанную, выше, легенду о трех картах – мы достоверно не знаем. Вполне возможно, что её придумал - сам поэт. Придумал: сразу же после создания, им, своей, крайне опасной, для него, «Пиковой дамы».
              Павла же Войновича поэт тайно вывел, как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам, в первой, и в шестой, главах своей знаменитой повести под фамилией Нарумова. А сами воспоминания П.В. Нащокина записал, П.И. Бартенев,  значительно позднее – только осенью 1851 года (Читайте названные воспоминания, - по тетрадям Бартенева, или по книге Н. Раевского «Портреты заговорили»! - самостоятельно.).
              Мы же способны дать вам, в третьей нашей книги, всего лишь небольшой отрывок из названных, выше, воспоминаний П.В. Нащокина (Записанных пушкинистом Бартеневым!) в интерпретации именно Н. Раевского: «В 1851 году П.В. Нащокин сообщил П.И. Бартеневу, что «Пиковую даму» Пушкин сам читал и рассказывал ему, что главная завязка повести не вымышлена.
              Старуха-графиня – это Наталья Петровна Голицына, мать Дмитрия Владимировича, московского генерал-губернатора, действительно жившая в Париже в том роде, как описал Пушкин. Внук её, Голицын, рассказал поэту, что раз он  проигрался и пришел к бабке просить денег.
              Денег она ему не дала, а сказала три карты, назначенные ей в Париже Сен-Жерменом. «Попробуй», - сказала бабушка. Внучек поставил  карты и отыгрался. Дальнейшее развитие повести все вымышлено. Нащокин заметил Пушкину, что графиня не похожа на Голицыну, но в ней больше сходства с Натальей Кирилловной Загряжской, другою старухою. Пушкин согласился с этим замечанием и отвечал, что ему легче было изобразить Голицыну, чем Загряжскую, у  которой характер и привычки более сложные…».
              Здесь же заметим и следующее. Нащокин указал Бартеневу, что разговор коснулся «Пиковой дамы» потому, что друзья заспорили о том, можно ли остановить обморок. Например, у дамы. И поэт, утверждая, что обморок можно остановить, рассказал, другу, о своем ночном любовном приключение с одной «блестящей дамой петербургского света». И рассказал другу  о том, как он остановил обморок у дамы, когда она, выводя его утром из своего особняка, внезапно повстречала, вместе с поэтом, «у стеклянных дверей выхода дворецкого». Поэт остановил тогда, - обморок у дамы! –  «крепко сжав ей руку». 
              Кстати, поэт отразил «обморок дамы» («Бедной воспитанницы Лизаветы Ивановны».) - в пятой главе своей повести, связав, его, и с падение Германна на похоронах графини. Вот как это выглядит у Чародея словесности: «Германн, поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь. Его подняли. В то же самой время Лизавету Ивановну вынесли в обмороке на паперть».
              Так  что у Пушкина, в «Пиковой даме», прототипно не только «утро, которое наступало», но и то, что графиня Д.Ф. Фикельмон  (А это именно она, а не «Лизавета Ивановна».) чуть не упала в обморок при внезапном появлении, в особняке, «у стеклянных дверей выхода, дворецкого». Но всё, только изложенное выше, хотя и интересно для нас, но, все же, не особо значимо именно для раскрываемой, здесь, темы.
              А уже специально выделим, здесь, следующее. Да, Пушкин сознательно использовал семейную легенду Голицыных (Здесь не исключено, что он вполне мог придумать, её, и сам.), некогда рассказанную, ему, Владимиром Голицыным, о поведении, и образе жизни, молодой княгини Н.П. Голицыной в Париже.
              Сознательно использовал легенду как для создания своей знаменитой, на весь мир, повести, так и, потом, - что, подчеркнем, не менее важно! – и для создания своей собственной легенды о том, что прототипом, графини Анны Федотовны, является - именно княгиня Н.П. Голицына. Для этого он, собственно, и прочитал, -  свою повесть! - именно П.В. Нащокину. 
              Но сразу же заметим, что, только что выделенная, выше, семейная легенда Голицыных весьма и весьма отличается от легенды, придуманной А.С. Пушкиным. Во всяком случае, граф Сен-Жермен – не участник её. Не участник хотя бы потому, что просто не мог назначить, молодой княгини, «три верных карты». Это – просто не реально.
              Да и слишком больших слухов о графе Сен-Жермене, - как о “маге”, или «волшебнике»! - тогда, когда поэт создавал свою знаменитую повесть, еще не существовало. Они появились - значительно позднее. И – благодаря именно появлению, на свет, знаменитой пушкинской «Пиковой дамы». Другими словами, Пушкин породил пиководамовского Сен-Жермена, - как “мага” или «волшебника»! - а не граф Сен-Жермен породил - семейную легенду Голицыных.
              Тогда, само собой, напрашивается вопрос: Зачем Пушкин читал, повесть, именно своему другу? И почему он весьма настойчиво указывал, и П.В. Нащокину в Москве, и, потом, в Петербурге, царскому двору, на то, что именно княгиня Н.П. Голицына – прототип знатной старухи? Попробуем ответить, на эти вопросы, в некоторой последовательности.
              По первому вопросу со всей определенностью можно сказать следующее. Произведение Пушкина «Пиковая дама» было, - по заключенной крамоле в нём! - самым опасным, для поэта, произведением.
              Вследствие этого, он и прочитал его, в начале, именно своему другу. Прочитал это произведение, - как и в случае с «Борисом Годуновым», о котором вы всё уже знаете по выше изложенному, о нём, материалу! - для того, чтобы именно по восприятию «Пиковой дамы», П.В. Нащокиным, и определить: не слишком ли выступают наружу, в «Пиковой даме», именно «его уши».
              Смотрите о «Борисе Годунове», кстати, выше, в первой книги. Другими словами, не выступает ли у него, - через его "уши"! - историческое и острокритическое содержание именно его тайной «Пиковой дамы», о которых вы, уже, тоже всё знаете.
              По восприятию П.В. Нащокина «Пиковой дамы» понял, что «его уши» (Как в случае с «Борисом Годуновым» в Москве перед литераторами.) надежно спрятаны. П.В. Нащокин, услышав пушкинскую повесть из уст поэта, указал только на то, что пиководамовская графиня, Анна Федотовна, больше похожа на княгиню Н.К. Загряжскую, чем на княгиню Н.П. Голицыну. 
              Здесь же и в Петербурге, то есть при подаче «Пиковой дамы» царю - на высочайшую цензуру, - и, потом, в цензурный комитет! – он усиленно распространял – именно слухи. Слухи о том, что он взял, прототипом «знатной старухи», именно княгиню Н.П. Голицыну. И что прототипом, «знатной старухи», является именно она.
              Что сразу же и подхватят, потом, не только царь Николай I (Он, знающий крамольное содержание второго черновика пушкинской повести, сделает, это, специально: для усыпления бдительности поэта. И, что не менее важно, для того, чтобы само крамольное содержание «Пиковой дамы» - не дошло до сознания русской общественности.), но и - все современники поэта.
              Так пушкинская повесть и «оделась», у поэта, именно в «платье» княгини Н.П. Голицыной. Хотя истинное содержание, её, было, - как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала о ней! - весьма и весьма далеким от, - выдуманной Пушкиным! - семейной легенды Голицыных.
              Граф же Сен-Жермен, тоже выделенный в пушкинской повести, прикрываясь именно своими фокусами, некоторые из которых (Например, случай с восстановлением, графом, испорченного бриллианта французского короля.) поразили даже французский двор, совершал свои черные, то есть англо-немецкие, дела не только в Париже. В Париже, из которого ему пришлось бежать, кстати, именно за измену. Но  и совершал, их, в России.
              В России - даже большие черные дела! Другими словами, он прикрывался, как масон, именно своими фокусами, званием графа и именами алхимика, вечного жида, и т.д. Смотрите первую главу «Пиковой дамы». Он был в Петербурге, кстати, именно после своих «парижских дел», то есть именно в 1760-62 годах. Это, кстати, реальный исторический факт.
              Именно в эти годы он, через «жизненный эликсир» пушкинской повести, - и не без участия второго английского посла-лорда, тоже прибывшего, в Петербург, именно к этому же времени! – и «лечил» императрицу Елизавету Петровну.
              А «жизненный эликсир» - это сильно действующее, на головной мозг, средство. И она была «залечена», им, до двух инсультных «ударов». «Ударов», последний, из которых, оказался, для неё, смертельным. Вот в чем главная суть этого «жизненного эликсира».
              Сам же названный «граф» хотя и был схвачен, - и, даже, посажен в тюрьму! - но, все же, бесследно исчез тогда, - видимо не без помощи молодой Екатерины и братьев Орловых! – не только из тюрьмы, но и - из Петербурга. Объявившись, потом, в другом месте. Объявившись, как вы уже знаете, в Индии. В Индии, после посещения графом, которой, англичане и вытеснили из неё, - вооруженным путем! - именно французов. Это – тоже исторический факт.
              Как фактом является и награждение воцарившейся, - при англо-прусском, 1762 года, перевороте в России! - Екатериной II бриллиантами обозначенного, выше, английского посла-лорда.
              Вот такова реальная картина пребывания, названного, выше, «графа» - в Петербурге того времени. Графа, который, если судить по его биографии, тайно вмешивался, тогда, не только в «лечение» императрицы Елизаветы Петровны, но и - во многие другие российские дела. Дела, связанные, в основном:
            - с организацией, им, второго англо-прусского заговора против России;
            - с прямым шпионажем, его, в пользу  именно прусского короля Фридриха II, с которым Россия, в то время, воевала (Шла, как вы уже знаете по предыдущим нашим книгам, так называемая Семилетняя война.);
            - с организацией, им, екатерининского, 1762 года, переворота. И так далее. 
              Еще раз выделим здесь, что он был чрезвычайно активен, в то время, и в международных делах: Франция, Россия, Индия – наглядные примеры-факты тому.
              И, подчеркнем, его вероломную и подрывную деятельность, как против Франции, так и против России, подтверждает не вымысел, - буйным цветом разросшийся - значительно позднее самой жизни Сен-Жермена! - а именно материалы английского, российского, французского, немецкого, и других архивов. Однако вернемся к нашей теме, то есть, пока, к  П.И. Бартеневу.
              А он, кстати, чуть ли не единственный из исследователей (то есть из пушкинистов прошлого), близко подошедший - к разгадке тайн возникновения пушкинской дуэли.
              Если ещё учесть и его записи воспоминаний княгини Веры Вяземской и её мужа, князя Петра Вяземского, то П. Щеголев, которого итальянская профессорша, Серена Витале, даже назвала Великим, - «за скабливания, им, позолоты с памятника Пушкину» (Как она, всё-таки, точно подметила всю несостоятельность самой щеголевской концепции.)! – перед ним - просто младенец.
              Однако, зная жестокий нрав екатерининских царей, побоялся, скорее всего, - может быть, есть и другие причины, нам пока неведомые! - довести свои открытия - до русской общественности.
              Это, разумеется, предположительно! Но – не будем здесь гадать, а лучше еще раз выделим, что именно он - тайно переслал копию, с «Записок» Екатерины II, Герцену в Лондон, где тот, начиная с 1858 года (То есть через три года после смерти Николая I.), и начал публикацию, их, в своем «Колоколе».
              Кстати, именно через только названные, выше, публикации Герцена, они, “Записки” Екатерины II, наконец-то и получили – именно политическое звучание. Правда, к сожалению, незначительное звучание.
              А незначительное звучание - именно через отрыв, их, от Истории России. И потому, что их читала, в то время, именно «мещанская Европа». Это, кстати, выражение самого А.И. Герцена. Только А.С. Пушкин связал, их, именно с Историей России. Однако продолжим разговор - именно о зарождении николаевского заговора против Пушкина.
              Вот только что объясненная вам, выше, семейная легенда Голицыных (Назовем её так!), - которой Пушкин, еще раз выделим, и прикрывался при опубликовании им, в 1834 году, своей «Пиковой дамы» (Это прекрасно видно, кстати, и из самого его разговора с П.В. Нащокиным о прототипе «знатной старухи». Смотрите воспоминания Нащокина – выше, и в книге Н.Раевского «Портреты заговорили».)! - и легла в основу пушкинской повести (Есть, как вы уже знаете, и другие истоки «Пиковой дамы», например: немецкий писатель-фантаст Гофман; незавершенный отрывок из пушкинской повести «Наденька», и прочее.).
              Породив у Пушкина, в начале, первый черновик, её, в арзумской тетради поэта, который сейчас находится, как вы уже тоже знаете, во всех полных собраниях сочинений поэта. И который Пушкин создал, предположительно (или, точнее, по разысканиям отдельных пушкинистов.), в октябре-ноябре 1832 года, будучи в Москве и работая, там, именно в архивах (Читайте названный черновик, по ПСС поэта или по второй нашей книги, самостоятельно.). Дальнейшие же события развернулись примерно следующим образом.
              Приехав, в самом конце ноября 1832 года, обратно в Петербург (Это прекрасно видно из его письма к П.В. Нащокину из Петербурга в Москву от 2-го декабря 1832 года.), Пушкин, 2-го декабря 1832 года, присутствовал на бале у Д.Ф. Фикельмон. Где и произошло их решительное объяснение в любви с последующей, по 23-го декабря 1832 года, интенсивной тайной переписки между ними.
              Переписке, которая и привела их, в ночь с 23-го на 24-ое декабря 1832 года, к тайному ночному любовному свиданию в особняке Д.Ф. Фикельмон. 
              Пушкин тайно отразил бал, 2-го декабря 1832 года, у Долли Фикельмон, - а так же свою переписку с Дарьей Федоровной! - в своей «Пиковой даме». Создав, там:
            - и своеобразный, - но - реальный! – календарь своего романа с внучкой Кутузова, полностью совпадающим, как вы уже знаете,  с декабрем 1832 года (Он выделен, мною, выше, - то есть во второй нашей книги! - и в книге «Самодержец и Поэты»: в её отдельной главе.);
            - и биографический план, или пласт, своей повести, главную часть, которого, мы уже тоже приоткрыли, перед вами, в своих предыдущих книгах.
              Сделал всё это, видимо, потому, что наиярчайшее отразил, - своё увлечение Дарьей Федоровной и её ответное чувство к нему! - в восьмой главе «Евгения Онегина». В главе романа, только что, - другими словами, в январе 1832 года! - вышедшей в свет.
              В этом отношении «Пиковая дама», с её ночным любовным романом поэта с внучкой Кутузова, является логическим завершением тайной любви Пушкина и внучки Кутузова, ярко выраженной, им, именно в восьмой главе «Евгения Онегина».
              Не менее весомы, здесь, и другие причины, подвигнувшие поэта - на тайное создание, им, как указанного, выше, «календаря» «Пиковой дамы», так и его биографического пласта в ней, имеющего отношение - именно к Д.Ф. Фикельмон.
              Это взятие поэтом, к примеру, царя Николая I - именно в качестве своего тайного соперника по отношению к внучке Кутузова, которое уже было - не совсем безопасным, как вы уже тоже знаете из предыдущих наших книг, для Пушкина.
              Очень весомым, для поэта, оказался и сам биографический пласт его «Пиковой дамы», через который именно Дарья Федоровна оказывалась у поэта, - через её «влюбленную дружбу» 1823 года с императором Александром первым! – одной из многочисленных «симпатий» только что названного, выше, любвеобильного царя.
              И календарь, через который, как вы еще, наверное, помните по выше изложенному материалу, поэт наносил удар, по Александру I, именно через его «дам», или через «скандальную хронику» александровского двора. Однако возвратимся именно к, только что указанному нами, выше, балу  у  графини Д.Ф. Фикельмон.
              Вот как он выделил в повести, к примеру, только что обозначенный вам, выше, бал у графини Д.Ф. Фикельмон 2-го декабря 1832 года: «Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. Улицы были заставлены экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта, то полосатый чулок и дипломатический башмак. Шубы и плащи  мелькали мимо величавого швейцара» (См. 2 гл. повести).
              Выделил он, в повести:
            - и свою переписку с Долли Фикельмон. Пример: «Но Германн не унялся. Лизавета Ивановна каждый день получала от него письма. Лизавета Ивановна уже не думала их отсылать: она упивалась ими; стала на них отвечать»  (см. 3 гл. повести);
            - и своё любовное свидание, в ночь с 23-го на 24-ое декабря 1832 года, с Долли в её особняке. Пример из «Пиковой дамы»: «Германн трепетал как тигр, ожидая назначенного времени. … Ровно в половине двенадцатого Германн ступил на графинино крыльцо» (см. 3 гл. «Пиковой дамы»!). И, далее: «С трепетом вошла к себе, надеясь найти там Германна и желая не найти его. С первого взгляда удостоверилась в его отсутствии, и благодарила судьбу за препятствие, помешавшее их свиданию. … Вдруг дверь отворилась и Германн  вошел. Она затрепетала» (см. 4 гл. повести!).
              Свидание, которое пушкинисты, прочитавшие в 1922 году  тетради П.И. Бартенева, не зная всей сути дела, и «окрестили» - как «автобиографическую сцену» из «Пиковой дамы». Смотрите, к примеру, книгу Н. Раевского «Портреты заговорили». В то время как перед ними было, - если брать во внимание, разумеется, все шесть перспектив пушкинской повести! - само огромное тайное  произведение нашего Гения.
              Кстати, у того же Раевского есть и довольно-таки подробное описание романтического ночного любовного приключения Великого поэта, тоже взятое, им, из тетрадей П.И. Бартенева (Прочитайте, это описание, самостоятельно!).
              Свидания, в котором, при тайном выводе, утром, Дарьей Федоровной Пушкина, из её особняка, так и засверкает, вдруг, «дворецкий у стеклянных дверей выхода». Являющийся, как вы уже знаете, именно николаевским тайным шпионом за Долли Фикельмон.
              Вот, хотя бы,  несколько строк об этом, - чрезвычайно важном, для понимания, нами, самого механизма зарождения николаевского заговора против поэта! - обстоятельстве:
              «Дальнейший рассказ в передаче Бартенева звучит слишком пошло. Касаться его мы не будем. Существенно то, что свидание затянулось и, когда Пушкин, наконец, поднял штору, оказалось, что на дворе белый день. Положение было крайне опасным. Она пыталась сама вывести Пушкина из особняка, но у стеклянных дверей выхода встретила дворецкого» (Даем отрывок,  из книги Н.Раевского «Портреты заговорили», в  сокращенном виде.).
              Кстати, отразит, или запечатлеет, этот же эпизод и сам Пушкин - в своей знаменитой повести. Вот как он выглядит, у поэта, в четвертой главе его знаменитого, на весь мир, шедевра: «Утро наступало. Лизавете Ивановна погасила догорающую свечу: бледный свет озарил её комнату».
              И, далее: «Как вам выйти из дому? – сказала, наконец, Лизавета Ивановна. Я думала провести вас по потаенной лестнице, но надобно идти мимо спальни, а я боюсь. «Расскажите мне, как найти эту потаенную лестницу; я выйду». Лизавета Ивановна встала, вынула из комода ключ, вручила его Германну и дала  ему подробное наставление. Германн пожал её холодную, безответную руку, поцеловал  её наклоненную голову и вышел».
              Здесь любопытно отметить, что поэт тайно выделил в повести, - только для Дарьи Федоровны! - не только указанный эпизод с наступающим утром, но и, через фразу «я боюсь», полуобморочное состояние самой Долли при внезапном «выходе» их, утром, на дворецкого «у стеклянных дверей выхода». И то, как, - или каким образом! - он вывел Долли из, - только что указанного выше! -  полуобморочного состояния (Вывел её, из полуобморочного состояния, через фразу: «Германн пожал  её холодную, безответную руку».).
              Как видите уже и сами, биографических подробностей, в пушкинской повести, очень много. Надо только уметь - выявлять их. Или грамотно пользоваться - именно текстологическим анализом.
              Кстати, немало их, биографических подробностей, и в других произведениях нашего Гения. Биографических подробностей, тайно связанных, поэтом, в некое единство.
              Так, к примеру, «стеклянные двери», прямо указывающие на особняк Дарьи Федоровны, мы видим, - если, разумеется, хорошо знать именно основные пушкинские приметы только что указанного особняка! – и в восьмой главе его, не менее знаменитого, романа «Евгений Онегин». Романа, тоже, как и пушкинская повесть, имеющий в восьмой, в девятой, и в десятой,  своих главах, как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала, свое тайное смысловое содержание.
              Вот факт, взятый из  тридцатой строфы названной главы, где поэт - прямо указывает, нам, не только на «стеклянные сени» особняка Дарьи Федоровны, но и на свою влюбленность в жену австрийского посланника: «Сомненья нет: увы! Евгений В Татьяну как дитя влюблен; В тоске любовных помышлений И день и ночь проводит он. Ума не внемля строгим пеням, К ее крыльцу, к стеклянным сеням Он подъезжает каждый день; За ней он гонится как тень». Кстати, в «Пиковой даме», «ровно в половине двенадцатого», он тоже вступает – именно «на графинино крыльцо». (Смотрите, об этом, выше.).
              А в воспоминаниях П.В. Нащокина, - о «Пиковой даме»! - вновь перед нами сверкают – «стеклянные двери выхода». С дворецким при них, разумеется.