Я иду

Колымой ли суровой простуженной, вниз по Каме ли, да с плотогонами, я шагаю единственно суженой, куполам улыбаясь поклонами.
Золотой ли осеннею нивою, или майской раскисшей грунтовкою. Бесшабашной, нетрезвой, счастливою, с топором ли, котомкой, винтовкою.

В горьких всхлипах зубовного скрежета, в драке, брагой с блинами разбавленной.
Всё мне внове, как будто и нежито, словно мною на после оставлено. 
Словно шёл, но не видел, не чувствовал, взгляд потупив рутиной зашоренный. И никто меня в путь не напутствовал, не давал прикурить Беломорины.

Шёл суровый раздумьями светскими, мимо изб в пятнах дыма чумазого, Что глазами невинными, детскими, мне смотрели во след синеглазово.
Мимо рек васильково-задумчивых, над озёрами рыбой звенящими. Мимо пьяных трактиров докучливых, по лугам, перелесками спящими.

Презирая судьбу и случайности, часть земли, эмбрион человечества. По великой бездонной бескрайности, что в веках называют Отечеством.
И раскатисто глоткой простуженной я ору с колокольными звонами, вдаль шагая единственно суженой,  куполам улыбаясь поклонами.