Бродяги хроноленда. часть 29

«Любовь зла, полюбишь и козла» - говорила маленькому Мэнсону мама. Нет, она не это говорила. «Из двух зол выбирай то…». Нет, тоже не оно. А! «Зло всегда побеждает зло» - вот, что она говорила, всегда подвыпившая, жирная, обильно потеющая и тяжело пахнущая женщина. Эту фразу она сказала, когда открутила голову кошке, съевшей любимого маминого хомячка. Но Чарли любил больше кошку, так как хомячку не привяжешь к хвосту консервную банку и не намажешь задницу скипидаром. То есть, намазать можно, конечно, но кошка намного интереснее реагирует.
Чарли похоронил любимую Мурку в мусорном баке на заднем дворе, после чего почувствовал себя не нужным и одиноким. И он решил продолжить цепочку побеждающего зла, отрубив спящей маме голову. Так он стал на вершине пирамиды – хомячок – кошка – мама – Чарли. Зло победило зло. И до сегодняшнего дня зло по имени Чарльз Мэнсон торжествовало.
И вот, спустя столько лет нашлось зло, решившее нарушить порядок вещей. Но Мэнсон совсем не собирался сдавать позиции. Главное – не потерять сознание от страха, боли и потери крови.
«Доктор» Люкас попытался оторвать обрубок от здоровой руки, но скотч не поддавался, и пришлось идти за ножом. Вернувшись, он склонился над пациентом и заглянул в помутневшие глаза.
- Вы как, мужчина, нормально или помощь нужна?
- Да, - попытался изобразить улыбку Мэнсон. – Нашатырь есть? А то у меня почему-то голова кружится.
- Это от волнения. Сейчас. Где-то был.
Люкас пошёл к полкам, долго зверел бутылочками, пузырьками и колбами.
- Вот, нашёл. Вы ещё в сознании?
Мэнсон кивнул. Когда ему подсунули под нос нашатырь, резкий едкий запах привёл его в чувство, и Чарли сварил отпиленный кусок руки, всё ещё висящий на липкой ленте и что было сил врезал по ухмыляющейся физиономии Люкаса. Тот хрюкнул, зрачки уползли под веки, он закачался, но удержался на ногах. Тогда Мэнсон ударил ещё раз, свалив таки с ног незадачливого хирурга. Люкас рухнул, как мешок с песком, сочно ударившись головой о пол.
Чарли с сожалением посмотрел на совсем недавно принадлежащую ему кисть с половиной предплечья. Примерил к культе, на предмет того, что может, можно ещё пришить. Но после двух ударов рука больше походила на отбивную. Жалко было и татуировку ДМБ-82, набитую на кисти над пальцами. Он наколол её себе после медкомиссии, когда был вынесен диагноз – депрессивно-маниакальная болезнь. Ну, что ж, как бы там ни было, но зло снова оказалось на высоте. Ненужная часть тела полетела в дальний угол комнаты.Чарли упёр кровоточащую культю в боку, чтобы хоть как-то остановить кровь, всеемте с примотанным к нему стулом, добрался до ножа и освободил путы. Люкас пока подождёт. Нужно заняться раной. Он пошарил по полкам. Нашёл спирт. Вылил целую бутыль на рану. То ли от шока, то ли от укола, сделанного Люкасом, боль стала тупой и пульсирующей. Но её можно было терпеть. Если он не остановит кровь, то протянет не долго. Несмотря на жгут, кровь точками выплёвывалась из раны.
Мэнсон усидел в углу одноконфорочную газовую плиту. Разогрел на огне ржавую чугунную сковороду и ткнул в раскалённое дно культю. Даже не успел закричать, как настал спасительный обморок.
Желание жить было настолько сильным, что Чарли пришёл в себя буквально через пару минут. Пахло бифштексом и палёнными волосами, боль была жуткая. Мэнсон взглянул на рану, похожую теперь на плохо прожаренный кусок мяса. Кровь сочилась, но уже не так активно. Чарли нашёл ампулы с обезболивающим и шприцы, но колоть самому себе одной рукой было не возможно.
На полу заворочался Люкас. Чарли подошёл и ударил его ногой в затылок. Тот снова успокоился.
Мэнсон нашёл кнопку вызова «ассистента». Через минуту вошёл тот самый придурок, хотевший получить ухо в качестве сувенира. Увидев Чарли с ножом в руке и лежащего на полу Люкаса, он даже не перестал улыбаться.
- А что, операция закончилась? – спросил он, обнажив выпирающие кривые зубы.
- Как видишь. Сделаешь мне сейчас укол. Умеешь?
- Наверное, умею. Что колоть?
Он мог бы сбежать, мог бы элементарно завалить теряющего силы Мэнсона, но вместо этого взялся готовить укол, как ни в чём не бывало.
- Как тебя зовут? – спросил Чарли.
- Оттис. Оттис Тул. Ваш поклонник. Куда колоть?
После укола боль утихла не скоро и не полностью, но хотя бы можно было думать не только о ней.
Оттис слабоумно улыбался, переминаясь с ноги на ногу, как ученик на экзамене.
- Так, парень, теперь я хирург. А этот, - сказал Чарли, указав на Люкаса, - наш клиент. Поэтому, поручаю тебе полностью провести операцию. Для начала усади его на стул и хорошенько привяжи. Сможешь? Затем нам понадобится общий наркоз.
Оттис радостно бросился выполнять. Ему поручили то, что прежний хозяин всегда делал сам. Это означало повышение, признание его способностей, получение практического опыта. Прогресс на лицо.
Чарли сел на стол, смахнув оттуда хлам, и руководил процессом. Работа шла споро. Кровь била фонтаном. Бензопила ревела, пациент ничего не подозревая, находился в объятиях наркоза. Анестезию сделали наверняка, хотя и был вариант, что Люкас не выйдет из неё – дозу дали убойную. Но это уже не важно.
- Молодец, малыш! – похвалил Мэнсон Оттиса, когда тот всё закончил, наложив последнюю повязку. Я тобой горжусь. В доме есть большое зеркало? Тащи его сюда.
Оттис через пять минут вернулся с зеркалом, снятым в ванной.
- Поставь вон туда. Молодец. Теперь подойди сюда. Ты ведь хотел себе на память ухо?
Оттис радостно заулыбался. Чарли взмахнул рукой, одним движением отрезав парню ухо. Тот всё ещё улыбался, уставившись на лежащий на полу «локатор». Кровь брызнула, полилась за воротник.
- Бери, не стесняйся. Поднимай, я тебе сказал! – крикнул Мэнсон.
Парень неуверенно наклонился и в это момент Чарли загнал ему в шею, в самое основание черепа нож. По самую рукоять. Отиис упал, задёргал ногами, но вскоре утих.
И тут случилось невероятное – из Чарли ударила молния. Широкая электрическая дуга врезалась в потолок и ушла вверх. В самые небеса. Чарли трясло, из рта пошла пена. Он стоял, широко расставив ноги, неестественно выгнувшись и открыв рот в немом вопле.
Длилось это чудо несколько секунд, после чего всё так же внезапно прекратилось.
Чарли в недоумении осмотрелся и увидел, что тело Оттиса съёжилось и стало похоже на мумию, а Чарли, наоборот, почувствовал себя бодрым, полным сил. И рана на руке совсем не болела. И томило страстное желание бороться со злом. И забирать у него жизни, силы, энергию. Для того, чтобы сбылось предсказание хунгана о его, Мэнсона, великой миссии.

Как только включился свет, Гитлер встал с кресла, заложил руки за спину и стал расхаживать по комнате, нервно закусывая губу. Остановившись, он ткнул пальцем в белую простыню экрана.
- Что это было? – закричал он.
Продюсер и режиссёр Изя Шельменович вжался в кресло и пробормотал:
- Это…это то, что вы просили.
- Я просил это?! Это называется пропагандистский ролик Третьего Рейха?
- Ну, да, а шо? Шо не так? Вы просили кино и немцы? Просили. У нас их есть.
- Это насмешка, провокация или тупость? Как это назвать?
- Я вас не понимаю. – Изя развёл руками. – Как вам это нравится?Я сделал всё, как вы просили. Всё рассчитано на молодёжь. На прыщавую надежду нации. С учётом новейших течений и тенденций в мире шоу-бизнеса. Какие претензии, Адик?
- Изя! – закричал Гитлер и вдруг забубнел под нос: - Спокойно, Адик, спокойно. Не кричи. Успокойся. Так. Я спокоен, я релаксирую. Всё в порядке.
- Адик, с вами всё в порядке? Как вы себя имеете? – забеспокоился Изя, поправляя ермолку.
- Я доверил вам важную миссию по поднятию националистически-фашистского духа у молодёжи, по укреплению коричневых ценностей мирового господства. А вы что сделали? Кто эта обезьяна?
- Это Тимати…
- Это что, реклама шампуня?
- Да, - на всякий случай  Изя.
- Почему в эсэсовской форме негры?
- Ну, немцы совсем не умеют рэп. Понимаете, у негров это получается так, шо все немцы от зависти грызут ногти.
- Что это за тёлки на подпевках??? Это что, немки?
- Адик, не в обиду. Мы пробовали немок. Пробовали, но…
- Но, что? Не распробовали?
- Адик, они страшные. А молодёжь любит красивых.
- Вы что, девок из Харькова взяли для съёмок?
- Ну, почему из Харькова? Почему сразу из Харькова? – возмутился Изя.- Из Николаева. И ещё две полячки. Приятные финтифлюшки, лялечки в самом смаку? Вы что, хотели видеть ваших усохших вобл со страшными шнобелями? Они же даже к пиву не годятся.
- Изя! Где здесь Рейх, я тебя спрашиваю?
- Только не надо щёки раздувать! Ну, как где? Там свастика везде, орлы, форма фашистская на певцах. Всё, как вы просили.
- А цыганский хор зачем?
- Для колорита. Просто подумали что…
- Неужели не нашлось арийских исполнителей?
- Немецкая эстрада как-то не в моде у молодёжи. Молодёжь любит хип-хоп. Тем более, послушайте текст. Очень актуально. Третий Рейх, Третий Рейх! Йо-йо! Правим планетой, Гитлер наш шейх. Победа, победа, йо-йо, с утра до обеда!!! Очень актуально. Почти как у Гёте.
- Но зачем в ролике индейцы? При чём тут голодающие дети Африки?
- Как? Вы что? Это модно! Дети Африки – это главная фишка любого социально-направленного ролика. Это стопроцентный успех. Адик, давайте расчет. Мы выполнили работу. Заплатите, и мы с вами не знакомы. Я вам ролик, вы мне евро.
- Какое евро? У меня дойчмарки.
- Адик, вы мне что хотите сказать, что евро не будет?
И тут фюрер сорвался. На фоне несчастной личной жизни, потерянных усов и исчезновения Мэнсона, нервы дали сбой. И он заорал, затопал ногами, замахал руками.
- За провокацию и подрыв устоев фашизма ты сгниёшь в подвалах Гестапо!!!
- Адик, посмотрите на себя в зеркало. Я вообще не уверен, что вы и есть Гитлер. У Гитлера усы, а у вас…
- Ах ты…!!! Усы у меня отрастут, а вот твоя голова…
- Адик, ну шо вы меня пугаете?У меня в гестапо столько друзей, шо вам и не снилось. Вы даже не подозреваете, кто меня пугал за всю мою несчастную жизнь. Вы по сравнению с ними младенец. Давайте так – я сделал вам красиво, вы мне сделаете богато. Или одно из трёх. Выбирайте сами – е будет расчёта, завтра сюда съедутся все жиганы с Молдаванки и устроят взятие Берлина. Поверьте, они ещё скажут мне спасибо. Не останется ни одного целого кармана, ни одной нетронутой сберкассы. Или я сейчас позвоню моей Сарочке, и когда узнает, что она из-за вас не сможет купить себе новую брошку, от Рейхстага кирпичика не останется. Зогу позвонить прямо сейчас.
- Не надо! – Крикнул Гитлер.
- А! Вы тоже знаете Сарочку! Адик, ну что вам не нравится? Дались вам эти цыгане. Все хотят кушать. Поверьте, они месяц не будут воровать и гадать на Фридрихштрассе. Потому, что я дам им обещанный гонорар.
- А индейцы?
- Не крутите мне мои фаберже. Адик, давайте так -  я забуду ваш антисиметизм, а вы мне ни слова промолчите про индейцев. Индейцы – это круто. Адик, я всю жизнь делаю социальную рекламу. Пропаганда и выборы – это мой конёк. Изя вне политики, Изя в бизнесе. Наше дело правое: рубить капусту - и никаких гвоздей с шифером. Но у меня тоже есть принципы, которые мне пришлось растоптать, снимая ваше коричневое говно. Я даже не прошу компенсацию за моральный ущерб. Просто дайте мне гонорар. Я не пойму, кто из нас еврей? Вы себя ведёте как последний поц. Не смущайте барышень.Хитрым и жадным должен быть я, но шо я вижу – Адик, я от ваших афёр немного больной. Гоните бабки, и я пошёл есть куру, а вы-тушоную капусту. Все довольны. Сара купит брошку, я новый дилижанс. А вы получите шикарный ролик от Изи Шельмановича. Это не ролик, это
И тут с последних рядов кинозала раздался ангелский голосок Евы:
- А по-моему очень мило.
- Ева! Что ты тут делаешь?
- Я всегда интересовалась делами государства. Мне всё понравилось. Я прямо вся воспряла и готова идти на войну за Родину, за Гитлера.
- Ты серьёзно?
- Конечно. Негры в немецкой форме очень сексуальны. Я прямо вся горю.
- Хорошо, Изя, вот вам гонорар. В марках. Разменяете где-нибудь. – Гитлер сунул пачку денег режиссёру.
- О! Вы мне сразу начали нравится.  – Изя принялся слюнявить купюры.
- Да там всё точно.
- Только не учите меня бухгалтерии. Бабки любят, когда их трогают.
- Идите уже! – Гитлер вытолкал Изю из кинозала и, закрыв дверь, повернулся к Еве. -  Ах, моя любовь, ты меня заводишь.
- Дорогой, был бы ты негром, или хотя бы индейцем…  А у тебя есть номерок этого талантливого режиссёра? Может он меня снимет в своём следующем опусе? Я ему всё таки жизнь спасла. Может, догоню его… – Ева чмокнула Гитлера в щёчку и выбежала из зала. – Изя! Подождите!


- Семёрка бубей, - обречённо сказал Пржевальский, вытянув из колоды карту.
- Отлично. Семь шалбанов. Подставляйте лоб.
- Паша, пожалейте, уже голова трещит.
- А вы думаете, мне легко. Раз! – Павел щёлкнул академика по лбу. – Я вам предлагал на деньги играть. Предлагал? Два! У меня тоже пальцы уже посинели вас по лбу стучать. Три! И ухо облезло. Четыре!
- А у меня сливка на носу. Что я жене скажу?
- Отыгрываться будете? Пять! Шесть! Семь! Вот и всё. Сдавайте.
На верхней полке заворочалась Мата Харри, пробормотала какую-то невнятицу и от души выстрелила гороховой пулей.
- Чёртов Актимель, - выругался Пржевальский, зажав ноздри пальцами. - Идемте, покурим. Пусть проветрится. Послал Бог попутчицу.
- Час назад вы были совсем иного мнения.
Выйдя в тамбур, закурили, многозначительно помолчали, думая каждый о своём.
- А я вот подумал, - сказал Павел, - я готов уступить вам даму. Учитывая ваш авторитет, годы и схожесть со Сталиным, пожалуй, забирайте себе девушку. Не буду ставить палки в колёса.
- Нет уж, спасибо. Оставьте себе. Вы, наверное, любите таких легкодоступных, пьющих барышень.
- Ладно, вы докуривайте, а я к проводнику за водкой. И продолжим в картишки? Ночью нам уснуть не удастся. Застрелят во сне к чертям собачьим. Прокоптят.
Перетащив невменяемую шпионку в купе, мужчины с большим трудом уложили её верхнюю полку, а сами сели играть в карты. На деньги академик играть отказался, поэтому проигравший вытаскивал карту из колоды, которая определяла наказание. Масти выбирали шалбан, сливку, ухо или подзатыльник. А сама карта количество. Семёрка бубей значила семь шалбанов. За час игры они отбили себе пальцы, сопернику голову. У Павла ухо горело красным, а у Пржевальского красовалась сливка на полноса. А Мата Харри мирно сопела, время от времени пуская голубей.
Павел принёс очередную бутылку. Разлили, выпили за дам, как настоящие гусары.
- Надоело мне в карты играть. – Пржевальский разлил ещё по одной. – Павел, а зачем вы в Нью-Сити едете? Если не секрет. Говорят, что не за горами катаклизм, что начинает сыпаться штукатурка мировоздания. Вы ничего не слышали?
- Слышали. Седой Старик на горе мне сказал о каких-то бродягах. Вот, еду новости смотреть в интернете.
- Странно, как устроен мир – одна ошибка, и всё, зацепилось и пошло наперекосяк. Вот так и люди, живут-живут и умирают.
- Академик, идите спасть. Вы уже бред несёте. Какие люди умирают?
- Не обращайте внимания. Я, пожалуй, лягу.
Великий путешественник и академик естествознания хлебнул ещё водки на сон грядущий и сразу вырубился.