Пьер Паоло Пазолини. Слёзы
брутальной силой высушенных на солнце ликов:
свет живой трагедии.
Стены судебного зала, расстрельный пустырь,
и где-то вдалеке, в круге — видение
окраины Рима, выбеленной голым лучом света.
Выстрелы: наша смерть, наше спасение.
Выжившие мальчишки в кругу
отдалённых зданий, в резком утреннем свете.
И я, в партере сегодня,
в моих внутренностях будто сидит змея,
тысячи слёз стекают
из всех пор моей кожи,
из глаз стекают на кончики пальцев,
с корней волос — на грудь,
нескончаемый плач
рвётся наружу прежде всякого понимания,
прежде самого горя.
И я не знаю почему, пронзённый мириадами слёз,
я украдкой бросаю взгляд на тех удаляющихся мальчишек,
в резком свете неведомого Рима,
Рима, только что восставшего из гроба,
живого, во всей великой радости
пребывания в белизне света:
во мне звучит ещё непосредственное продолжение
этого послевоенного эпоса,
этих коротких лет, стоивших целой жизни.
Я вижу как они отдаляются, и мне совершенно ясно —
эти мальчишки выбрали дорогу надежды,
посреди руин, озарённые
почти что чувственным светом,
священным, несущим боль.
Их удаление в свете
заставляет меня рыдать и метаться.
Почему? Потому, что в их будущем свет меркнет,
устало возвращаясь в прежнюю тьму.
Теперь они взрослые, им довелось пережить
весь кошмарный период послевоенных предательств,
вобравших в себя весь свет. Они всюду вокруг меня,
несчастные человечки, все жертвы для них — напрасны.
Слугам своих времён, в дни, когда нарастает
досадливое оцепенение от сознания,
что свет наших жизней был просто сон,
неоправданный, необоснованный —
остаётся лить бессильные слёзы
в постыдном одиночестве.
Свидетельство о публикации №110021700584