Пыльца в ботинке

Как счастливы, должно быть, насекомые, когда успешно доставляют пыльцу по нужному адресу. Они знают, что вовлечены в общее большое дело создания новых жизней – жизни тысяч растений, миллионов растений, семена которых осыпаются, разносятся по земле и рождают еще тысячи и тысячи, еще миллионы и миллионы. Это великое создание жизни. Вы слышали, как довольно жужжат пчёлы, когда садятся на цветок и нежно обвивают его своими лапками? Цветок рад бы захлопнуться; ему так лестно, что какая-то пчёлка облюбовала его запах и цвет. И он захлопывается, оставляя несчастное насекомое внутри себя. И вот, когда пыльца разносится ветром, насекомыми, попадает с одних растений на другие, падает на землю, орошается водой и образуются новые и новые растения, - когда всё происходит, ты чувствуешь, это никогда не закончится. Ты переживаешь радость и оптимизм, что так будет всегда.
А если пыльца все-таки не попадает куда надо? Если пчелы не справились с заданием? Что тогда? А если она попадает в чей-то ботинок? Тогда она навсегда остается там и ничего не вырастает, не плодоносит, не благоухает, не цветет. Вы просто носите ее в ботинке и даже не знаете об этом. А ведь она там и за нее так обидно. Обидно, что волшебный порошок природы – пыльца, из которой могли получиться много славных растений, - не сработает, и растения не вырастут. Тогда становится немного грустно, и тогда ты чувствуешь, что все это все-таки закончится, и что это касается и тебя.
Вы чувствовали себя когда-нибудь, как чувствует пыльца в ботинке? Я думаю, что да. Многие люди так себя чувствуют очень часто. Их называют неудачниками и как угодно еще. А я зову их пыльцой в ботинке. Но они могут и выбраться из этого ботинка. Если им помочь, конечно.


Они шли навстречу друг другу,  не зная, что их уже разделяла толстенная стеклянная стена. Вокруг летали молнии. Французы знают, как это называется. Удар молнии. Le coup de foudre. Белые, оранжевые, зеленые, золотистые. Они видели это и шли друг другу навстречу, как два крейсера, которые не могут остановиться. И все сверкало. Да, это незабываемо. Это происходит также и тогда, когда пыльца вылетает из вашего ботинка и попадает в чьи-то волосы. В чьи-то густые шикарные волосы. Тогда мысли- уже цветы. Они вырастают из головы и вплетаются в волосы. Это так красиво…И это видели только они.


Я закрываю глаза и представляю, что по потолку летают сизые бабочки. Они порхают, думают, что упираются крыльями в небо. Но они не знают, что это не небо, что небо не заканчивается. Я открываю глаза и бабочки исчезают. Я смотрю на мир снизу, лежа на спине, бабочки - сверху на меня, если они, конечно, меня видят. Но мы видим друг друга, хотя бы потому что они существуют только, если я захочу и только, когда я закрою глаза. Я быстро моргаю веками, имитируя крылья бабочек.


Рене говорили, что он шизанутый. Что нельзя столько внимания, времени и сил уделять мыслям о девушке, которую видел один раз в жизни. И делать это только потому, что, когда они шли навстречу друг другу вокруг них летали разноцветные молнии, а в волосах девушки прямо на глазах распускались пионы и маки.
«Так нельзя, - говорили ему, - ты сойдешь с ума. Не легче ли попытаться найти ее?»
«Найти ее?»- Хмурился Рене. – «В таком большом городе. Вряд ли. Кто знает, какое дело занесло ее туда, в переулок, где мы встретились. Возможно, она вообще нездешняя и приехала сюда просто так, погостить. Уедет и больше не приедет».
«Мда, Рене…Ты свихнулся!» - говорили ему друзья. Но Рене не свихнулся. Он не видел бабочек, не представлял их никогда. Его притягивали цветы в ее волосах: такие выдуманные и такие реалистичные одновременно. Зрительные галлюцинации? Этого с ним раньше не случалось.
Рене был совершенно нормальным, просто у девушки в волосах действительно распускались пионы и маки.
Впрочем, Рене было все равно, когда его обвиняли в сумасшествии.
Подумать только: Париж, маленький переулок в центре города и Она со своими цветами в волосах. И эти молнии. Просто рядом, наверное, находилась какая-то витрина, которая и  дала такой эффект. Он рассуждал так, потому что никто не верил ему, да и он сам себе не верил.
«Найти ее, - иной раз мелькала в голове Рене мысль, - но зачем? Что я скажу?
Да и поверит ли она мне? Захочет ли меня видеть? Интересно, увидела ли она молнии, увидела ли?»
Так Рене терзал себя мыслями еще очень-очень долго. Около года. И после этого он, конечно, не забыл ни девушку, ни молнии, ни цветы. Ему было интересно знать, что случилось с ней после этого вечера, изменилась ли ее жизнь так, как изменилась его? Вытрусила ли она пыльцу из ботинка? Развела ли на голове цветник, в Париже ли она сейчас?
Рене был счастлив. Возможно, не так как счастливы насекомые, когда доставляют пыльцу по адресу, но, тем не менее, он был счастливее многих своих знакомых. И кстати, его зрительные галлюцинации больше не повторялись.
Рене даже боялся встретить девушку, боялся знать, что на самом деле произошло в тот вечер, боялся разгадки этой замечательной тайны.
Он не хотел, чтобы это коснулось каким-то боком реальности, чтобы это получило объяснение. Реальность - везде. Она довлеет. А это было настолько сказочно, что Рене был против реальности.

Почему люди удивились бы, если бы увидели, как по улице идет женщина с часами - кукушкой вместо головы? Почему бы их это удивило? Потому что они не верят в сказки. «И меня бы это удивило», - подумал Рене. « Но не обрадовало. Кукушка мне ни к чему, - подумал он всерьез, - мне нужны цветы».

О, Мнемозина,  о богиня воспоминаний! Сотри мою память, сделай ее чистой как лист!
Нет, Рене не хотел ничего забывать. Он просто был счастлив. Он выбрался из ботинка и расцвел, он пророс в благодатной почве, - и больше не был пыльцой в ботинке. Чья-то нога, обтянутая носком, же не могла  ни раздавить его,  ни причинить ему боль, потому что он знал кое – что. Кое-что важное, что всем нужно знать.
Это то, что идя по улице вечером и увидев кого-то проходящего в ореоле сияющих брызг и молний, кого-то с цветами, распускающимися  в волосах – не пугайтесь, просто пришло время выбираться из ботинка