3. Царь, Пушкин и две красавицы. В. Блеклов

                Владимир Блеклов
                3.
                Царь, Пушкин и две красавицы
              Заканчивая же разговор о предыстории заговора, подчеркнем, что этот, только что обозначенный,  выше, период жизни нашего Великого поэта - до сих пор еще очень  мало исследован пушкинистами из-за явного увлечения, ими, версией П.Щеголева. Мы дали вам здесь, всего лишь, самую простейшую схему основных событий. Которые и приведут, потом, к трагической развязке судьбы Гения. Период этот, кстати, очень динамичен во всех отношениях.
              Здесь мы видим, к примеру: и усиливающееся, со всех сторон и направлений, давление царя на поэта; и самого, буквально мечущегося во многие стороны, Пушкина; и страстное его стремление вырваться из оков, в которые его неумолимо заковывал царь-жандарм; и его, по сути дела, весьма отчаянные попытки как-то устроить свою личную жизнь; и его, весьма активное, участие не только в, так называемом, последекабристском движении, но и - в общественном осмысливании того, что же произошло на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.
              В активном участии и в осмысливании событий потому, что именно в эти годы он самым активным образом участвует в последекабристском движении. В добавление к выше изложенному  материалу ходатайствует, к примеру, за поэта Мицкевича и за овдовевшую графиню Раевскую. И становится, практически, первым историком по декабристскому движению. Тайно, но точно, написав нам, при этом, и только что выделенную, выше, Историю по декабризму.
              Смотрите, к примеру, книгу Г. Невелева «Истина сильнее царя», где автор и раскрывает, нам, пушкинскую Историю о декабристах. Она, кстати, еще даже не вошла, - как отмечает только что названный,  выше,  автор! - в научный обиход современных пушкинистов и историков. Скорее всего, не вошла и по причине появления - именно нашего времени. Однако вернемся, все же, именно к Пушкину того периода.
              А он, отчетливо понимая, что такое николаевский царизм, делает, именно в это время, три, по сути дела, отчаянные попытки вырваться за границу: в Париж, в Италию и - в Китай. Ему, естественно, отказывают. Осознав это, - и отчетливо понимая, что «дружественный» патронаж может обернуться жесточайшей николаевской «немилостью» к нему! - пишет ходатайство о зачислении, его, на службу в армию. Здесь - тоже получает отказ.
              Осознав свою холостяцкую неприкаянность, начинает, с 1828 года, свой длительный марафон неудачного сватовства к различным девицам на выдание замуж, их.  В частности, своего неудачного сватовства - к Олениной (Здесь он, как свидетельствуют только некоторые пушкинисты, наверное, сам инстинктивно, - то есть как мужчина! - отказался от только что выделенного, выше, сватовства.). И так далее. 
              Кстати, в декабре 1828 года он впервые увидел Н.Н. Гончарову и был поражен ее красотою. Вот как этот эпизод передает Е. Драбкина в своем  эссе: «Зимой 1828/29 года на одном из московских балов он встречает одетую в белое воздушное платье стройную девушку, поразившую его своей красотой, которую все называют  романтической».
              И, тоже, кстати, примерно в это же время заприметит, Н.Н. Гончарову, и царь Николай I, тоже побывавший, в это же время, в Москве. Случайно ли всё это? Мне думается, что, может быть, и не совсем  случайно. Ибо именно Толстой-американец, ставший удачливым сватом Пушкина, ранее, - то есть еще в конце послелицейского периода! - распустил о поэте слух, что его высекли в Тайной канцелярии. За что Пушкин, разобравшись в этом, и вызвал, его, на дуэль. Которая была, потом, погашена.
              А Толстому-американцу сходили с рук его дуэльные инциденты потому, что он имел, за своей  спиной, очень могучего покровителя. Некоторые пушкинисты называют и его имя. Это – сам граф К.В. Нессельроде, заклятый враг поэта.
              Кстати, примерно в это же время поэт встречается и с одесской знакомой, тоже являющейся  - агентом Бенкендорфа. Знакомой, о которой говорят, кстати, тоже только некоторые пушкинисты. Так что и здесь – не всё спокойно. И – благополучно для поэта. Скорее всего, что это  тайный контроль, над  Пушкиным, со стороны Бенкендорфа.
              Но и здесь надо, всё же, основательно разобраться во всём. И именно - профессиональным пушкинистам. Мы же просто выделяем, здесь, и некоторые другие подробности из жизни нашего Великого поэта.
              Потом, уже «ведя», себя, к женитьбе, вдруг неожиданно, но страстно, влюбляется во внучку Кутузова, в графиню Д.Ф. Фикельмон. В графиню Фикельмон, приехавшей в Петербург, с австрийским мужем-посланником, в середине 1829 года. И с графиней, с которой предположительно познакомился, как отмечает пушкинист Н. Раевский в книге «Портреты заговорили», в ноябре-декабре 1829 года.
              Другими словами, сразу же после своей поездки, летом этого же года, на Кавказ к декабристам (Как мы уже упомянули выше, ему и почти за самовольную поездку, на Кавказ, «аккуратно вымыли голову». А, потом,  когда он несколько раз съездил то в Москву, то в Петербург, в самом прямом смысле «вышколили». Прямо указав ему, при этом, что он должен брать разрешение, у Бенкендорфа, и на эти поездки.). Однако вновь вернемся именно к  возникшей любви поэта к внучке Кутузова.
              А он внезапно, но страстно, влюбившись во внучку Кутузова (декабрь 1829 – первая декада марта 1830 года), буквально в самом прямом смысле - сбежит от этой любви. 12 марта 1830 года, уедет -  в Москву. Как пишет Н. Раевский, «именно с целью упорядочить свою мятущуюся жизнь». С чем я, собственно, согласен.
              Кстати, отзвук этой, тоже «могучей страсти» (Как в случае, наверное, с графиней Е.К. Воронцовой в Одессе.), мы ярко видим не только в его восьмой главе «Евгения Онегина», - где главный герой тоже бежит от своей любви к замужней, уже, княгине Татьяне! – но и в некоторых других произведениях нашего Великого поэта.
              Так Н. Раевский, в книге  «Портреты заговорили», прямо указывает, что прототипны, - для Д.Ф.  Фикельмон! - не только роман «Евгений Онегин». В восьмой главе, которого, образ замужней, уже особо подчеркнем это, княгини Татьяны, - как и замужней графини Д.Ф. Фикельмон! – вдруг стал, - и до конца жизни! – любимейшим образом самого поэта.
              Но и прототипны, для графини, и  некоторые другие произведения поэта того периода: «Египетские ночи»; набросок «Мы проводили вечер на даче», где «княгиня Д» - тоже Дарья Федоровна. И так далее.
              Вот что пишет он, хотя бы коротко, о названных, выше, пушкинских произведениях: «Предположение о том, что Фикельмон отчасти послужила прототипом любимой героини Пушкина, ставшей дамой большого света, высказывались многими» (Роман «Евгений Онегин»; - пояснение В.Б.).
              «Беру на себя смелость высказать еще одно предположение. Образ графини Фикельмон запечатлен и в «Египетских ночах» (Пушкинские «Египетские ночи»; - пояснение В.Б). «Прототипом «княгини Д»,набросок «Мы проводили вечер на даче», также является графиня Фикельмон».
              От себя добавим, что прототипной, - я бы даже сказал – очень точно прототипной! – для Д.Ф. Фикельмон оказалась, - как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам! - и тайная «Пиковая дама». Где Пушкин не только через рассказ П.В. Нащокина, записанного, в 1851 году, П.И. Бартеневым, но и через свои зашифровки, - многие из которых уже раскрыты в книгах «За что убили Пушкина» и «Пушкинские тайнозаписи»! - прямо и с однозначностью, называет, нам, имя и отчество графини Д.Ф. Фикельмон. Смотрите, к примеру, выше, - в первой и во второй книгах моего исследовательского  цикла! -  только что указанную, вам, пушкинскую тайную запись.
              Кроме того, существуют, как вы уже тоже знаете по моей второй книги: и письмо, Д.Ф. Фикельмон, к Пушкину в Москву, датируемое Н. Раевским 19-20 апрелем 1830 года; и ответное, 25 апреля 1830 года, письмо поэта к графине.
              А главный тайный смысл, этих  писем, что они, то есть Пушкин и внучка Кутузова, остаются - в «дружественных отношениях». А интенсивная тайная переписка между Долли Фикельмон и Пушкиным, - переписка декабря 1832 года, кстати! - тоже тайно зафиксированная поэтом, в «Пиковой даме».
              Переписка, зафиксированная под видом переписки Лизаветы Ивановны с Германном. И предположение о реальном существовании, которой (то есть переписки), выделил нам, в  книге, всё тот же пушкинист Н. Раевский. Приведем пример-факт из его книги: «Не о своих ли письмах к графине Пушкин говорит в той же «Пиковой даме»?».
              Ярчайший же «взрыв» этой, глубоко запрятанной, но могучей, страсти, произойдет у Пушкина, как вы увидите уже в конце предлагаемой вам, сейчас, книги,  в мастерской знаменитого художника К.П. Брюллова. Так что всё, что мы написали выше о предыстории заговора, в принципе, составляет, там, только лишь реальную, но самую простейшую схему её.
              В действительности же жизнь Пушкина, в выделяемый здесь период, просто кипит от напряжения и динамичности. Если ещё добавить, здесь, что именно с 1828 года поэт приступает к созданию, - и к публикации! – своих самых тайных работ и произведений. Произведений, о которых мы уже довольно подробно рассказали, вам, во второй книги моего исследовательского цикла. Однако вновь вернемся именно к поэту того времени.
              А он, внезапно уехав в Москву, собственно и заканчивает, там – довольно-таки затянувшийся  марафон со своей женитьбой. А по сути дела, еще раз выделим, сбежав от любви к Дарье Федоровне, которая ему, в общем-то, - если еще учесть и его роман с её матерью, с графиней Е.М. Хитрово! - ничего, кроме громкого скандала, не сулила. И заканчивает, его (то есть марафон по женитьбе), не без помощи, опять же, царя.
              Царь, как известно из той же пушкинианы, дал, поэту, некую бумагу. Подтверждающую - лояльность власти к нему. Дал, разумеется, через Бенкендорфа.
              В каком отношении царь участвовал в женитьбе Пушкина (В отношении «доброго царя» или, наоборот, хитрого соперника.) до сих пор не только не выяснено, но и, как я проследил по пушкиниане, даже не особо поднято пушкинистами. Однако вернемся к Пушкину той поры.
              Как вы знаете по пушкиниане, 6 апреля 1830 года, в первый день пасхи, судьба, его, все же решилась. Поэт вторично сделал предложение Наталье  Ивановне Гончаровой, матери Таши, и, на этот раз, оно было принято. И, с  6 мая 1830 года, когда было разослано печатное извещение о помолвке, поэта, с Н.Н. Гончаровой, дело пошло, уже, к свадьбе. 18 февраля 1831 года Пушкин, наконец, обвенчался с 18-летней красавицей Наташей.
              Сватом был у него, - еще раз выделим! - именно Толстой-американец. После примирения, с которым, у поэта даже сложились, тогда, довольно-таки дружеские отношения. А Толстой-американец, еще раз напомним вам, был, для Пушкина-историка, не чем иным, как именно живым носителем идеи, или мысли, о засилье, - именно немцев! - в армии и в высших эшелонах власти в Российской империи.
              Что было, для Пушкина-историка, производящего истинную Историю России на свет в ракурсе тайного захвата высшей власти, в России, - через Самозванца! - именно англичанами и пруссаками, не только прямым подтверждением его разысканий по Истории нашего государства, но и, уже, самим фактом, подтверждающим именно его правоту.
              Здесь следует несколько строк посвятить и матери невесты, Н.И. Гончаровой, урожденной Загряжской. По некоторым сведениям, например, Е. Криштоф, она – внебрачная дочь. Но это – не столь важно. Важно, здесь, несколько другое.
              Вот что она пишет о Н.И. Гончаровой в своем эссе: «Только старики пускали умиленную слюнку воспоминаний: «Да, да, та самая, а как же душечка, та самая, что отбила у…» - глаза и дрожащий палец устремлялись в высоту недосягаемую! Имя теперь уже покойной императрицы Елизаветы Алексеевны и её фаворита Охотникова произносилось не всегда» (Более подробно о Елизавете Алексеевне и Н.И. Гончаровой, урожденной Загряжской! – смотрите в третьем эссе нашей первой книги.).
              Кстати, вспоминает вдруг, названный автор, и о прозвании Н.Н. Пушкиной, осенью 1831 года, «Психеей»: «Переехав из Царского Села в Петербург, Пушкина стала самой модной женщиной и получила прозвище: Психея (то есть всего-навсего – Душа. Не душа общества, разумеется, а – душа!)».
              Это первая особенность женитьбы Пушкина (Здесь я имею, в виду, особенность - по Н.И. Гончаровой, матери Наташи.). На наш взгляд, не особенно еще важная особенность. С точки зрения, разумеется, трагической развязки судьбы поэта.
              Сведения о Н.И. Гончаровой просто лишний раз подтверждают некоторые связи императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I, с мужчинами. Которые мы уже, собственно, и выделили, вам, в своих предыдущих книгах.
              К “помощи” же царя, в женитьбе  поэта, на Н.Н. Гончаровой, они, наверное, прямо не относятся. Ибо к 6 маю 1830 года, ко дню объявления помолвки, царь, скорее всего, еще не подошел к мысли убить Пушкина.
              Поэтому вернемся, пока, к Пушкину именно той поры. Но запомним, что и Николай I знал: как о «Психеи», так и об убийстве поклонника Елизаветы Алексеевны, гвардейского офицера А.Я. Охотникова!
              Выделим здесь, что и сам процесс женитьбы поэта, на Наташе Гончаровой, оказался,  тогда, весьма долгим. Поэтому, женясь, Пушкин не забывал, как вы знаете по той же пушкиниане, и свои литературные дела. Немало писал, в то время, создавая новые свои произведения.
              А, через ходатайство к тому же Бенкендорфу (После окончания ссылки обращение поэта, к шефу жандармов, стали весьма частыми.), наконец исхлопотал, у царя, и разрешение опубликовать своего «Бориса Годунова». Который и увидел свет, с известными уже, вам, изъятиями цензуры, в конце 1830 года (С датой издания – 1831 года.).
              А  описываем мы вам всё это, довольно-таки подробно, для того, чтобы наглядно показать, что и здесь царь был, - хотя бы по этим, весьма внешним признакам! - не категорично, как в случае с предысторией заговора, враждебен к поэту. Только к осени 1831 года возникает, - уже в Петербурге! – указанное выше николаевское, зловещее для поэта, прозвание, Н.Н. Пушкиной, «Психеей».
              Но наиболее важна, на наш взгляд, вторая особенность женитьбы Пушкина. Сбежав, от любви, к внучке Кутузова в марте 1830 года, Пушкин:
            - во-первых, отсутствовал в Петербурге, если учесть его приезд в Царское Село, с молодой женой, в мае 1831 года, больше года (Какие взаимоотношения складывались, в это время, у царя Николая I, с Д.Ф. Фикельмон, мы знаем, пока, только в общих очертаниях.);
            - во-вторых, женившись, и приехав в Петербург, оказался не только между двумя дамами, в которых был влюблен - одновременно, но и оказался, – при повторном увлечении, им, графиней Д.Ф. Фикельмон,  осенью 1831 года! – вновь перед «жандармским оком» самого Николая I.
              Вот это, еще раз выделим, и переполнило царскую «чашу терпения». Так что вариант «Психея», который мы выделили вам, выше, начинается, всё же, именно с осени 1831 года. Царь обратил внимание на Н.Н. Пушкину, - как на «ахиллесову пяту» поэта! - именно в это время. Так что здесь – тоже всё сходится. 
              Поэтому и перейдем к самому зарождению николаевского заговора против Пушкина.