СHЫ

В окно, наевшись снега, хлещет ветер,
И дробью рикошеты белых пуль.
Завеса - километр в километр,
И оголен на градуснике Нуль.

Мороз. Февраль нам мстит оцепенело,
Хоронит мысли, хороводит сны.
И я в бреду опять бреду несмело
В лугах ушедших, в запахах весны.

В годах, когда, как-будто на подмостках,
Играл я роль восторженный и злой
Когда за жизнь толковал Высоцкий,
Когда сиял, освобождая, Цой.

Когда опять, не получив ответа,
Срывался в пену, в водочный угар.
Когда друзей, укрыв навек от света,
Мне не вернул Кабул и Кандагар.

Когда Устав Армейский мне Сибирью
Лицо и сердце грубо обжигал
Когда не шаркали ногами перед гнилью
Когда арест за Дружбу не пугал.

Когда в запретке лаяли овчарки
Когда, не думая, за Правду шел на нож.
Тогда, когда в морозы было жарко,
Тогда, когда в жару бросало в дрожь.

Бреду, уже давно не спотыкаясь,
Но бьют в набат ухабы позади
Сигналят мне, унять меня пытаясь,
Коварно шепчут: «Тихо, пережди...»

Мне было проще там, где пел Высоцкий.
Мне легче было в двадцать – двадцать пять.
Иду упрямо, без сомнений, жестко.
Ничто не повернет дорогу вспять.

Но почему, когда уже у цели,
Когда барьеры преодолены,
Вдруг зябнут руки, холодно в постели,
И дрожью вновь ошпаривают сны?

15 февраля 2010 г.